Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика) - Василий Минаков

— Какой, какой! Поднимайся сюда, увидишь. [27]

Цепко хватаясь за поручни на фюзеляже, техник проворно забрался на самолет.

— Черт знает что! — донесся вниз недоумевающий голос Осипова. — Вчера был, а сегодня нет... Просто чудеса какие-то!

Как выяснилось из дальнейшего, «чудеса» заключались в том, что, взлетев и окинув привычным взглядом приборную доску, Осипов вдруг обнаружил, что на ней нет манометра, показывающего давление масла в правом моторе. Накануне техник, заменяя прибор, переставил его на другое место — вмонтировал в борт кабины справа. Предупредить об этом летчика ему и в голову не пришло.

— Вот же он, тут, на виду! — искренне удивлялся обескураженный техник.

— Тьфу! — только и сказал Осипов и тут же запустил моторы.

Незадачливого техника буквально ветром сдуло.

К счастью, никого из ребят на аэродроме не было.

После Осипов объяснял:

— Понимаешь, Минаков, первый раз взлетал с боевой торпедой. Все внимание — к полосе, к тяге моторов, а он, сук-кин сын...

Это относилось к технику. Затем последовали выражения и покрепче. А мне опять вспомнился разговор с замполитом. Психология... У летчика одна, у техника другая. Ясно, что Осипов волновался, в первый раз идя на торпедный удар. Но технику это не видно. Даже сам Осипов вряд ли что замечал за собой. А вот на внимании отразилось. Опыт опытом, очевидность очевидностью, а порядок порядком. Обязан был техник о сделанном доложить. Тем более, если касалось кабины...

* * *

Но вот экипажем сданы все зачеты, лично комэском проверена у меня техника пилотирования — днем и [28] ночью, в простых и сложных метеоусловиях, — выполнено несколько полетов на практическое торпедометание, бомбометание, воздушную стрельбу... В моей летной книжке записано: «Общая оценка техники пилотирования — «хорошо». Допускаю к выполнению боевых заданий в дневных и ночных условиях».

11 ноября 1942 года, на двенадцатый день пребывания в гвардейском полку, получаю задание — воздушная разведка с целью обнаружения вражеских кораблей и гидросамолетов в третьем секторе.

Тщательно готовимся к вылету. Экипажем я доволен. Штурман Гриша Сергиенко хорошо подготовлен, имеет боевой опыт, энергичен, деловит и всегда в веселом настроении. Летать с ним — одно удовольствие. Сразу вписался в наш маленький коллектив и живой, сноровистый Саша Жуковец.

Сергиенко предлагает свой план полета: обогнуть сектор с моря, подальше от берега, чтобы не спугнуть противника, а на обратном галсе на малой высоте тщательно осмотреть прибрежные воды и побережье. Я соглашаюсь: метеосводка не радует — низкие облака, моросящий дождь, сильный боковой ветер. Видимость близка к нулю. Может быть, на обратном пути прояснится...

Взлетев, подворачиваю под ветер и почти сразу окунаюсь в молоко. Скрыто все: земля, море, небо. Целиком переключаю внимание на пилотажные приборы — «слепой» полет. Через тридцать минут в облаках появляются небольшие разрывы. Идем на высоте сто пятьдесят-двести метров, держась под густой облачностью. Время от времени в прорезь приборной доски взглядываю на штурмана. Сергиенко с линейкой в руках деловито колдует над картой, следит по приборам за силой и направлением ветра. Успевает просматривать и простирающуюся внизу морскую гладь, подернутую клочьями тумана. [29]

На траверзе Керченского пролива обнаруживаем небольшую шхуну. На палубе только один человек, машет нам белой тряпкой. Вероятно, рыбак...

Ничего больше за все три часа встретить не удалось.

На обратном пути пролетаем вблизи Туапсе. Город сильно разрушен. Всю эту осень армады фашистских бомбардировщиков обрушивали на него смертоносный груз, намереваясь стереть неприступную крепость с лица земли. Почти беспрерывно кипели воздушные схватки. Дорого обходился врагу каждый налет на город. Отважно дрались здесь летчики 32-го истребительного авиационного полка ВВС Черноморского флота. Только за пятнадцать дней, отражая массированные налеты на порт, они сбили свыше пятидесяти немецких самолетов.

Командовал полком Наум Захарович Павлов. Он лично водил своих «ястребков» в бой и без победы не возвращался.

23 сентября противник произвел несколько массированных налетов на Туапсе. Самым крупным из них был последний. Павлов первым взлетел навстречу армаде врага, за ним устремились его питомцы. Дав команду к бою, бесстрашный командир атаковал головной бомбардировщик. Гитлеровский бомбовоз вспыхнул и, объятый пламенем, рухнул в море. Загорелся и пошел на снижение второй; изрешеченный пулями, потянул вниз третий. «Ястребки», воодушевленные примером командира, отважно врезались в строй «юнкерсов», фашисты стали беспорядочно сбрасывать бомбы куда попало...

Но в этом бою погиб и сам Павлов.

Проходя траверз Лазаревской, мы увидели стремительно взлетающие маленькие машины. Воспитанники и боевые друзья Павлова вылетали на перехват очередной группы вражеских бомбардировщиков. Мы знали их: Литвинчук, Стариков, Снесарев, Зюзин, Колонтаенко, Наржимский, Щербаков, Кисляк...

На стоянке нас встретил Михаил Беляков. [30]

— Как матчасть работала, командир?

— Спасибо, порядок!

Скрывая довольный блеск глаз, техник внимательно оглядывает машину. Пробоин на первый раз нет. Подзывает своих помощников, дает указания, где что проверить.

Вечером в комнату, где поселилась наша четверка — летчик Дулькин со своим штурманом Коршуновым и я с Сергиенко, — заглянул замполит эскадрильи.

— Отдыхаем? Ну как, Минаков, полет?

— Ничего не удалось обнаружить...

— Еще обнаружите! Как экипаж?

— Все хорошо работали, товарищ гвардии майор!

— Работали? Правильно. Именно так и надо — работать! Верю, что эскадрилья пополнилась новой полноценной боевой единицей.

Скупые слова. А как они радуют душу! Особенно, если «не удалось обнаружить»...

Обычная, рядовая работа.

13 ноября. Задание на разведку в том же секторе — близ Феодосии. Погода опять не балует — на маршруте сильный встречный ветер. А в районе поиска на синоптической карте жирное «Н» — низкое давление, циклон.

Выруливаю на взлетную полосу. Привычное легкое волнение, когда самолет трогается с места для разбега. Несколько секунд — и он в мягких объятиях неба.

Серые плотные облака, вспаханное штормом предзимнее море. Между ними пустое пространство — двести метров по высоте. В нем — в хлестких налетах дождя, в рваных клочьях тумана — наш маленький деловитый мирок...

— Приближаемся к району поиска, — негромко докладывает Сергиенко.