Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика) - Василий Минаков

Противник всячески стремился перерезать эту коммуникацию. Его подводные лодки рыскали у самого побережья; дошло до того, что одна из них всплыла и обстреляла из своих пушек поезд, шедший вдоль берега. Торпедные катера, базирующиеся в Киик-Атлама, в Феодосии и Анапе, производили ночные набеги на корабли и транспорты, курсирующие между Туапсе и Новороссийском.

Действия вражеских подлодок и торпедных катеров у береговой черты обеспечивали гидросамолеты «Дорнье-24». Держась вне зоны действия зенитных батарей, летая на сверхмалых высотах, они назойливо висели над морем, пока не появлялись наши истребители. Их приближение они улавливали своими бортовыми радиолокационными станциями и своевременно уходили в сторону моря. Выждав, появлялись снова. Цель их полетов была очевидна: получить сведения о выходе в море наших кораблей и конвоев. Дерзость гитлеровских летчиков доходила до того, что они садились на воду вне досягаемости огня с береговых постов и оттуда часами спокойно вели наблюдение.

Командование Черноморского флота принимало все меры, чтобы не допустить срыва морских перевозок вдоль побережья. Важнейшая роль в борьбе с обнаглевшим врагом отводилась морской авиации. Для борьбы с торпедными катерами и сидящими на воде гидропланами в нашем полку в кратчайший срок несколько самолетов было переоборудовано и вооружено реактивными осколочно-фугасными снарядами калибра 132 миллиметра. Особое внимание уделялось воздушной разведке. Она должна была вестись постоянно и целенаправленно. Штаб полка разработал план, предусматривающий систематические полеты самолетов-разведчиков в заданных секторах, на которые были разбиты требующие постоянного внимания районы моря и побережья. [24]

Дежурю по старту на аэродроме. Тишина. Все, кому назначено, вылетели, возвратятся не скоро. Неожиданных заданий не поступает. Вспоминаю вчерашний разговор с замполитом. Дело сдвинулось, завтра начнем тренировочные полеты. Потом зачетные. Проверяющий комэск. Как ни смешно, волнуюсь. Привычка? С детства, с экзаменов в школе, с первых полетов в аэроклубе, в училище... В общем, в крови. У каждого, верно. Заставь хоть и Чумичева, даже и командира полка...

В небе возникает знакомый прерывистый звук... Разведчик! Каждый день пролетает вот в это время, если есть видимость. Быстро свертываю посадочные знаки, вглядываюсь в слепящую синеву. Ну да, тем же курсом идет, на восток. Нас он обычно не замечает.

Но что это? Поворот... Захлопали зенитки. Ну да, сюда! От фюзеляжа отрываются черные точки...

Только и не хватало — погибнуть на аэродроме! Лежа на спине, рассчитываю, куда упадут бомбы. Целит в стоянку, вражина! Вроде с недолетом идут. Значит, здесь разорвутся, на старте...

Поворачиваюсь, прячу лицо в пыльную колючую траву, жарко нагретую солнцем. Свист обрывается, под животом дважды вздрагивает земной шар. В уши надавливает, как при большой перегрузке в полете...

Бух-ух!.. Комья земли, осколки... Все? Приподнимаю голову, вслушиваюсь. Перед носом, как ни в чем не бывало, ползут по стебельку две букашки с полированными крылышками. Вроде бы не свистит больше. Или оглох? Вскакиваю, ищу, где упали бомбы. Ну да, недолет! Не дотянул на боевом курсе фашист, с первого залпа зениток в штаны наложил. Или сам, или его штурман. А может, и оба...

Опять тишина. Птицы запели. Удивились, наверно, — гроза без дождя. Впрочем, гроз в эту пору уже не бывает... [25]

От стоянки идут краснофлотцы с лопатами — зарывать воронки. Махаю, чтобы помогли выложить знаки. Вот тебе и курорт?!

* * *

И еще одна, вовсе уж не курортная, встреча. Как бы не с тем же самым фрицем. В порядке психологической подготовки, пошутил бы, наверное, замполит. Нам в тот момент не до шуток было...

Предстояло выполнить «слепой» полет. По приборам, в наглухо зашторенной кабине. Облачность была низкая, и мы со штурманом решили пробить ее. Уйти в сторону моря и уже там потренироваться.

Слой облаков оказался толстым. Высота полторы тысячи, две... Постепенно проясняется, но лечу еще по приборам. Вдруг крик:

— Командир, самолет!..

Ничего не соображая, моментально перевожу машину в горизонтальный полет.

— Ух! — голос штурмана. — Заслонил все небо...

— Как привидение! — выдыхает Панов.

— В чем дело?

— «Юнкерс»... Чуть не таранили в брюхо! Прямо на него вырулили, — отдышавшись, объясняет Сергиенко. — Счастье, ты отдал штурвал, командир. Если бы отвернуть вздумал, непременно задел бы крылом...

Вздумал... Было время мне думать. Представляю в уме картину. По спине с опозданием ползут мурашки. Несколько минут летим молча.

— На большой скорости шел, не успел ему врезать! — оправдывается Панов.

Где там врезать, сами хоть уцелели.

— На землю передал о встрече с вражеским разведчиком?

— А как же, командир! В ту же минуту.

Кто-кто, а Панов свое дело знает. Если бы и воткнулись, и то бы, наверно, успел сигнал передать. [26]

Зашториваю кабину, перехожу в «слепой» полет.

— Внимательнее следить за воздухом!

Предупреждение явно излишнее.

Когда на земле поделился впечатлениями, бывалые гвардейцы только руками развели:

— Чего на войне не бывает!

Прежний мой замкомэск Степан Осипов подозрительно прищурился:

— Надо, пожалуй, получше к тебе присмотреться, товарищ Минаков. Чуть не до поцелуев дошло у тебя с этим фрицем.

Я не остался в долгу:

— Да, приборы иногда подводят...

Осипов сразу скис. Гвардейцы переглянулись, не понимая. Поймав отчаянный взгляд Степана и выдержав паузу, я великодушно перевел разговор на особенности «слепого» полета.

А дело было так. Осипов, опытнейший летчик, в прошлом инструктор нашего родного Ейского училища, был допущен к боевым полетам почти сразу, как прибыл в полк. Вчера его экипаж должен был вылететь на поиск и торпедирование плавсредств противника. Я дежурил по старту и, дав отмашку, наблюдал, как «крылатый линкор» Осипова, отягощенный шестиметровой торпедой, мощно взревел моторами, уверенно разбежался, взлетел, начал с натугой взбираться в небо и... вдруг повернул и пошел на посадку.

«Что-то случилось!» — с тревогой подумал я.

От капонира без шапки бежал обеспокоенный техник.

Осипов зарулил на ближайшую стоянку и выключил моторы.

— В чем дело, командир? — крикнул техник, когда отодвинулся колпак фонаря.

— Прибор потерял... — рассеянно ответил Осипов.

— Какой прибор?

— Какой, какой! Поднимайся сюда, увидишь. [27]

Цепко хватаясь за поручни на фюзеляже, техник проворно забрался на самолет.