Зима в Сокчхо - Элиза Шуа Дюсапен

— Ну и темнотища, — сказал он, поморщившись и поднимаясь на ноги.

— Зима ведь…

— Да, верно.

— Мы привыкли.

— Правда?

Он стряхнул с пальто лед; лицо раскраснелось от холода.

— Да, — солгала я.

Потом огляделась.

— Ну да, фонари, неоновые вывески и все такое… Мы привыкли.

Керран смахнул лед с перчаток. Указав на упавшее на землю одеяло, я спросила:

— Идете сдавать белье?

Не уловив иронии, Керран поднял одеяло. Он пролил на него чернила и извинялся. Похоже, Керран и вправду был расстроен. Пустяки, сказала я.

— Значит, можно отстирать? — спросил он с явным облегчением.

Я протянула руку за одеялом. Однако Керран покачал головой:

— Если не ручаетесь, что пятно можно вывести, лучше не забирайте.

— Конечно, можно, — ответила я.

— Так я положу его в машинку и запущу стирку?

— Погодите, для чернил нужно особое средство.

Он поник.

— Оставьте одеяло у себя в комнате, я потом сама заберу.

— Так не годится. Давайте я все-таки отнесу его, куда нужно.

Я уже опаздывала к маме, но вообще-то была рада этой неожиданной встрече.

В прачечной я рассказала Керрану, что нашла в Интернете некоторые его рисунки. Он спросил, читала ли я сам текст комиксов. Толком нет. Но мне любопытно.

— Скоро ведь выйдет ваша новая книга, верно?

— По крайней мере, так думает издатель.

— В чем же заминка? Нет вдохновения?

Керран усмехнулся.

— Вдохновение — лишь крупинка в процессе работы.

— А у вас хорошие рисунки.

Мне пришло в голову, что я толком не знаю объективных критериев, чтобы судить, хорошие рисунки или нет.

— То есть они мне понравились.

Вот бы Керран не стал расспрашивать, что именно мне понравилось в его почерке, тем более что разговор шел на английском. А по-французски я не произносила ни слова вот уже два года. Я капнула на одеяло пятновыводитель, и было как-то неуютно чувствовать Керрана у себя за спиной. В прачечной влажно и жарко, а я не смазала подмышки дезодорантом. Чуть погодя Керран вышел. Я развернула одеяло. Из него выпала рубашка, в которой он был в тот вечер, когда рисовал женщину. Кончиками пальцев я пощупала ткань, вдыхая уютный льняной запах.

* * *

Под маминым наблюдением я мерила в магазине традиционные наряды — в конце концов выбрали красный с желтым, это цвета молодости. Жакет с пышными рукавами, шелковая юбка — до пят, с высокой посадкой, — которая скрадывала мою худобу. Я и правда смотрелась толстушкой.

Уже выйдя из магазина, мама обернулась к витрине и спросила, как мне вон та розовая блузка с золотистой вышивкой.

— Нравится? интересовалась она.

Я рассмеялась. Мама закусила губу, поникла; напрасно же я огорчила ее. Я поспешила сказать, что засмеялась просто так и блузку нужно сперва мерить. Честно говоря, мама давным-давно уже не покупала себе одежды. Поправив на плече ремешок сумки, она ответила, что вообще-то блузка совсем не в ее вкусе. Чаще всего я видела маму упакованной в рабочую одежду рыбного рынка. Сейчас на ней — вельветовые брюки и туфли на низком каблуке, волосы повязаны косынкой в тон губной помаде. Мама шла, прижав руку к животу, дышала прерывисто и мелко. Мне стало тревожно, мама же уверила, это ерунда, просто слегка кольнуло в груди. Наверняка дело во влажности. Нужно бы сходить к врачу, сказала я.

— Да не волнуйся же. Пойдем поедим где-нибудь. Видимся-то мы с тобой совсем редко.

Я нехотя плелась за ней.

В забегаловке возле порта мама заказала лепешки с овощами, морепродукты и рисовое вино, макколли[7]. Хорошо бы съесть все побыстрее и уйти.

— Удачные цвета мы с тобой подобрали, — заметила мама. — На свадьбу тоже можно надеть. Смотри только не похудей, чтобы все сидело так же ладно.

Хотелось поскорее закончить с этим ужином. Размешав палочкой макколли, я пила большими глотками. Если размешать, вино меньше раздражает желудок. Мама рассказывала про свой рынок, обсуждала мое сегодняшнее опоздание. Соллаль уже через неделю, и к праздничному столу непременно нужна фугу[8], а на рынке остались одни только осьминоги. Слова ее пролетали мимо меня, я сосредоточилась на еде и отхлебывала макколли.

Во внутренностях фугу — смертельный яд. Зато нежная, полупрозрачная плоть этой рыбы позволяет творить настоящие кулинарные шедевры. Из всего города лишь у мамы был документ, разрешавший готовить фугу, и она делала это всякий раз, когда хотела блеснуть.

Я поперхнулась и закашлялась. Испачкала вином рукав пальто. Не умолкая, мама промокнула пятно жирной салфеткой, которой вытирала рот. От пальто теперь шел кислый запах. Мама подлила мне еще вина. Меня затошнило. Я продолжала пить и есть. В присутствии мамы я нарочно налегала на еду. Довольная таким аппетитом, она заказала еще одну порцию.

— Смотрю, доченька, как ты ешь, и не налюбуюсь.

В горле встал тяжелый ком. Я сглотнула слезы. Измученная обжорством, с трудом добрела до отеля.

* * *

По традиции, Соллаль отмечают в кругу семьи. Едят суп с тток и затем идут на кладбище положить на могилы родственников рисовые шарики. Маме хотелось соблюсти традицию. Поэтому я договорилась с Парком, что уйду пораньше, и заранее приготовила ттоккук[9], который оставалось только разогреть, — супа хватит на Парка, забинтованную девушку и Керрана, если тот отважится попробовать.

С тех пор как приятель девушки уехал обратно в Сеул, она показывалась редко. Когда я заходила убраться, обнаруживала на кровати скомканную одежду и журналы по психологии, распахнутые на страничке с тестами — напротив ответов старательно расставлены галочки. Иногда я заглядывала в журнал и сама отвечала на вопросы тестов, сравнивая наши результаты. Кто вы — собака или кошка? Девушка с бинтами была чем-то средним между двумя, я оказалась кошкой. Порой она спускалась в гостиную смотреть телевизор — мелодраму, китайский фильм или что-нибудь из гонконгского кино. Бинтов постепенно становилось меньше. Однако черт лица все равно было не разглядеть.

В ожидании Соллаля город принарядился. Вдоль центральной улицы до триумфальной арки тянулись гирлянды, а на самой арке красовался надувной дельфин-весельчак, державший плавниками табличку «Улица Родео». В супермаркете я остановилась у полки с манхва и манга[10]. Западных комиксов там не оказалось. Взяв наугад манхва, я пролистала книжку и вдруг узнала один из тех считанных комиксов, которые мне довелось прочесть, — помню, тогда он мне понравился. История о матери и дочке, действие происходит в Корее много веков тому назад. Все прорисовано четко, цвета в изобилии — манера у художника совсем иная по сравнению с Керраном. Я купила комикс.

Керран сидел в гостиной и листал