Земельно-правовые отношения в Дагестане XV–XVII вв. - Зураб Магомедов

Следует обратить внимание на то, что подать со стад прямо связывается с началом выпаса – она выглядит как условие допущения скота на пастбище. Это позволяет допустить, что Хаджи-Али-шамхал успел приобрести какие-то личные права на гидатлинские пастбища (по крайней мере, для крупного скота). Примечательно также подать золой. Дагестанские этнографические материалы (и даже письменные позднесредневековые источники)[84] свидетельствуют, что зола часто применялась как «стиральный порошок» средневековья – моющее средство. Однако подать по мерке с каждого дома шести сёл представляла собой явно чрезмерное количество, если даже речь шла бы о целой газийской дружине. К тому же документ не оговаривает качество золы (для стирки берётся преимущественно зола древесная, предпочтительно ореховая, в крайнем случае от соломы, просеянная). Наконец, она «сваливается» под открытым небом.[85] Все эти обстоятельства заставляют предположить, что хучадинский шамхал взимал с гидатлинцев золу в качестве удобрения – косвенно это указывает на появление в Хучаде его пахотных земель.

Таким образом, указания источников на быстрое появление у газийского предводителя, осевшего в Хучаде, каких-то исключительных личных прав на обрабатываемую землю и пастбища (причём последнее стало основанием для взимания натуральной ренты) дает сделать вывод, что права его на владение Гидатлем либо были безусловными, либо быстро эволюционировали к таковым. Что же касается характера его собственности на землю, то в косвенных указаниях источника просматривается та же схема, которую можно было видеть в Лудуке: присвоение общинных пастбищ (и, вероятно, верховных прерогатив общинного союза) как главный источник дохода-ренты и одновременно создание собственного феодального хозяйства как вторичного источника дохода. Предания, кстати, упоминают рабов и дружину «хучадинского хана»[86]: рабы могли эксплуатироваться на земле подобно русским холопам, руками которых главным образом и обрабатывалась земля в личном хозяйстве вотчинника до рубежа XV–XVI вв. Хучада же предстаёт как «газийский центр», превращающийся быстро в центр самостоятельного феодального владения.

Гидатлинские предания рисуют «хучадинского хана (или шамхала)» жестоким угнетателем. Косвенно это подтверждают предания других местностей Дагестана. Так, историческое сочинение с. Чиркей, записанное местными «алимами» еще в XIX в., приписывает его основание братьям Хидри и Мусе, прибывшим в Салатавию из Гидатля в 911/ 1506 г.[87] – не исключено, что это был акт бегства от феодального гнёта.

В преданиях Гидатля фигурируют также и «гидатлинские шамхалы», угнетавшие жителей «шести селений».[88] В свете приведённых данных письменного источника можно смело утверждать, что для рубежа XV в. речь может идти только о Хаджи-Али-шамхале Хучадинском, который и был владетелем Гидатля – других феодалов в это время там быть не могло.

В начале XVI в., однако, Хаджи-Али и большая часть его дружины были уничтожены объединенными действиями гидатлинцев и Хунзаха. Гидатлинские и хучадинские предания весьма детально описывают это,[89] причём их сведения обнаруживают достаточно соответствий в письменных источниках. Так, «Завещание Андуника» ещё в 1485 г. (10 лет спустя после утверждения шамхалов в районе Гидатля) рекомендует Булач-нуцалу и его потомкам овладеть семью ключевыми районами за пределами Аварского княжества, в числе которых назван и Батлух – ворота в Гидатлинскую долину, а в числе ориентиров южной границы Хунзахского княжества прямо названа Худждадиссел (т. е. Хучада).[90]

Временное совпадение интересов угнетённого союза общин (Гидатль) и феодального княжества (Хунзах) позволило около начала XVI в. создать перевес сил и одолеть общего врага (Хаджи-Али). Как и следовало ожидать, достижение цели ликвидировало основу этого прагматического союза, который тут же распался. Любопытна, однако, судьба бывших шамхальских земель в Гидатлинской долине: по преданию, недвижимую собственность владетеля Хучады, все его земли получил Хунзах, а движимое имущество (сюда вошли, по-видимому, и уцелевшие пленные хучадинцы[91]) согласились взять гидатлинцы, втайне рассчитывая, что рано или поздно земли также станут их собственностью, т. к. они несравненно более доступны со стороны Гидатля, нежели из Хунзаха.[92] Так в конце концов и случилось: в преамбуле «Гидатлинских адатов» после предания о Шамхале и Кабтаре следует запись: «Горы под названием «Ахвах му’рул», земли при Большой речке и земли селения Хучада являются общими поровну между всеми «шестью селениями» – самоочевидно, что такая запись могла появиться лишь после устранения хучадинского шамхала и овладения его бывшими землями.[93]

Предание о Шамхале и Кабтаре также заслуживает внимания ввиду того, что вышеуказанные источники дают базу для его исторической интерпретации. Сюжет его выглядит как обычный этимологический миф об основании какого-то места двумя эпонимами (впрочем, гидатлинское предание не именует их братьями) – настораживает, правда, феодальный кумухский титул, превращённый в личное имя (Шамхал) и чистоперсидское происхождение имени второго эпонима (Кабтар). Когда же речь заходит о разделе, то выясняется, что эпонимы делили уже населённую землю. Это подтверждается и тем, что внук Кабтара просит у деда подарить ему собственно не «тляхскую землю», а «людей Тляха», а они были райатами Кабтара».[94] Любопытно и то, что резиденцией Шамхала указана Цина (позднейшая резиденция гидатлинских феодалов), а резиденцией Кабтара – Молода (откуда вёл пропаганду ислама Хаджи-Удурат около 1475 г.).[95] Таким образом, это предание подтверждает предложенное выше предположение о том, что феодализация Гидатля после обращения в ислам произошла по той же схеме, что и в Айуле – и Лудуке (феодалы – выходцы из Кумуха расхватали населённые земли, причём одно селение – Тлях – уже оказывается райатским).

Весьма примечательно и другое: освободившись от хучадинского шамхала, союз «шести селений» присваивает не только его собственность, но и его феодальные права – хучадинские пленники рассматриваются как часть движимого имущества. Параллелью этому мы считаем глухой намёк записанного в «Гидатлинских адатах» предания: при неясных обстоятельствах владельческие права на Тлях и его жителей – райатов переходят к джамаату с. Урада на том основании, что в Ураде была резиденция внука Кабтара (последнего хозяина Тляха).[96] В свою очередь, это позволяет понять последнюю запись в преамбуле к «Гидатлинским адатам»: там говорится о дани с общества Хебелал (Тлебелал), которая взимается союзом «шести селений» и делится поровну между этими джамаатами, причём условием для получения каждым из них своей доли является участие в охране Гидатлинского моста и с. Ахвах.[97] В «Перечне податей шамхалу» (конец XV в.) общество Хебелал названо как платящее «по овце с каждого дома, что взимают каждый четвёртый год»[98], Находится оно, кстати, на пути из Антльратля (куда входят Айул, Лудук, Тумурал) в Гидатль и Тинди, т. е. на газийском маршруте, и потому с очень большой вероятностью можно допустить, что подчинение его газиями и обложение его податью создало статус феодальной зависимости этого общества, а верховные права каким-то образом унаследовал Гидатлинский союз. Дань с Хебелал сначала могла быть передана Хучадинскому шамхалу как плата за охрану моста и путей от него из Кумуха в Грузию, Хунзах и в бассейн Андийского Койсу, а после его гибели перейти к победителю – Гидатлю.

Менее ясно происхождение прав Гидатля на Ратлу-Ахвах (и земли Ахвах-Му’рул). В с. Мачада (одном из «шести сёл») доныне бытует неясное предание о какой-то войне «с ахвахцами», где гидатлинской стороне помогли хунзахцы – далее к разделу добычи прилагается тот же сюжет, что и в Хучаде: гидатлинцы взяли движимое имущество в расчете на то, что ратлу-ахвахская земля так или иначе достанется им и т. д.[99] Если вспомнить, что эти земли (включая Мачаду) по преданию принадлежали Кабтару (имевшему к тому же резиденцию в Чолоде – менее полукилометра от с. Мачада), а сюжет и «помощь хунзахцев» явно сближает их с историей ликвидации хучадинского шамхала, то можно сделать вывод об историчности Кабтара и видеть в нем вассала либо младшего партнера Хаджи-Али-шамхала.

С другой стороны, однако, компиляция Гебека сообщает: после разрушения Хучады и гибели Хаджи-Али «… его старший сын Ганбулат вместе со своими сподвижниками (вассалами-дружинниками?) убежал, однако, в Тинди – все другие были убиты. Там (в Тинди) он прожил четыре года. Затем Ганбулат прибыл в Раллу-Ахках (т. е. Ратлу-Ахвах, Ритляб) – самый большой из городов каратинцев. Там он поселился вместе со своими потомками, (там же) вследствие коварства негодяев от него отделились райаты его отца. В 920 г.х. (=1514 г.н. э.) Ганбулат попросил записать всё это. Затем он запечатал (текст) перстнем своего отца Хаджи-Али-шамхала и передал его в руки своего старшего сына Мусалава, когда сам смертельно заболел. (Сделал он это) для того, чтобы его потомки, в руках у которых будет эта история (тарих) знали и помнили о положении их предков – эмиров…».[100]