Ежегодный пир Погребального братства - Энар Матиас

Я подошел поздороваться и купил у нее картошки; все-таки жаль, что она не хочет участвовать в опросе, подумал я. Разочарование ждало меня и в поисках местного наречия (пуатевинско-сантонжский диалект — как-то мне трудно выговорить, почему бы это?). По-моему, теперь он уже и не встречается. Зато местный акцент (раблезианский? Спросить у кого то из филологов для раздела «Идиомы») — решительная прелесть. Слышен также и англий ский. (Непременно надо выяснить количество поселившихся здесь британцев, — может, данные есть в префектуре?) В связи с грядущим Рождеством у продавцов домашней птицы — неимоверные скопища жирных уток, гусей или индеек и целые при лавки мареннских устриц. Чувствовалось, что праздник не за горами. Еще купил яиц, потому что скорлупа у них была в каком-то пуху, весьма пасторально. В городе легко забываешь о том, что эти маленькие овоиды с высокопитательным содержимым выходят прямиком из куриной клоаки и служат для выведения цыплят. Вокруг крытого павильона, на улице, разъезжие торговцы предлагали одежду, пластинки и уцененные диски с фильмами, я поискал подарок для Лары, ничего не нашел, потом залез на Попрыгунчика и поехал обратно в деревню; по дороге заехал к Марсьялю. Никогда не бывал у гробовщиков, а ведь данный вид деятельности, насколько я знаю, весьма распространен и встречается повсеместно. С большой долей вероятности — старейшая профессия в мире, даже старше той самой. Или возникли одновременно. Предприятие похоронных услуг вполне процветает, три сотрудника работают на полную ставку. Профессия строго регламентирована, высокотехнична, требует настоящего профессионального мастерства и высоких моральных качеств (цитирую Марсьяля). Гробы, конечно, сами теперь не строгают, заказывают по каталогу. Есть три формы, утвержденные правительством (законодателя действительно интересуют ВСЕ аспекты социальной жизни): гроб бывает парижский, лионский либо американский.

Толщина, качество, герметичность — все определено законом, которому явно больше нечем заняться. Названия у моделей солидные: «Покой» (массив сосны, идеально для кремации), «Вечность» (дуб, парижская модель с ручками), «Император» (орех, ручки с позолотой) — и целая особая серия с названиями на темы роскоши и красоты: «Венеция», «Флоренция», «Сан-Ремо» (с цветной обивкой и каретной стяжкой). Марсьяль воодушевленно все это мне демонстрировал. Имеется также новехонький катафалк. Мне объяснили, что для клиента очень важен вид погребальной процессии; поэтому транспортное средство, перевозящее гроб, должно быть исправным, черным и сверкать (и действительно, когда я приехал, его сотрудники надраивали машину полиролем и горланили что-то отнюдь не скорбное). Ремесло чаще всего передается от отца к сыну и мало привлекает тех, кто не относится к профессиональному сообществу. Сегодня оно требует диплома. Насколько я понял, разрешение возить трупы и убирать их с глаз долой несколько напоминает лицензию на работу со взрывчаткой или хранение боевого оружия: его выдает префектура. Особенность Франции, как пояснил мне мэр и бальзамист Марсьяль, в том, что покойников никогда не перевозят машины скорой помощи: в случае внезапной смерти (по прибытии службы спасения, уточнил Марсьяль) бренное тело забирают могильщики на транспортном средстве, разрешенном к перевозке покойника без гроба. Поэтому выезжать им приходится часто — всякий раз, когда хитрый клиент не отбросит коньки в больнице. «Народ и всегда любил помирать дома, а в последнее время это прямо модное поветрие», — пояснил Марсьяль. Тут и домашние роды, конечно, но и вообще агония в кругу семьи демонстрирует уверенный рост. О времена, о нравы! «Естественно, все это довольно печально, но чего там, ко всему привыкаешь», — прибавил он. Таким образом, мэр является лицензированным агентом ритуальных услуг, руководителем частного предприятия похоронной службы, которое включено в соответствующий национальный реестр; отец его был кустарь-гробовщик, дед — могильщик; налицо профессиональный рост. Статус народного избранника сильно помогает в работе: сидя в муниципалитете, он сам выдает бумаги о смерти на всю коммуну (совмещение функций редкое, но властями не запрещенное, заметил он с улыбкой). Итак, в нашей деревне представлено три вида похоронной деятельности: плотницкая, слесарная и обработка усопших, — в прошлом, как мне кажется, они были связаны. (Странным образом задний двор похоронного бюро представляет собой настоящее кладбище, но не человеческое, а автомобильное: мне показали остов «катафалка на гужевой тяге», прямиком сошедшего из песни Брассенса, и газоприводную модель времен Второй мировой войны. «А что вы хотите, — сказал Марсьяль, — война войной, а люди все равно мрут себе понемногу, хотя бы и в войну». Его замечание показалось мне бессмысленным, но интересным.)

Трое его сотрудников — большие весельчаки, выглядят довольно страшно или забавно, это как посмотреть. Морды красные, рты беззубые, возраст не определить. В руке у каждого постоянно стакан.

К моменту моего появления они, похоже, и так уже были почти вдрабадан, без конца ржали над моим мопедом, мол, ай-яй-яй, а еще парижанин (при этом мэр Марсьяль считал такое обхождение со мной вполне нормальным). Не исключаю, что они братья. Такие запросто отрубят жмурику полноги, если гроб коротковат. (Погребальные практики — в раздел «Верования»?) Три грации поочередно выполняют функции шоферов, носильщиков, могильщиков, букворезов и шлифовщиков мрамора, хоть рукой, хоть машинкой, — уточнили они и снова заржали. Я представил себе их во всем черном, при галстуках и со скорбной миной — полный мрак. Марсьяль на фоне этой компании даже как-то пугал, его добродушие выглядело дико. Даже селезенка екала, если честно, — не каждый день доводится квасить в подсобке у гробовщиков. Самая жуть, кстати, — это их три черных костюма, свисавших с плечиков в прозрачных чехлах, аккурат над открытым гробом (слава богу, пустым!) — с ровной каретной стяжкой. Так что я сбежал, как только смог, сославшись на позднее время и ждущий обед, хотя и не сумел отвертеться от второй порции анисовки. (Только сейчас сообразил, что большой холодильник, из которого доставался лед в кубиках, наверняка хранил в своих недрах и что-то типа формалина, разные антисептики и прочие ингредиенты для посмертной хирургии, фу.) Мэр Марсьяль, насчет личной жизни которого я до сих пор пребывал в полном неведении, похоже, меня возлюбил: хочет еще до праздников позвать на обед. Супруга его, заверил он, роскошно готовит. Сговорились на послезавтра вечером, поскольку завтра я ужинаю у Макса. (Диссертация моя пока буксует, зато социальная жизнь летит на всех парусах.)

Итак, я оседлал своего белого круторогого скакуна и поехал в «Дебри науки», но, оказавшись в центре деревни (то есть примерно в километре от похоронного бюро), чуть не угодил под машину — по собственной неосторожности; признаю, сам виноват, свернул налево, не указав поворот поднятой рукой, а она как раз пошла на обгон. Гудок, испугался, тормознул, не справился с управлением, занесло, свалился, к счастью, тачка ехала не так быстро, иначе отправился бы я к праотцам: что было бы прискорбно, но довольно смешно, как подумаешь, что ехал-то я от гробовщика. Красный фургончик — весь ржавый, битый, не первой молодости. Пустяки, больше страху натерпелся, зато два положительных последствия: во-первых, сразу оформил страховку, раньше как-то в голову не приходило; во-вторых, Люси согласилась пройти опрос: очень переживала, что чуть не раздавила меня, хотя я был сам виноват. Помогла мне встать на ноги, убедилась, что ни я, ни мопед не пострадали. Она как раз ехала с рынка. Не было счастья, да несчастье помогло — я еще дешево отделался. В общем-то, горжусь своей реакцией, так прямо и заявил ей с бухты-барахты, что теперь она точно должна меня принять. Она засмеялась: «Ого, да вы своего не упустите». Сейчас мне даже подумалось, вдруг она решила, что я ее клею? Вот дела! Надеюсь, что нет.

19 декабря, продолжение