Ежегодный пир Погребального братства - Энар Матиас

У Люси грамотная речь, она легко выражает свои мысли. Выросла в деревне на выезде из Нио-ра. Посещала лицей с уклоном в садоводство; на какое-то время переехала ближе к Ле-Ману, потом вернулась сюда. Занялась вместе с мужем органическим выращиванием овощей и салата — прямые продажи, АПКХ (Ассоциация поддержки крестьянских хозяйств — договоры о фиксированных закупках), короче, весь арсенал буквосочетаний сегодняшней деревни. Овощи, ягоды, яблоки, груши, сливы. Землю и теплицы от кого-то унаследовал муж. Предложила показать ферму и познакомить со своим бывшим — Франком. Финансовый аспект: не блеск, особенно после того, как разошлись, — раньше хватало, чтобы прожить вдвоем, теперь для каждого по отдельности средств недостаточно. Биопродукцию выращивать труднее — нужно время на переход на биокультуры, и выход меньше. Конечно, цены чуть повыше, но тоже — разве на здешнем рынке продашь кило органической морковки за 6 евро, говорит Люси. Если честно, вообще не представляю, сколько стоит кило морковки, вот стыд-то.

С местными Люси не общается. Убеждена, что в деревне ее ненавидят, потому что она живет «не как все». Мне кажется, это слегка паранойя. Друзья в основном в Ниоре. Свои овощи сама продает на рынках: по будням — в Кулонже, в субботу — в Ниоре и по воскресеньям — на болотах.

Впечатление производит немного странное: этакая смесь тоски, неприкаянности и редкой жизнестойкости. Я ее побаиваюсь. Вопросы про секс оставил на потом: испугался, что пошлет подальше, — ведь я так и не переработал эту часть анкеты. (Давид, блин, на что ты тратишь дни, кроме писания дневника?) Конечно, полевой журнал — важная штука, но важнее все-таки эта гребаная диссертация… Я вот подумал, а не проклюнулся ли у меня часом внутренний запрет? В любом случае теперь у меня есть информация для разделов «Занятия» и «Верования» (ответы Люси утверждают меня в решении включить в раздел «Верования» политическую тематику).

Вернулся домой и уже подумывал отменить ужин с мэром Марсьялем — больше всего хотелось сидеть с котами в тепле и читать (и жрать разогретую в микроволновке фасоль), — но не успел: раздался стук в окно. Я чуть не умер от страха, да тут признал народного избранника-гробовщика, который решил — вот те на! — забрать меня из дома. Так что пришлось ехать к нему ужинать (он даже отвез меня назад). Тоже опыт. Очень стыдно: не смог съесть закуску. Запеканка из куриной крови. Господи, видела бы это мама, сразу бы в обморок упала. Плотный, гладкий блин какашечного цвета — я только попробовал, — малость железом отдает. (Поневоле вспомнил профессию хозяина и содержимое его холодильников — жуть!) Есть кровь! Просто мурашки по коже. Во всяком случае, этот примитивный предок черного зельца здесь называется «санкет», и я с ностальгией вспомнил Арьеж. «Очень просто готовить!» — сказала Моник. Отрезаем курице голову, кровь стекает в миску. А потом запекаем. Ага-ага. Марсьяль и его жена Моник хотели познакомить меня с местными деликатесами, и тут я их слегка подвел, но потом реабилитировался, оценив по заслугам вкуснейший паштет с пряностями, который здесь просто называют «фаршировкой» (мангольд, щавель, шпинат, яйца, шкварки, специи — взять на вооружение!), и белую фасоль, так называемый «Болотный мо-жётт». (Съесть вместо моей банки фасоли их «Мо-жётт», в общем-то, что в лоб, что по лбу. Опасная тут почва в плане жратвы.) Не так чтобы сильно изысканно, но калории зашкаливают. «А зайди вы неделю назад, — сказал Марсьяль, — были славные дрозды». Но в такой мороз кто пойдет на охоту. Да, можно сказать, чудом пронесло. Это напомнило мне ягненочка из Монтайю, которого я по неведению обрек на смерть, — пастух сказал, чтоб я выбрал кого-нибудь из стада, и я показал на самого кроткого, не зная, что назавтра снова увижу его за обедом — уже на вертеле.

Их дом — просторный, солидный особняк с красивым садом; в семье трое детей, из которых только один живет поблизости. Марсьяль сказал, что обожает свою должность мэра, благодаря ей он со всеми знаком и может делать людям много добра. «Знаешь, на работе у меня особо не повеселишься, а тут все наоборот, сплошь живые люди’.» — делился он. При этом Марсьяль активно участвует в жизни профессионального сообщества и раз в год проводит слет могильщиков или что-то в этом роде. Вот уж где весело, подумал я. «Сегодня хоронил молодую пару: насмерть угорели от дровяной печки. Бедняги! Прямо в кровати умерли, — сказал Марсьяль. — Хорошо еще, не успели завести детей», — добавил он. Его жена сочувственно кивнула и подложила нам еще фасоли. Диковинное ремесло. Узнал я кое-что и про трех граций, состоящих у него на службе. Его насмешило, что я посчитал их братьями. «Наивный вы человек», — сказал он. Моник продолжала кивать, поддакивая всему, что изрекал муж. Я решил сменить тему, поговорить об эволюции деревни за последние десять лет — население увеличилось почти вдвое, в основном за счет строительства коттеджного квартала. «X счастью, — сказал он, — у нас из иностранцев только три супружеские пары, все англичане, пенсионеры, выкупили у местных отличные фермы — тут неподалеку». Я подавил в себе попытку возмутиться. В конце концов это древняя неприязнь оседлого населения к кочевому. Надо перечитать «Введение» Ибн Халдуна и парочку работ Маффесоли. («Заметки о постмодернизме: кулинария куриной крови».) А Марсьяль все долбил свое: у нас же здесь остановили арабов, правда, давненько это было. Разговор сполз на тему иммиграции. Марсьяль — сторонник ассимиляции или крайней формы интеграции. По его словам, иммигранты должны усвоить французские обычаи. «Ничего не уважают, — говорил он. — Ни Республику, ничего». Он видел в этом проявление неблагодарности. «Скоро будем у них спрашивать, можно ли есть свинину», — сказал он. Приезжают тут на все готовое и даже не стараются как-то адаптироваться. У нас же вся система может рухнуть, вы знаете? Страховая медицина, образование, тут надо осторожно, а то не выдержит нагрузки, и вообще, — все в таком духе. Главное — не терять бдительности. Вряд ли он говорил это применительно к своей деревне, конечно. А может, ему не доложили, что бритиши тоже лопают жареную свинину только так.

Я спросил было у Марсьяля, состоит ли он в какой-нибудь политической партии, он тут же осадил меня, нет-нет, что вы. Живу, как говорится, без этикетки. Вы знаете, быть мэром маленькой коммуны, крошечной сельской агломерации (хорошее слово. Действительно, это же сельская агломерация. Пометить для раздела «Вопросы»), это вообще не про политику. Главное, знать местный народ и его нужды. (Сразу вспомнился мэр какого-то крупного города, заявивший, что канализация не бывает правой или левой.)

Марсьяль интереснее и не столь дремуч, когда говорит о переменах в области сельского хозяйства, хотя и тут склонен выкидывать младенцев из ванны вместе с водой. У мелких фермеров положение трагическое, особенно у животноводов и производителей фруктов и овощей. Те, у кого нет денег или умений инвестировать в органику, где маржа прибыли выше (но и тут Марсьяль сомневается), — обречены исчезнуть. Регион еще как-то держится на плаву за счет зерновых, в основном пшеницы. Молочная отрасль, которой славился некогда Де-Севр (эширезское масло, козий сыр и т. д.), тоже сильно сдала. В среднесрочной перспективе Марсьяль предсказывает исчезновение крестьян и замещение сельского хозяйства огромными производственными площадками типа «Байер» (Bayer™), с одной стороны, и жителями коттеджей, которые работают в городе, — с другой. Коттеджи, коттеджи и полунищие бедолаги (бывшие поденщики, арендаторы или мелкие фермеры) — картина мрачная, но, к сожалению, вполне вероятная.

Скорей бы услышать завтра версию Гари. Конечно, красное вино лилось рекой, наливка тоже — под кофеек: похоже, я начинаю входить во вкус.

Снова идет снег, плотный, крупными хлопьями.

Хорошо бы иметь камин. Посмотрим, нет ли поблизости от телефона Лары: теперь полночь, ноль-ноль,