Тайна гуннского камня - Юрий Липовский

– Желаю тебе закончить школу и учиться дальше. Ты станешь хорошим специалистом – природа тебя не обидела, а упорства тебе не занимать. Ведь ты же «крепкий орешек» – так, кажется, звучит твое имя, счастливого пути тебе, Ялик!

Учительница Зоя по-прежнему верила в справедливость и гуманность, верила в светлое будущее и даже не предполагала, что ждет ее завтра. А на ее место заступил новый учитель и классный руководитель по прозвищу Фитиль. Долговязый, худой, с болезненным пожелтевшим лицом, растерявший свое здоровье на полях Гражданской войны. Человек с неустойчивой психикой, вспыльчивый, вспыхивающий по каждому пустяку, за что и получил такое прозвище. Не обладая достаточными профессиональными знаниями и педагогическим опытом, но имея партийный билет, он направил все силы на перевоспитание своего класса. При первом знакомстве с классом его встретили настороженно и с неприязнью.

– Почему уволили нашу учительницу Зою? – спросил новоявленного воспитателя Ялат.

– За ошибки, допущенные в вашем воспитании, и потворство сынкам кулаков! – выпалил как из пушки побагровевший Фитиль и закашлялся от волнения. – Но я покончу с вашей анархией. Наша партия, комсомол и пионерия построены на железной дисциплине и коммунистическом сознании. И наши принципы – превыше всего. И каждый из вас должен усвоить это, ежели хочет быть в нашем едином строю. Наш лозунг: «Кто не с нами – тот против нас».

Свою работу по идеологическому перевоспитанию класса Фитиль начал с пересмотра школьной библиотеки, созданной с большим трудом учительницей Зоей. Из нее были изъяты книги классиков – от Пушкина до Чехова, как буржуазные, а потому бесполезные и даже вредные для молодого поколения. Их место заняли пролетарские писатели Горький, Островский, Маяковский и другие, менее именитые авторы.

Основное внимание Фитиль направил на политбеседы, изучение истории коммунистической партии (ВКПБ), агитационных брошюр и передовиц газет. Он донимал учеников непомерными требованиями к пониманию своего предмета и по этому признаку выделял среди учеников «своих» и «чужих». Особенно Фитиль с первого дня невзлюбил Ялата.

– Послушай, Аржанов, ты числишься лучшим учеником, а в политграмоте ты – нуль, – сказал Фитиль, начав свою проработку. – А все это происходит из-за твоего нетрудового происхождения. Дед твой арестован как враг народа, отец – кулак, мать – шаманка, я все о тебе знаю. Видишь, в каком болоте ты оказался – выход один: ты должен осудить своих предков и отречься от них. Если ты, конечно, настоящий пионер, как Павлик Морозов – вот пример для подражания.

– Это неправда! – воскликнул в запальчивости Ялат. – Мой дед и родители – уважаемые на Горном Алтае люди, и я горжусь ими. Вы хотите сделать из меня иуду-предателя? Не дождетесь!

– Ах вот как ты заговорил, чучмек, кулацкое отродье! – завопил Фитиль, приходя в ярость, и взмахнул правой рукой, словно рубил шашкой. – Да я тебя, буржуй недорезанный, вычищу из пионеров.

Эта угроза через несколько дней осуществилась. На пионерском собрании, проходившем под председательством Фитиля, был поставлен вопрос об исключении Ялата Аржанова из рядов пионерской организации за недостойное поведение и кулацкое воспитание. Несмотря на всю абсурдность обвинений, собрание проголосовало за исключение Ялата. Только немногие и среди них его подружка Галя проголосовали «против». Ялат был потрясен случившимся. Галя, как могла, пыталась его утешить.

– Ты прости их, Ялат, они запуганы Фитилем, да и родителями тоже. Все боятся – сам знаешь, какое время трудное мы переживаем, когда кругом враги советской власти.

– Нет, они мне теперь не товарищи. Раз предали один раз, предадут и второй. А мой дед Аржан говорил мне не раз: «Человек всегда должен оставаться самим собой, чтобы мысли не расходились с его поступками». Это не пионеры, а стая трусливых шакалов. Тьфу на них!

И Ялат покинул школу угнетенный и растерянный. Несколько дней он не ходил в школу, никому ничего не рассказывал, замкнулся в себе и находил отдушину только в хождении в лес. Наконец он не выдержал и пошел в школу – он решил испить свою горькую чашу до дна.

В стенах его родной школы царила гнетущая обстановка. Его товарищи избегали с ним общаться и, потупив взор, уходили в сторону, точно он был прокаженным. Ялата сразу же вызвали к директору школы. Он был местным казахом, уже немолодой учитель, собравший в свою школу ребят многих алтайских национальностей.

Директор старался сплотить воедино многонациональный школьный коллектив, построить новые советские отношения, избежать всяких распрей между ребятами и учителями. Это ему удавалось делать, но в последнее время он почувствовал, что его директорское кресло (а вернее, старый канцелярский стул) зашаталось под ним. Директор осознал, что его в любой момент могут заменить каким-нибудь приезжим русским с партийным билетом, как это произошло с Фитилем. Этот смутьян, которого недолюбливали и боялись все, прямо заявил ему, что он должен исключить Ялата из школы, иначе будут неприятности. И директор должен был, скрепя сердце, принять жестокое решение.

Войдя в кабинет директора, Ялат остановился в нерешительности, глядя на нахмуренное, с опущенными веками лицо старого учителя.

– Садись, Аржанов, – сказал глухим голосом директор. – Ты один из способных и успевающих учеников, и это правда. Но твое поведение в последние время несовместимо с уставом пионерской организации, грубость по отношению к классному руководителю и систематические прогулы вынуждают меня исключить тебя из нашей школы. Придет время, и ты все поймешь.

– А я и так все понял, Марат Салимович, – сказал Ялат, вставая со стула. – Спасибо за знания, которые я получил в школе – они мне пригодятся в жизни. До свидания!

Выйдя в опустевший коридор (начались уроки), Ялат стал дожидаться перемены, прислонившись к окну и глядя рассеянным взором в окно на школьный участок с еще не распустившимися низкорослыми деревцами, посаженными на уроках труда пионерами. Здесь было и его неприхотливое деревце, а рядом с ним – его подружки Гали. Теперь их пути разойдутся, и от этой мысли стало еще тоскливее на душе. Он вздрогнул от резкого звонка на перемену.

Его одноклассники гурьбой выскочили из класса и среди них его Галя. Она подбежала к нему, стройная, в строгом ситцевом платье, с копной каштановых непокорных волос. Ялат почувствовал запах ее волос, увидел восторженные глаза и вздрогнул от прикосновения ее горячих рук.

Юность – прекрасная пора, когда возникает еще до конца не осознанное первое чувство, когда сердце готово вырваться из груди даже от случайного прикосновения рук любимой. В жизни своей Ялат еще не знал, что есть такая радость – радость первой любви. А эта юная девушка Галя, неожиданно наполнившая его жизнь, – настоящий подарок судьбы. Он стоял, растерянный от смущения и опьяненный близостью ее гибкого упругого тела. Ялат хотел много ей сказать, но она прервала его мысли.

– Я все знаю, но ты не отчаивайся, – взволнованно сказала Галя. – Мы с ребятами написали коллективное письмо в РОНО в Улалу о несправедливых решениях в отношении тебя. Ты знаешь, нас поддержал физрук Денис Иванович. Он сказал, что Фитилю не поздоровится за то, что обзывает коренных алтайцев «чурками» и «дикарями». Вместе с ним мы будем добиваться, чтобы тебя восстановили в школе и в пионерах.

Их окружили ребята с шутливыми возгласами радости и поддержки. И от этого на душе Ялата просветлело – ведь дружба юности выше всего. Звонок на урок прервал их встречу. Галя, едва дотянувшись до Ялата, обхватила его шею и поцеловала. За всю их дружбу это был первый поцелуй.

– Я буду ждать твоего возвращения, – шепнула ему на ухо Галя и, оторвавшись от него, поспешила в класс. В дверях она на миг еще задержалась и махнула ему рукой. А потом дверь гулко захлопнулась, и стук болью отозвался в его сердце, словно с этим закончилась самая светлая и радостная пора его юности.

Колыбташ – путеводный камень

С того времени прошел месяц. С наступлением лета ярко засветило солнце на поголубевшем небе, и все вокруг изменилось: горы, улицы и сами люди. Склоны главной горы Тугай, освободившись от снежных завалов, оделись зеленым нарядом. Только вершина горы оставалась белой и сверкала на солнце как маяк, видимый издалека. Село оживилось. Люди высыпали на улицы, расчищая их от сломанных деревьев, изгородей и разного хлама, оставшегося после жестоких зимних бурь и лихого весеннего половодья. Село напоминало старый потрепанный корабль, выдержавший шторм и нуждающийся в косметическом ремонте.

На бледных лицах селян появились улыбки, а глаза радовались яркому солнцу, теплу и смутным ожиданиям, накатывающимся всегда с приходом лета. Охотники готовились к новому сезону, садоводы-огородники допоздна копались на своей земле. Словом, начало лета было желанным откровением жизни, возвращением к ней после зимне-весеннего застоя.