Совок-7 - Вадим Агарев

видели? — что-то недоброе шевельнулось у меня в душе, приподняв шерсть во всех местах и в том числе на загривке. — Какое оно, это мыло?

— Нет, мы не видели, — покачала головой та, которая Зоя, — Но женщина та сказала, что обычное хозяйственное. У него его там, в подвале ящик или больше. Она от того и разобиделась, что он из-за одного куска никчемного мыла руку на неё поднял.

— А скажите, когда этого Барсукова на службе за воровство прихватили, у него обыск в доме был? Он тогда уже здесь жил? — продолжил я пытать сестёр, налегая на дармовое варенье, которое в этом доме дефицитом не считалось.

— Обыск у него был, нас даже понятыми тогда звали, но мы не пошли, — горестно вздохнула Мария Николаевна, — Знать бы тогда, что он такой паскудник, то обязательно пошли бы! — постепенно раскрасневшись от гнева, сверкнула она глазами.

— Этот Барсуков тогда только чуть больше года, как здесь дом купил, — пояснила мне младшая пенсионерка, — Раньше это всё наше было и где сейчас барсуковский дом стоит, там мастерская нашего отца была. А после революции отцу оставили вот этот дом, где мы сейчас чай пьём и земли семь соток под огород для прокорма. А мастерскую со всеми станками и второй половиной подворья, большевики национализировали.

— Да только недолго те артельщики на отцовских станках проработали! — усмехнулась Мария, подливая мне заварки, — В первый же год они всё, что не сломали, то пропили! И сгинули, кто куда. Так потом эта мастерская и стояла, пока не сгорела. Сначала окна и двери повыломали, и растащили. Местные забулдыги там после долго еще пьянствовали. Видать, кто-то из них и поджег.

— Мария Николаевна, а почему вы так расстроились, что отказались пойти понятыми на обыск к Барсукову? — терпеливо дослушав переживательские воспоминания двух древних пенсионерок, вернул я разговор в интересующее меня русло.

— Да потому что, если бы мы там были на этом самом обыске, то не отвертелся бы Витька от тюрьмы! — выпалила младшая. — Знать бы тогда, что он нашу Марфушу с таким зверством растерзает! Чтоб ему самому сдохнуть в таких муках, прости меня, господи! — истово перекрестилась не на шутку разошедшаяся бабка.

— Подойди сюда, сынок! — поманила меня пальцем к окну в боковой стене сестра Мария, — Посмотри, видишь, тут весь Витькин двор, как на ладони!

— Вижу и, что? — уже догадываясь, что мне хочет вложить в мозг бабка, продолжал я притворяться недоумком.

— А то! — задернула она занавеску, — Он перед этим обыском почти год на наших глазах свои железяки сюда свозил! И не только железяки! Не каждый день, но недели такой не было, чтобы он чего-то не припёр.

— И, что? — снова чистыми до пустоты глазами уставился я на возбуждённую бабку.

— У него дом на старом фундаменте отцовской мастерской стоит, — не вытерпев, встряла в разговор вторая Коротченко, — Там подвал в твой рост, а то и больше! Мы еще девчонками по тому подвалу бегали. Склад там у отца был, лес он там хранил. Хорошо, сухо там было. И он, этот подвал, в два с половиной раза длиннее дома, который над ним стоит. Понял теперь?!

Я понял. Плюшкин Гобсек Скопидомович перевез в старорежимные закрома времён царизма всё, что смог уворовать в подведомственной ему армейской автослужбе ВВС. Нормальный прапорщик, службу понял и, как умел, так Родине и служил.

— Перегородка там у него, — подтвердила мои досужие домыслы старшая сестра. — Прежним соседям такой большой подвал был не нужен, а этому ироду, видишь, наоборот, пригодился! Всё, что он со своей воинской службы упёр, бог свят, всё там по сей день и лежит! Ты даже не сомневайся! А Витька подлюка, ходит, да посмеивается над вашим братом милиционером, — старшая Коротченко незлобливо уколола в моём лице все внутренние органы страны советов.

— Нее, Мария Николаевна, не над нашим братом милиционером Витька подлюка посмеивается. Он над военной прокуратурой посмеивается. Это они преступлениями военнослужащих занимаются. И тот обыск, наверняка тоже они проводили! — защитил я честь мундира, висящего в данный конкретный момент в шифоньере паниной квартиры.

— Так, что ж, сынок, выходит и ты этого поганца садить не будешь? — напряженно упёрлась в меня не по-старушечьи яркими синими глазами сестра Марья, — Боишься ты его, что ли?

— Я не его боюсь, уважаемая Мария Николаевна! — отодвинул я от себя уже третью опустошенную плошку из-под варенья, — Я должностное преступление совершить опасаюсь! Проведу незаконный обыск у этого кошкодава и кирдык мне будет! Тогда меня самого вместо Витьки на нары посадят! Знать бы точно, где вход-выход у этого секретного подземелья! И, что не пусто там.

— Не пусто, сынок! — возбуждённо вскочила младшая сестрица и ровесница века, — Ей богу, не пусто! Если бы он, хоть малую часть вывез, мы бы знали! Как завозил краденное, видели! А, как вывозил, поверь, не было такого! — на этот раз старухи перекрестились обе.

— Хорошо, пойду домой, а по пути думать буду, как вашего обидчика прищучить! — встал я со стула ручной работы и пошел к своим ботинкам.

Пока я натягивал обувку и завязывал шнурки, сёстры стояли рядом и вздыхали, переживая видимо за то, что я могу передумать относительно наказания убийцы их Марфы. Выпрямившись и заглянув им в глаза, я задал последний и решительный вопрос.

— Адреса нужны. Адреса и фамилии с именами. Тех женщин, которые у Барсукова все эти годы тренировались. Будут адреса и фамилии, тогда смогу я его в лагерь пристроить. Лет на пять, а, может, и больше! Что скажете?

— Да где ж мы тебе их возьмём, сынок? Фамилии эти! — обескуражились сёстры, заморгав глазами, — Витька их в строгости держал и с соседями якшаться не разрешал! Опять, при чем тут эти дурынды, коли мы с тобой про его подвал и про краденное в нём, речь вели?! — забеспокоились ветеранки.

— Не мой каприз это! — строго нахмурил я брови, — Закон так велит! Слово даю, если будут данные этих барсуковских невест, то посажу эту гниду! А нет, так и не взыщите! Спасибо за чай и за варенье!

— Нет у нас их адресов! — закручинилась баба Зоя, — Всех нет. Не все