Старосветские убийцы - Валерий Введенский

— Я забыла, а господина, который приотстал, как зовут? Замечательные у него бакенбарды! — спросила тем временем Суховская, которой нравились мужчины с буйной растительностью.

Тоннер уже догонял процессию, и Федор Михайлович смутился. Доктор все понял и представился повторно:

— Илья Андреевич Тоннер, доктор из Петербурга.

— Вы доктор? — переспросила Суховская низким томным голосом. — Ах! Я уже чувствую себя больной!

Тоннер чуть растерялся и тут же получил второй недвусмысленный призыв:

— Ваши пациентки, наверное, от вас без ума?

Илья Андреевич ответил иронично:

— Большинство из них, сударыня, не только без ума, но и без других признаков жизни. Как правило, я исследую мертвые тела.

— Зачем покойникам доктор? — удивилась Растоцкая.

Роос, давно любовавшийся вдовой, наконец, решился сделать комплимент:

— Мадам, вы напоминаете мне рубенсовских женщин.

— Федор Михайлович, переведите же, — уловив приятные нотки в голосе американца, потребовала Суховская. — Не владею языками. Матушка моя неграмотна была — в осьмнадцатом веке науки не требовались. Наняла мне француза-гувернера, по-русски был ни бум-бум. Учил меня, учил, а оказался греком. Так что и французского не знаю, и греческий позабыла — поговорить-то не с кем.

Терлецкий, видно, не знал, кто такой Рубенс, и перевел слова Рооса так:

— Вы напомнили ему женщин из Рубенса. — И от себя пояснил: — Это его родной город.

Деликатный Тоннер не решился поправить, и комплимент этнографа пропал зря. Только Вера Алексеевна ужаснулась:

— Что? В этом Рубенсе такие крупные женщины и столь щупленькие мужчины? Чудные они, американцы!

Въехали в парк Северских. Завидев слева на поляне поросший пожелтевшей травой холмик, Тоннер спросил у Растоцкого:

— Это что, могила?

— Да, — ответил Андрей Петрович, — Кати Северской, племянницы князя.

— Почему не на кладбище? — удивился Илья Андреевич.

— Как? Вы про Северских ничего не знаете? — снова обрадовалась Растоцкая.

Доктор помотал головой.

— Так я расскажу, — попыталась опередить подругу Суховская. — Носовка — не родовое их имение. Родовое у них в Нижегородской было…

— Как всегда все путаешь, — не сдалась Вера Алексеевна. — В Рязанской, только Василий Васильевич его проиграл. А Носовку Екатерина Вторая его брату подарила на свадьбу.

— Да не брату, — возмутилась Ольга Митрофановна, — а его невесте, своей любимой фрейлине.

— Звали ее Ольга Юсуфова, — быстро уточнила Растоцкая. — Да еще кучу бриллиантов дала ей впридачу. Те Северские, не в пример нынешним, широко жили, балы на всю округу закатывали, с соседями дружили.

— Пока жена в очередных родах не померла, — использовала маленькую паузу в речи подруги Суховская. — Деток любили, хотели побольше, а те все умирали.

— Не все! Одна выжила. Катя! — обрадованно уточнила Растоцкая, указав на могилку.

— Александр Васильевич, брат нынешнего князя, сам воспитанием и образованием дочери занимался. Кабы не война…

— Такой герой! К армии примкнуть не успел, так из своих мужиков отряд собрал, в хвост и в гриву французов бил.

— А девочка? Тоже в отряде была? — спросил Терлецкий.

— Девочку к Анне Михайловне отправил, к мачехе. Его отец два раза был женат, Василий Васильевич Александру Васильевичу сводный брат — пояснила Суховская. — Но французы нашего героя поймали и повесили.

— А Катя как узнала, умом тронулась. Врачи лечили-лечили, потом девочку в монастырь повезли, вдруг святое слово поможет…

Вера Алексеевна закончить не успела. Самое интересное Ольга Митрофановна даже не сказала, выкрикнула:

— А Катя в монастыре из окна выкинулась! Вот как…

— Самоубийц не хоронят на освященной земле, потому бедную девочку здесь и закопали, — смахнула слезу платочком Вера Алексеевна.

Растоцкий покачал головой:

— Загадочная история. Гроб на похоронах не вскрывали. Сказывали, разбилась в лепешку.

Глава третья

Отец Алексей, местный священник, пару часов назад обвенчавший молодых, зычным голосом пропел небольшую молитву. Проголодавшиеся гости торопливо перекрестились и с видимым удовольствием уселись за праздничный стол.

— Господин доктор, — спросила Тоннера Суховская, — вы часом не старовер?

— Нет, мадам, — учтиво ответил тот.

— А почему не по-нашему крест кладете? — Помещица пыталась поразумней разместить на огромном платье маленькую салфеточку.

— Я католик. Мой отец — француз, во время революции бежал в Россию, — пояснил Тоннер.

— А, знаю! Католики верят в папу Римского!

— Нет, что вы! В Иисуса Христа! Но несколько иначе, чем вы.

— А зачем? — удивилась Ольга Митрофановна. — Зачем иначе, если можно как все? И в аду гореть не придется!

— Мне грозит ад? — деланно испугался Тоннер.

— Как же! — изумилась Суховская. — Отец Алексей говорил: всех неправославных — прямо туда!

— Значит, буду гореть в приятной компании! Вся моя семья — католики: дедушка, родители, братья, сестры.

— Какой вы семьянин! — восхитилась Суховская.

Стол установили покоем в центральной комнате господского дома. Шторы задернули, но было необыкновенно светло: свет множества свечей, вставленных в разномастные канделябры, отражался от зеркал, украшавших стены, от блестящих серебряных подносов и от бесчисленного множества бокалов — пятидесяти гостям под каждый напиток. Искусно разбросанные лепестки роз, астр и ноготков украшали ослепительно-белую скатерть, а на накрахмаленных до хруста салфетках были вышиты инициалы хозяев.

Супружеская чета заняла центральное место. Генерала, как наипочетнейшего гостя (такого чина и звания никто из гостей не имел), посадили рядом с молодой. Новая княгиня Северская очаровала Павла Павловича еще в церкви, а после вручения подарка Веригин понял, что влюблен!

Генерал подарил свою табакерку одним из первых. Молодые супруги принимали поздравления незадолго до обеда посреди портика, украшавшего парадный вход усадьбы.

— Вы армейский друг Василия Васильевича? — поинтересовалась Элизабет. Она говорила по-русски почти правильно, но чуткое ухо стоящего неподалеку Тоннера уловило акцент, причем не французский.

— Нет, сударыня, — ответил Веригин. — Знакомы несколько часов. Провидению было угодно, чтобы восемь путешественников попали сегодня на вашу свадьбу: на тракте сгорел мост, а князь милостиво нас приютил и пригласил на торжество.

— Как, сгорел мост? — Княгиня продолжала улыбаться, но лицо ее стало озабоченным. — Это правда, князь?

— Да, ма шер.

— Отчего не сообщили мне?

— Мон ами, неужто в такой день вам есть дело до какого-то моста?

— Базиль, — назвала она князя на французский манер, — надеюсь, вы не забыли распорядиться о починке?

— Не успел, в церковь торопился, — раздраженно ответил князь.

— Это минутное дело! Не беда, сейчас все исправим! — Княгиня махнула рукой, и тут же, словно из воздуха, материализовался ее управляющий. — Павел Игнатьевич, пошлите Ерошку к Никите Соленому, старосте в Красном. Пусть отправит мужиков чинить мост. Бревна и доски пусть берут, что на новую мельницу заготовлены. Да пусть факелов прихватят — ремонт надо сегодня закончить.

Павел Игнатьевич еще вносил указания в маленький блокнотик, а к нему на всех парах уже бежал кучер Ерошка. Генерал, сам умелый командир, не успел даже заметить, как его позвали. «Да, — подумал он, — такой женщине и полк можно доверить, да что полк — армию! Повезло князю с супругой — будет как у Христа за пазухой».

Генерал обычно не афишировал своего холостяцкого положения, на прямые вопросы прелестниц отшучивался солдатской песенкой: «Наши жены — пушки заряжёны». Но, будучи по натуре романтиком, он всю жизнь искал ту, которую полюбит с первого взгляда. Тысяча чертей, сегодня Веригин ее нашел! И именно сегодня она вышла замуж за другого. Эх! Судьба — злодейка, жизнь — копейка.

Обед разносили не по чинам, так что и генералу, и гостям на дальней стороне стола, где сидела молодежь: Тучин, Угаров и барышни Растоцкие, — одновременно подали холодный пирог с рыбой. Старшая из барышень, Машенька, по строгому повелению матушки, изо всех сил старалась понравиться Александру. Поначалу вела себя жеманно: разговаривала исключительно по-французски, слова растягивала, подчеркивая, что все ей наскучило и утомило. Более опытного Тучина ее поведение позабавило, и он решил подыграть — изображал пресыщенного денди, отвечал лениво и невпопад. Украдкой оба наблюдали друг за другом, и, когда случайно взгляды их встретились, молодые люди не выдержали и весело расхохотались, опечалив другого Машенькиного соседа, Дмитрия Александровича Карева.