Старосветские убийцы - Валерий Введенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, что по казенной надобности, — тщательно записывая сведения в гроссбух, сказал смотритель и кивнул на лавку, где уже дремали сидя двое мужчин. — Поперед их отправитесь. Это ж надо! На казенных лошадях по пустому делу едут!
— По какому делу? — переспросил доктор.
— Вон тот худой, — старик указал на одного из сидевших, — иностранец. Из самой из Америки до моей станции добрался. Дел, что ли, дома нет?
— Купец? — предположил Илья Андреевич.
— Кабы купец! Ученый! Приехал, видите ли, нас изучать! А зачем, спрашивается? Что мы, турки какие? — Словоохотливый старичок привстал с места. — Он сам как турка. Русского не знает, нанял в Смоленске толмача. Вот оба и дрыхнут. Документы ваши готовы-с.
Смотритель вернул Тоннеру подорожную и паспорт.
— Могу ехать? — осведомился доктор.
— Можете-с. Только не на чем. Подменных лошадей нету-с. Ваши отдохнут, и поедете.
Илья Андреевич вздохнул. Делать нечего, придется ждать.
— Прикажите-ка еды подать, любезнейший, — попросил он. Последний раз ему удалось перекусить часов восемнадцать назад, и взбунтовавшийся желудок напоминал о себе громким бурлением.
Смотритель закричал:
— Марфа! Барин кушать просят!
Из-за печки, с хозяйской половины раздался старушечий голос:
— Чаво кричишь? Напугал, окаянный. Не готовила еще! Чаю плесни.
Тоннер сел на лавку и устало прикрыл глаза. Нанятый непосредственно перед поездкой слуга оказался запойным. Все попытки привести его в чувство закончились безуспешно. Пусть теперь как хочет выбирается из Смоленска! Жаль только, сам доктор, уезжая оттуда второпях, позабыл запастись провиантом на обратную дорогу. А зря! Это на московском тракте можно пообедать, на остальных — шиш.
— Ну, чаю так чаю. Хоть согреюсь немного.
От крика смотрителя проснулись ученый с переводчиком. С первого взгляда было понятно, кто есть кто. Разве станет наш соотечественник улыбаться во весь рот незнакомцу? Нет, наш будет смотреть исподлобья, подозрительно: что за гусь такой перед ним?
Предполагаемый соотечественник, наигравшись в гляделки, неожиданно сообщил:
— У нас пряники остались. Вы, слышал, проголодались?
— Да, — ответил доктор и решил представиться: — Тоннер Илья Андреевич.
— Терлецкий Федор Максимович. — Мужчины, привстав, обменялись рукопожатием.
Среднего роста, плотный, коренастый доктор был на голову ниже переводчика и вдвое стройнее. Терлецкий широкой лапищей пребольно сжал тоннеровскую руку и пару раз ее тряхнул.
— Не стесняйтесь. — Он вытащил кулек с пряниками и пододвинул к Илье Андреевичу. — Позвольте и особу представить, при которой переводчиком состою. Корнелиус Роос, знаменитый американский путешественник и писатель.
Про такого Тоннер не слышал, но дружелюбно пожал руку и ему. Ростом американец не уступал переводчику, но на путешественника — в представлении доктора обязательно крепкого, жилистого, с обветренным, мужественным лицом — не походил. Скорее книжный червь, каких в университетах Германии, где когда-то стажировался, доктор видел немало: тонкая, сутулая фигура, круглые очки на вытянутой физиономии, любопытные глаза.
Доктор достал из дорожного саквояжа пакетик конфект — весь имевшийся у него провиант — и, пододвинув к пряникам, спросил у Терлецкого:
— Давно подмены ждете?
— Часов в восемь вечера приехали, после поляка. Не встретили? Он перед вашим приездом выехал.
— Это вы, барин, задремали-с, — сказал смотритель, подавая в больших глиняных кружках чай. — С полчаса прошло.
— Наших лошадок забрал почтовый курьер, а почтовых — поляк. Вот теперь и вы впереди. Один Бог знает, когда поедем.
Голодному Тоннеру обжигающий чай показался необыкновенно ароматным, а чуть засохшие пряники — и вовсе манной небесной.
— Вы читали мои книжки? — спросил Роос по-французски.
— Как-то не доводилось, — пожал плечами Тоннер, мало чем, кроме медицины, интересовавшийся.
— О! Много потеряли! Я два года прожил в индейском племени мунси. Сначала было непросто: я приехал их изучать, а они вознамерились снять с меня скальп. Но потом я женился на дочери вождя, и все стало лучше. Почитайте! — Он с легкостью фокусника вытащил откуда-то книжку в кожаном переплете и сунул Тоннеру.
«Дикая жизнь индейцев в Америке», прочел название доктор, но даже раскрыть не успел. Роос продолжал рассказывать:
— По результатам экспедиции я написал эту книжку, она очень хорошо продавалась в Америке, и мой издатель заказал целую серию про жизнь дикарей. Следующие два года я провел в Северной Африке.
Еще один жест фокусника — и перед Тоннером появилась вторая книга американца, «Дикая жизнь бедуинов в Сахаре».
— Там меня чуть не продали в рабство, но я снова женился на дочери вождя, и все стало лучше. Тесть даже подарил мне белого верблюда. У них это вроде ордена!
— А что стало с предыдущей, индейской, женой? — поинтересовался Тоннер.
— Не знаю, — с широкой улыбкой ответил Роос. — В индейских племенах жен убивают на похоронах мужа. Не будет же воин в загробной жизни сам себе стирать и готовить? А я просто исчез из племени. Боюсь, ей придется жить вечно. Вот вторую, бедуинскую жену могли выдать замуж повторно, такой там обычай.
— А как вас занесло в Россию? — спросил Илья Андреевич. — Мы-то не дикари!
Роос смутился:
— Я планировал путешествие вглубь Африки. По слухам, там есть места, где вообще не ступала нога белого человека. Но экспедиция сорвалась. Тогда я обратил взгляд на Россию и подумал: в Америке знают лишь, что здесь очень холодно, а по улицам Петербурга ходят медведи. Кстати, это правда?
— Ну, если с цыганами…
— Я так и думал! — Роос снова сделал неуловимое движение и на сей раз достал потрепанный блокнот, в котором принялся чиркать карандашом. — Видите, как важна работа этнографа. Американцы узнают правду о вашей стране.
Переводчик покачал головой и пробормотал по-русски:
— Этого только не хватало!
Тоннер недоуменно взглянул на него, но Терлецкий сказанное пояснять не стал. Допив чай, он поднялся и принялся расхаживать по избе, разминая затекшие конечности. Этнограф воспользовался моментом и спросил у Тоннера шепотом:
— Вы случайно не говорите по-английски?
Доктор утвердительно кивнул. Роос продолжил шепотом, но на другом языке:
— Мне кажется, мой переводчик не знает дорогу до Петербурга! Мы все время едем какими-то козьими тропами. В Париже я купил отличную коляску с жесткими рессорами и даже не заметил, как проехал в ней всю Европу! А здесь после каждого перегона на моем теле нет живого места. Все в ссадинах и синяках.
— Увы, — Тоннер развел руками, — Россия велика, и потому дороги очень плохи.
Американец пошутил:
— Вот! А вы утверждали, страна не дикая!
Тоннер улыбнулся:
— В чем-то вы правы. Но если соберетесь назвать труд «Дикая жизнь в России», умоляю в том не признаваться, пока находитесь здесь. И скальп снимут, и в рабство продадут!
— Это не порядок, господа! — вдруг сказал на французском Терлецкий. — Как так? Я, переводчик, не понимаю ни слова из вашего разговора!
Тоннер пожал плечами. Что за беда?
— Не надо, — нараспев добавил, обращаясь исключительно к доктору, по-русски Терлецкий, — не надо разговаривать на английском, я такого не знаю.
Фраза была сказана столь задушевно-доверительно, так внимательно на Илью Андреевича посмотрели немигающие серые глаза, что и сомнений-то не осталось.
«Из Третьего», — диагностировал доктор. Сопровождающим к иностранцу приставлен. Да не просто так, а инкогнито! Вряд ли Тоннер, с его невысоким чином, оказался бы первым в очереди за лошадьми, кабы не скрывал Терлецкий места службы.
Поблагодарив за пряники, доктор раскрыл труды американца. Но тот внезапно выхватил книжки, быстро расписался на титульных листах, а потом широким жестом преподнес обратно. Растроганный Илья Андреевич в изысканных выражениях поблагодарил.
— О, как любезно, — сказал в ответ этнограф и неожиданно добавил: — С вас сорок рублей.
Изумленный Тоннер открыл было рот, но неутомимый исследователь дикой жизни не дал ему и слова вставить:
— Это самая лучшая цена здесь и сейчас за обе мои книжки, да еще с автографом автора. Нигде в России вы не сможете купить дешевле!
Видя, что опешивший Тоннер не знает как поступить, Роос продолжил:
— В знак моего особого расположения к вам делаю к двум прекрасным книгам очень ценный подарок. — С таинственным видом он что-то вытащил из-за пазухи. — Настоящее перо из головного убора вождя племени мунси. Оно ваше.
Тоннер безропотно вытащил бумажник и обменял сорок рублей на птичье перо и пару книг.
Роос, пряча деньги, довольно заметил: