Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика

— Вы правы, сеньора, цветок был не тем. Берите, — звучало приказом, которому невозможно не подчиниться.

Соврано едва сдерживался. И выбора не было.

Джулия вновь протянула руку, коснулась стебля. Но проклятый жених не выпустил нарцисс из своих пальцев. И теперь они касались его вместе. Через мгновение хрустальный цветок заискрился, потеплел, облекся мягким сиянием, и вот уже стебель ожил, лепестки окрасились солнечным желтым, как платье, обернувшись великолепным живым цветком.

Помолвка свершилась. Джулия стала невестой тирана Альфи.

Глава 5

Все подернулось дремотным маревом, будто в дурном сне. Джулия все еще не верила в происходящее, лишь растерянно смотрела по сторонам. О Марене будто все разом забыли и теперь хлопотали лишь вокруг нее самой. Это на нее теперь нянька Теофила смотрела покрасневшими от затаенных слез глазами, ей упорно всучивала платок, смоченный в уксусе. К чему платок? Джулия совсем не намеревалась лишаться чувств. Рыдать тоже не собиралась — в отличие от сестры, она редко плакала. Лишь хотелось закрыть глаза, потрясти головой, чтобы обнаружить, что все исчезло. Гости, праздничный стол. Фацио Соврано… Но он сидел по правую руку и не обращал на новоиспеченную невесту ни малейшего внимания. Он все время говорил с Амато. О чем? Да какая разница, о чем говорят мужчины — дело сделано. Все голоса в большом зале сливались в неумолчное гудение пчелиного роя. А Джулия не отрывала взгляда от серебряной тарелки и думала только об одрном: год… Почти год. У нее есть девять месяцев, чтобы что-то придумать… или смириться. Все обещания, которые она совсем недавно воодушевленно давала сестре, для нее самой рассыпались в прах. Они были слишком опрометчивыми, слишком наивными. Они годились лишь на то, чтобы немного приободрить. Но она их сдержала. Хоть и по немыслимому стечению обстоятельств. Марену теперь вернут Теоро Марки, сестре опасаться больше нечего. А она сама… И нянька, и Паола теперь все это время будут твердить лишь о том, что нужно смириться. Смириться… Для всеобщего блага.

Джулия украдкой взглянула на ненавистного жениха. В дрожащем свете свечей выделялся его чеканный профиль, будто позолоченный. Высокий лоб, прямой нос, жесткие губы, волевой подбородок. В ухе покачивалась жемчужина, оправленная в золото. Золото… Правду ли говорят, что в Альфи у домов золотые крыши? Врут люди, наверняка врут. Кто станет покрывать крыши золотом?

Джулия резко отвернулась: какие глупости лезут в голову! Золото… Много ли радости от золота, когда ее выдают за чудовище? Права нянька Теофила: хороша личина, но лишь бог ведает, что под ней. Красивое лицо может скрывать самую черную душу. Не даром говорят, что Фацио Соврано — копия своего отца. Копия во всем. И дипломатический жест — лишь очередная фикция, которая непременно обернется подлостью. И все это понимают… Джулию отдают, как заклад, как заложника. Как откуп. В уплату недоказанного прегрешения. В довесок к земле. И всем плевать, что она будет несчастна.

Все началось с земель Тарбана, пролегающих между герцогством Альфи на юге и Лимозом на востоке. Узкой холмистой полоски. Вечная спорная территория, не закрепленная магией ни за одним из правителей. Ромазо претендовали на нее точно так же, как и Соврано, но требований никто не выдвигал. Много лет это всех устраивало и помогало сохранять мир. Почти двадцать лет мира… Но старый Тиран Альфи, отец Фацио, намерился присоединить Тарбан к своему герцогству. Амато Ромазо и его вассалам не оставалось ничего, кроме как готовиться к войне, в которой они окажутся заведомо проигравшими. Темный дар Альдо Соврано был слишком силен, а сам тиран не терзался сомнениями. Он готов был испепелить все, что ему не покорится. Но отдать спорный клок земли без боя — для Амато это было равносильно потери чести.

Однако, старый тиран Альфи умер, так и не выступив на Тарбан. Очень вовремя… И скоропостижно. Дастрелла наполнилась слухами, и из уст в уста повторяли лишь одно имя — Амато Ромазо. Была учреждена независимая коллегия, но она не сумела доказать причастность брата к смерти Альдо Соврано. Невиновен — так гласил официальный вердикт. Но слухи… Слухи не давали покоя, и исход теперь зависел лишь от одного человека — наследника тирана. Но Фацио Соврано сумел удивить всех. Там, где отец предпочитал действовать силой, сын неожиданно признал решение коллеги и выбрал дипломатический путь. Брак. И спорная территория отойдет к Альфи, как приданное невесты. Вместе с невестой…

Амато не слишком успокоили такие намерения — он не верил Соврано. Но пожертвовать всего лишь одной из сестер во имя возможного мира казалось разумным. И не волновало, кто именно это будет. Фацио Соврано были отправлены два портрета. И он выбрал Марену. Тогда почему теперь вдруг переменил решение? Это было неожиданно даже для Амато — лицо так не солжет.

Джулия посмотрела на сестру, сидящую по левую руку, и не верила глазам. Марена переменилась, ожила, расцвела. Щеки раскраснелись, с губ не сходила улыбка, а ясные глаза отбрасывали хмельные искры. Она была совершенно счастлива и весела.

Марена поймала на себе взгляд, повернулась, сверкая ровным рядом жемчужных зубов:

— Ну! Как ты и говорила, сестра! Все уладилось, как нельзя лучше! Какая же ты у меня умница!

Джулия лишь растерянно посмотрела на нее, кивнула и уставилась в тарелку. Ее будто обдало холодом. В Марене не нашлось ни крупицы сочувствия. Или она так обезумела от счастья, что была не в себе?

Джулия украдкой оглядела гостей из-под опущенных ресниц, и в ушах усиливался звон, будто нервно метались сотни крошечных колокольчиков. Все были счастливы, пьяны. Старый граф Марки раскраснелся от возлияний и что-то голосил, задрав голову. Дамы непрестанно поднимали бокалы и все так же бросали взгляды на Соврано, только теперь уже смелее. Жених по-прежнему не обращал на нее ни малейшего внимания. Как и Амато. Как и Паола. Даже Марена… Никто не обращал внимания, будто она стала невидимкой. Остался лишь странный праздник, не имеющий к самой Джулии никакого отношения. А она словно стояла на высоком утесе, обдуваемом ветрами, а вокруг не было ни единой живой души. И больше всего сейчас хотелось взять на руки Лапу. Прижать, зарыться пальцами в густую мягкую шерстку и слушать, как он сопит. Лапушка… сердце замерло: что же он натворил? Зря Альба отговаривала, зря не верила. Но, к счастью, впрямь, никто не умер…

Джулия повернулась, отыскивая взглядом няньку Теофилу. Увидела теплые влажные глаза на красном от духоты лице. Лишь она одна смотрела. Лишь ей одной было не все равно. Но Теофила ничего не могла. Ничего…

Гости, наконец, разошлись. Танцев не было — в связи с трауром жениха их сочли неуместными. Но Марена порхала и без танцев. По дороге в покои она непрестанно что-то напевала, кружилась, смеялась. Словно шустрая легкая птичка взбиралась на лестницу. Совсем не такой она была всего несколько часов назад. Теперь ее не требовалось подбадривать, поддерживать, оберегать. Джулия просто бездумно шагала следом. Теперь хотелось надеяться, что все произошедшее в большом зале было каким-то дурным представлением, но здравый смысл не позволял обмануться. Все изменилось. И сердце грела лишь мысль о том, что еще хотя бы несколько месяцев она пробудет в родном доме, с теми, кого любит. Будто ничего не случилось.

У дверей в покои сестры Джулия поймала ее руку:

— Марена, побудь со мной немного.

Та улыбнулась, мечтательно закатила глаза:

— Сестрица, милая, я так устала. Вот сейчас упаду на кровать и тотчас усну. Наконец-то спокойно! Ты не представляешь, как же легко задышалось! Завтра. Ладно, милая? — она чмокнула в щеку. — Завтра поутру поговорим. Куда нам торопиться… — Марена толкнула дверь: — Доброй ночи, сестрица. Доброй ночи, нянюшка!

Джулия онемело стояла, глядя на захлопнувшуюся перед самым носом резную дверь. Она был растеряна. Больше всего сейчас она мечтала поговорить с сестрой, обнять, услышать ласковое слово, но…