Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика

У тирана Альфи были прямые черные брови и глубоко посаженные непроглядные глаза. Казалось, этот взгляд пронзает насквозь и различает все твои тайные мысли. Черный, как ночная тень. Лишь в левом ухе покачивалась крупная каплевидная жемчужина.

Амато представил дам, но Соврано даже свою нареченную приветствовал весьма холодно. А вот Марена… Она не могла осмелиться посмотреть на него, смотрела под ноги и прижимала к носу врученный нянькой Теофилой платок, смоченный в уксусе.

Соврано смерил ее взглядом:

— От меня пахнет конем, сеньора?

Марена лишь вздрогнула всем телом, не отвечала. Но подняла голову. Смотрела во все глаза и даже не моргала. Лишь опустила, наконец, руку с платком. Пауза затягивалась. В зале повисла тишина, лишь трещали свечные фитили. Все жадно наблюдали за разыгравшейся сценой. Особенно женщины.

Марена была не в состоянии ответить, она совсем раскисла и едва стояла на ногах. Паола жалась к Амато и, похоже, на правах хозяйки не собиралась смягчать ситуацию. А Амато, судя по всему, приготовился списать эту позорную неловкость исключительно на женскую глупость.

Джулия подняла голову:

— Благородный всадник всегда пахнет дорогой и конем. А проделанный путь говорит лишь о том, как вы торопились к нам. Простите сестру, сеньор, она слишком взволнована. Ее душат духи наших гостей. И нарциссы в гирляндах уж больно ароматные.

Уголок его губ едва заметно дрогнул, а глаза будто стали еще темнее:

— А вы, Джулия? Вы… не взволнованы? Вас не душат нарциссы?

Она выпрямилась, вытянулась в струну:

— У меня меньше поводов, сеньор Соврано. На меня не возлагали столько надежд.

Джулия открыто смотрела в лицо тирана Альфи и сама поражалась собственной смелости. Но потребность защитить сестру, во что бы то ни стало, сделала ее решительной и сильной. Почти непобедимой.

Вдруг по лицу Соврано пробежала тень. Он с быстротой хищного зверя метнулся вправо и едва успел поймать падающую без чувств Марену. Бедняжка все же не выдержала. Зал загудел от перешептываний. Паола засуетилась, приказывая унести Марену, чтобы привести в чувства, но Соврано пожелал сделать это сам. И все время смотрел на нее. А Джулия не могла понять, что отражалось на его смуглом резком лице. Фацио уложил Марену на мраморную скамью у стены и оставил на попечение служанок и Паолы. Он вышел, прикрыв за собой дверь, но, казалось, произошедшее не на шутку разозлило его.

Нянька Теофила вновь полезла за своей склянкой, но Паола оттолкнула ее с проворством рыночной торговки. Склонилась над Мареной и принялась нещадно хлестать по щекам:

— Да что же это такое! Вставай, тебе говорят! Вставай! Всех опозорила!

Джулия пыталась ее оттолкнуть:

— Перестань! Не с умыслом же она!

Паола не поддалась:

— Хватит с тебя. Заступница! Довольно эту неблагодарную выгораживать! А ну! — она снова хлестнула Марену по щеке: — Открой глаза!

Длинные ресницы Марены дрогнули. Она открыла глаза, облизала пересохшие губы. Коснулась виска кончиками пальцев.

— Что случилось?

Паола картинно выдохнула:

— Хвала Безликому богу… — Она повернулась к служанкам: — Дайте ей воды, что ли!

Девушки кинулись исполнять приказ, подали воды. Марена выпила, протянула пустой бокал и решительно посмотрела на Паолу:

— Я не пойду!

Невестка поджала губы:

— Пойдешь. Как миленькая, пойдешь.

Марена сжала кулаки:

— Хоть убивай — не пойду.

Паола улыбнулась, покачала головой:

— А не пойдешь — так и твой ненаглядный не жилец. Обещаю. Ты своего брата знаешь. Одно мое слово — и от твоего драгоценного Теоро Марки останутся лишь воспоминания. С тем и будешь жить, что ты одна во всем виновата. Все сговорено. Ничего не исправить.

Нянька Теофила стояла пунцовая. Пыталась сдержать слезы и кивала:

— Сеньора права. И гости собрались, и жених. Ничего не попишешь. Ступай, деточка. А бог поможет.

Джулия посмотрела на няньку. Разве что бог и поможет — прочие бессильны. Даже брат Амато ничего не может поменять. Но нужно было закончить этот проклятый день, чтобы все, наконец, отвязались.

Марена поднялась. Бледная, отрешенная. Паола знала, куда бить. Теперь сестра против слова не скажет. Она вновь поднесла к носу платок:

— Я готова.

Гости затихли, едва Марена показалась на пороге зала. Амато, стоящий в отдалении рядом с тираном Альфи, бросил на нее убийственный взгляд. Ничего не оставалось. Ничего.

Марена вернулась под гирлянду, Джулия встала рядом, не желая оставлять сестру. С другой стороны встала Паола. Нянька Теофила устроилась в стороне, с прислугой. Снова повисла мертвая тишина, в которой раздавался лишь стук каблуков жениха.

Соврано вышел в центр зала, вытянул перед собой руку, и над ладонью заклубился белесый дым. Создавалась родовая магия. Дым завертелся в воронку, заискрил, а когда развеялся, длинные пальцы тирана Альфи сжимали тонкий стебель хрустальной розы, в которой блуждали ледяные искры. Если магия Соврано примет невесту — цветок в ее руках оживет. И все свершится.

Марена стояла ни жива, ни мертва. Лишь судорожно сжимала в руках платок, не в силах пошевелиться. Личико покрылось испариной, щеки были белее мела. Она смотрела на приближающегося ненавистного жениха, и в ясных глазах будто застыло мертвое стекло. Казалось, она даже не дышала.

Соврано сделал несколько шагов, направляясь к невесте. Остановился, склонил голову, коснувшись цветком груди, и протянул руку.

Кто-то глухо охнул в толпе, но следом повисла такая плотная невыносимая тишина, что ее можно было резать ножом. Джулия не сводила глаз с сестры и не понимала, почему Марена повернула голову и смотрела на нее с нескрываемым ужасом. Наконец, перевела взгляд на Соврано, который протягивал цветок. Протягивал ей, Джулии.

Она вновь посмотрела в белое лицо сестры, взглянула на Паолу, которая тоже побелела, как полотно. Не помогали даже искусственные румяна.

Соврано приблизился на шаг:

— Берите. Он ваш.

Джулия все еще не верила ни ушам, ни глазам. Смотрела на волшебный цветок, на человека, склонившегося к ней. Но думала лишь о том, что тот насмехался. Ведь сейчас, в эту самую минуту он унижал сестру. Каждый в этой зале знал, что невеста — Марена.

Кажется, Фацио Соврано терял терпение:

— Берите, на нас смотрят.

Джулия стояла, закаменев. Дыхание замерло, руки не слушались. Если магия Соврано признает ее, цветок оживет в руках, почувствовав тепло ее тела. И это станет приговором. Она чувствовала на себе сотни взглядов, колких, жалящих, как дротики. Господь всемогущий, что же делать? О ее замужестве речи не шло! Но медлить было уже невозможно.

Джулия подняла дрожащую руку, протянула к хрустальному цветку. Шальная мысль сверкнула в голове, как молния. Кажется, это единственный шанс что-то изменить. Она коснулась ледяными пальцами тонкого стебля без шипов, дождалась, когда Соврано выпустит его из своей руки, охнула, и роза сорвалась вниз, вдребезги разбилась о мрамор с тонким перезвоном брызнувших осколков.

По залу прокатился глубокий всеобщий вздох и тут же растаял в мертвой зловещей тишине. Джулия не смотрела под ноги — смотрела лишь в лицо тирана Альфи. Ни одна черточка не дрогнула, лишь блеснули холодной сталью клинка черные глаза. И захотелось исчезнуть, раствориться.

Что теперь будет?

В висках закололо от напряжения. Казалось, еще немного, и она сама рухнет на пол, как бедняжка Марена. Джулия понятия не имела, что будет, ели что-то случится с помолвочным цветком. Значит ли это, что помолвка не состоится? И что теперь сделает брат?

Когда Фацио Соврано поднял руку, на мгновение показалось, что ударит. Что ж, пусть, если такова плата. Но он лишь простер над осколками ладонь. Вновь заклубился, завьюжился белый дым. Джулия с ужасом наблюдала, как крошечные осколки поднялись в воздух, закружились в вихре, вновь образуя маленький зловещий смерч. И когда дым рассеялся, пальцы Соврано вновь сжимали проклятый цветок. Другой — на этот раз, прекрасный нарцисс. И тихий шепот с хрипотцой коснулся слуха: