Последняя почка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты будешь контрацептивом, – предупредил Серёга.
– А ты кем будешь?
– Он будет жертвой аборта, – бросила Настя, – если серьёзно, то мне идея эта понравилась. Надо как-нибудь недвусмысленно дать понять, что наши ежи – не хищники. Пусть они бунтуют, например, против браконьерства чиновников.
– Ага, – усмехнулась Маша, – и все подумают, что ежи защищают свой кусок мяса!
Настя задумалась.
– Как же быть?
– Да элементарно, – бросил Серёга, – Вольтер сказал: "Мне очень не нравится то, что вы говорите, но я готов отдать жизнь за то, чтобы вы могли это говорить!"
– И что?
– Мы не разделяем взгляды ежей по некоторым вопросам, но мы готовы им помогать.
– По некоторым вопросам? Слушай, но это – принципиальный вопрос! Знаешь поговорку: "Против собак волков не зови!"?
– Мы против волков позовём лисичку, – сказала Маша, глядя куда-то вдаль, и вдруг заиграла бравурный марш на двух струнах, – вот она, уже здесь! Рыжая лисичка.
Все повернулись к ресепшену и увидели Таню. Она шла по коридору к ним. Ей сопутствовала худая, темноволосая девушка с чуть склонённой к левому плечику головой, большими глазами и носиком, на который взглянул бы с завистью Арамис. Она несла скрипку.
– Вера, – представила свою спутницу Таня, когда они подошли. Бунтари уставились на скрипачку. Та улыбнулась им.
– Добрый вечер.
– Привет, – откликнулась Настя и захрустела чипсом. Обе её подруги и два художника продолжали молча таращиться. Неприязненно ощущая холод этого затянувшегося безмолвия, Таня села в одно из свободных кресел. У неё ныли стопы, натруженные ходьбой. Она сняла обувь и положила ноги на стул, который стоял прямо перед нею. Серёга подал ей банку пива. Тяжёлый рок продолжал сотрясать подвал.
– Вы ведь панки, да? – уточнила Верка, также присев и не выпуская из рук футляра, – я потому захотела с вами провести время, что много знаю о панках. Панки ведь не хардрокеры! К тем, конечно, ни на какой козе не подъедешь. А вы – ребята вполне открытые для общения.
– Как меня задолбали эти штампованные, тупые стереотипы, – вздохнула Катя. Маша, давя зевок, ритмично забарабанила по гитаре пальцами и взглянула на Верку, как на раздавленного клопа.
– Это был с твоей стороны вопрос или утверждение?
– Это было предположение.
– Ты скрипачка?
– Скрипачка.
– Тогда, конечно, ты со своим абсолютным слухом и абсолютно стереотипным мышлением скажешь нам, что панки не попадают в две ноты из десяти, и как наглядный пример приведешь "Sex Pistols"! А я тебе как обратный пример приведу "Off Spring".
– Да я со своим абсолютным слухом и про "Off Spring" много интересного расскажу, – улыбнулась Верка, – две ноты из десяти для них – не предел.
Лёнька рассмеялся.
– Две ноты из десяти? Куда им до наших маленьких беспредельщиц! Они в две ноты, наоборот, попадают, а в восемь – нет!
– Лёнечка, заткнись, – мяукнула Настя, – в мурло-то я ни одного раза не промахнусь! Ведь ты меня знаешь. Танечка! У тебя колготки уже протёрлись на пятках.
– За один день протираются, – проворчала Таня, сделав глоток из банки, – пешком хожу знаешь сколько?
– А ты нормальная?
– В смысле?
– Ты для чего окончила МГУ? Чтоб ходить пешком?
– А ты для чего МГУ окончила? Чтоб мороженых кур совать себе в одно место и получать от ментов резиновыми дубинками по другому?
Лёнька поднялся.
– Пойдём, Серёга, покурим! Девочкам нужно срочно расквасить друг другу морды. Мы им мешаем.
Серёга не возражал. Поглядев им вслед, Настя Колокольникова опять обратилась с вопросом к Тане:
– Скажи мне, рыжая задница, она пиво пьёт?
– Кто?
– Скрипачка твоя.
– Спроси об этом её.
– Я спрашиваю тебя, потому что ты это знаешь лучше! Ведь ты всегда всё знаешь лучше других. Тебе объясняли миллион раз, что акционизм – это самый древний и самый зрелищный вид искусства! А ты опять за своё?
– Есть одна проблема, – сказала Таня, зевая, – древний акционизм был понятен всем. А ты этой курицей между ног кому раскрыла глаза?
– Да ты чушь несёшь! Коперник при жизни многим раскрыл глаза? Прошло двести лет, прежде чем глаза стали раскрываться!
– Опять проблема. То, с чем ты борешься, даже без твоей мороженой курицы двести лет не протянет – в отличие от той лжи, которую опроверг Коперник! Если ты хочешь стать победителем этой подлости – бей наотмашь, чтоб у всех искры из глаз посыпались и зубы повылетали! Сразу! У всех! При чём здесь сраная курица?
– Подлость вечна, – не согласилась Маша Арёхина, – и когда-нибудь, через двести лет или раньше, сраная курица её клюнет.
– А толку что, если она – вечна?
– Приехали, твою мать! – хохотнула Настя, но сразу же посерьёзнела, – нет, моя дорогая, тут ты меня уже не запутаешь! Состояние обречённости – это идеальное состояние. Только тот свободен, кто движется в никуда! Это совпадает с концепцией Кастанеды.
– Банальность! – взвизгнула Таня, – ты говоришь мне об обречённости стать скотиной! Нельзя идти в никуда, не отключив мозг!
Верка попыталась пресечь нелепый конфликт.
– Да, я пиво пью, – напомнила она о себе, – и дайте мне чипсов.
Ей дали то, что она просила. Страсти утихли. Она решила развить успех.
– Я, кажется, всех вас знаю по именам. В интернете видела. Вы с этими двумя мальчиками – арт-группа "Война", а без них – панк-группа "Бунтующие малышки"! Но вы, по-моему, собрались не в полном составе. Вас ведь человек сорок?
– Больше их, больше, – сказала Таня, до крайней степени раздражённая неуместным упоминанием Кастанеды. Лучше бы эти суки взяли себе в сторонники Шопенгауэра, ей-богу!
– Она права, – внезапно заговорила самая молчаливая из подруг, мотнув головой на Таню, – у нас – беда с креативностью. Вот у Лёньки – нормально, с синим ведром на башке по машинам бегает! А у Петьки Павленского вообще зашибись – зашил себе рот, обмотался колючей проволокой, и что хотите с ним делайте – хоть сажайте, хоть бейте, хоть убивайте! Чем ты его напугаешь, если он сам зашил себе рот и колючей проволокой обмотался? А у нас – что? Вообще ничего! Нам необходим креативный ход.
– Если тебе есть что сказать, а пиплу есть что услышать, тебя услышат, – заверила Катю Маша, – проблема в том, что никто не хочет ничего слышать. Люди – под наркотой. Под идеологической наркотой! Машина по производству дебилов работает безотказно.
– А вам не кажется, что в дебилах надо пробуждать чувство стыда за то, что они – дебилы? – спросила Таня. Панкрокерши на неё взглянули недоумённо.
– А мы что делаем, интересно? – пожала плечами Настя, – мы только этим и занимаемся!
– Становясь подобными им? Настя, Катя, Маша! Карикатура должна быть смешнее оригинала. А вам за ним не угнаться! Вот в чём беда.
Настя рассмеялась.
– Какой снобизм! Какое высокомерие! Так мы что, на скрипках должны играть, как твоя подруга? Да, да, я знаю,
