Конец белого Приморья. Последний поход белоповстанческой армии - Борис Борисович Филимонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказывается, в обоих полках Глудкин беседовал с «верными» офицерами и солдатами. Временно командующий (за отъездом полковника Доможирова во Владивосток) Уральским полком полковник Гампер – ярый личный враг генерала Смолина еще с мирного времени, когда они служили в одном и том же Омском гарнизоне (Смолин в 44-м, а Гампер в 43-м Сибирском стрелковом полку), сразу и полностью согласился с планом Глудкина. Практичный командир егерей, полковник Александров, бесспорно постарался бы увильнуть от принятия весьма шаткого в своем основании плана Глудкина, но он должен был считаться с мнением и симпатиями своих подчиненных, часть которых его обожала, в то время как другие относились тепло к своему первому командиру. Поэтому Александров дал также свое согласие на переход полка в подчинение к подполковнику Глудкину.
Все это разыгралось днем 31 мая, но широкой огласке еще не предавалось, так что взаимоотношения полковников Глудкина, Александрова, Гампера и Романовского со своим прямым начальством (генерал Правохенский, генерал Смолин) до утра следующего дня еще не были порваны прямым нарушением дисциплины и субординации. Конечно, генерал Смолин в этот вечер знал, что в частях 1-й стрелковой бригады идет какое-то шушуканье, но истинный смысл его, возможно, был еще неизвестен комкору.
Между тем во Владивостоке события развивались своим чередом, и, когда настало утро 1 июня, генерал Смолин не нашел ничего лучшего, как собрать у себя всех командиров частей гарнизона и поставить их в известность о том, что, по только что им полученным сведениям, во Владивостоке далеко не все благополучно, там что-то происходит, что именно, генерал Смолин, видимо, не знал как следует сам (таково было мнение полковника Романовского по возвращении с этого собрания). Между тем полковники Александров и Гампер не сочли нужным на это собрание явиться, причем полковник Александров все же политично сообщил, что он болен, полковник же Гампер ничего не сообщил. Подполковника Глудкина на это собрание, конечно, никто не приглашал, и он тоже отсутствовал. Отсутствие двух командиров полков не прошло незамеченным, и, надо полагать, кому нужно было, тот своевременно намотал кое-что себе на ус.
В этот день, 1 июня, 1-я Отдельная батарея полковника Романовского жила обычной, правда, чуть-чуть напряженной жизнью, но в обоих полках жизнь кипела. Утром этого дня подполковник Глудкин отдал приказ по своей «бригаде» о выделении из состава 2-го Сибирского стрелкового корпуса. Вместе с тем подполковник Глудкин не утрудился ни лично явиться к генералу Смолину, ни послать тому хотя бы копию приказа главы правительства и своего приказа по бригаде о вступлении своем в командование ею. Таким образом, генерал Смолин мог и должен был рассматривать в этот день оба полка как подчиненные ему части. Глудкин, как лицо официальное, для него в этот день не существовал, это был личный гость полковника Гампера.
Между тем полковник Глудкин изъятием подчинившихся ему полков из состава 2-го корпуса резал им возможность получать из интендантства 2-го корпуса продукты для продовольствия людей и коней. Своего интендантства не имелось. Как думал справиться с этим вопросом сам полковник Глудкин, остается тайной. В общем, приходится сказать, что планы Петра Ефимовича (имя и отчество Глудкина) были весьма неясны. В этот день частям приказано было выдавать только мясо, сохраняя рыбу. Оружие приказано было запрятать, и целый день люди таскали из дома в дом пулеметы, патроны и гранаты. Частям также было приказано быть готовыми к движению походным порядком. Куда? Об этом, видимо, сам подполковник Глудкин не знал хорошо. Он говорил своим «приближенным» о наличии у него каких-то общих директив «старика» (генерал-майор Лебедев, бывший начальник штаба Верховного правителя и Верховного главнокомандующего) и о походе через Маньчжурию хотя бы с сорока бессмертниками. Короче – сумбур был полный.
Небезынтересно то, что казармы обоих глудкинских полков находились в непосредственной близости с казармами 4-го Омского стрелкового и 2-го кавалерийского полков. Канцелярия же 2-го Уральского полка находилась прямо против штаба 2-го Сибирского стрелкового корпуса. Некоторые из близких Глудкину офицеров спрашивали своего вновь объявившегося начальника о том, как считает он нужным поступить в случае возникновения открытого конфликта с частями 2-го Сибирского корпуса, что должно было считать не только не исключенным, но даже вполне возможным.
Подполковник Глудкин и его окружение и думать о возможности конфликта не хотели. «Смолин не посмеет» – таков был лозунг. Следует также отметить, что свое вступление в командование бригадой подполковник Глудкин и его личные друзья отпраздновали банкетом, за коим, возможно, кое-кем было выпито лишнее.
Наконец на землю спустилась ночь, ночь с 1 на 2 июня, но не только усиленной охраны расположения полков, но даже ни одного вооруженного поста выставлено не было. Не имелось и дежурных частей, да к чему все это, если Смолин не посмеет?
Но генерал-майор Смолин думал иначе. Он знал обо всем, что происходит в обоих полках 1-й стрелковой бригады, и решил одним ударом покончить с авантюрой. Приблизился рассвет 2 июня. Густой туман заволакивал землю. Части 2-й Сибирской стрелковой бригады и 2-й кавалерийский полк, поднятые ночью, оцепили расположение обоих полков 1-й стрелковой бригады. Еще не было 6 часов утра, как дневальные полков 1-й бригады увидели быстро идущих на них вооруженных воинских чинов. Это были чины 2-й Сибирской стрелковой бригады. Была поднята тревога, но слишком поздно: генерал Смолин и полковник Аргунов во главе своих чинов были уже у дверей первой казармы. Вбежав в казармы, чины 2-го корпуса бросились к винтовкам. Последние находились в пирамидах
