Огненный шторм - Дэвид Класс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ростом фута три. Темная шерсть. Массивные челюсти. Висячие уши. Лапы — каждая с тарелку. Не дог. Не ньюфаундленд. Я не разбираюсь в собачьих породах, но такого я точно никогда не видел.
Я не люблю собак как таковых. Особенно я не жалую больших собак. И мне определенно не по душе вид этой чудовищной косматой псины. Начинаю закрывать дверь.
Подожди. Не оставляй меня здесь.
Почему?
Потому что ты слишком мало знаешь, чтобы выжить в одиночку. Она поймала тебя в два счета. И тебя снова поймают.
Тебя, колтун, она тоже поймала, думаю я в ответ. В данный момент один из нас свободен, а другой привязан цепью к батарее, так что кто мало знает — это еще вопрос.
Верно. Но я знаю то, чего ты не знаешь. Важное. Полезное.
Например?
Сейчас я не могу тебе сказать.
Нет уж, лучше скажи, а иначе будет свежевание нервов.
Не могу. Ты не оставишь меня здесь. У тебя нежное сердце.
Закрываю дверь. Начинаю отходить.
Я знаю, кто твой отец.
Я тоже знаю, кто он. Или кто он был. Мой отец погиб. Его убили, когда пришли за мной. Пока, бобик.
Нет, твой настоящий отец. Я его видел. Величайшая честь в моей жизни. Я знаю, почему ты здесь. И почему за тобой охотятся.
Останавливаюсь. Оборачиваюсь. Быстро возвращаюсь. Открываю дверь. Птицы галдят. Грызуны пищат. Только пес ведет себя тихо. Массивные челюсти. Громадные зубы. Поблескивающие глаза.
А теперь забери меня отсюда.
Где гарантия, что ты на меня не бросишься?
Собака — друг человека.
Это общие слова.
Нет, это истинная правда. Мы — первые одомашненные животные. По крайней мере, так выглядят наши взаимоотношения с ВАШЕЙ точки зрения. Я бы, разумеется, описал их в терминах большего равноправия. Наше сотрудничество началось двадцать тысяч лет назад. Собака и человек. Человек и собака. Лучшие друзья. Мы впустую тратим время. Это наш последний шанс. Самый последний. Выпусти меня отсюда. Если у тебя не хватает на это храбрости, спасайся по крайней мере сам. Потому что сейчас сюда придут. Я их чувствую. Они уже в здании. Спасайся. Беги!
Вот это меня и убеждает. То, что этот пес велит мне спасаться, заставляет меня никуда не бежать и помочь ему. Подхожу к огромной собаке и осматриваю цепь, которой она прикована к батарее за правую заднюю лапу. Это не наручники вроде тех, которыми сковали меня. Скорее кандалы. Замочной скважины нигде не видно, да и ключа у меня нет. Я бы, наверное, перепилил их напильником лет этак за двадцать. Но двадцати лет у нас нет. Как и двадцати минут. Даже, наверное, минуты. Я слышу, как в дверь звонят.
Они. Не знаю, как я это понял, но понял. Спина у меня холодеет.
Беги. Спасайся.
Даже и не думай, ты, меховушка. Если уж я решил кому-то помогать, то передумывать и уносить ноги не стану, не дождешься. Как же мне снять с тебя эту дрянь? Райли ее на тебя надела. Наверное, она знает, как ее снять.
Способ только один. Растворить.
Как?
Сильфором.
Это еще что такое?
Растворитель. Разъедает все, что угодно. Ты прав. У нее наверняка найдется запас.
Как он выглядит, этот сильфор? Где он может быть?
Лиловый. Хранят его в холодном месте. Выбрось из головы. Тебе его не найти. Спасайся.
Бегу в кухню. Распахиваю холодильник. Хватаю коробочки с лиловым желе. Бегу обратно в комнату прислуги. И замираю. Потому что со стороны стальной входной двери слышен грохот и скрежет. Дверь пытаются или высадить, или снять с петель. И стараются не на шутку.
Мчусь в комнату прислуги. Вот твой сильфор. Что я должен делать?
Капни немного на цепь и отойди.
Открываю коробочку. Наклоняю над цепью. Наружу сочится лиловая жидкость. Обволакивает цепь. Мгновенно начинается реакция. Шкварчание. Цепь чернеет. Металл превращается в порошок вроде сажи. Громадный пес на свободе.
Ну вот, бобик, а дальше что? Ответы все у тебя.
Я не бобик. А еще — не колтун и не меховушка.
Мне-то что? По-моему, сейчас не время для официальных представлений. В дверь ломятся сторонники свежевания нервов.
Вежливость уместна в любой обстановке. Учтивость — общепонятный признак утонченного воспитания.
Хорошо, меня зовут Джек Даниэльсон.
Джиско.
Джиско? Ну и имечко для собаки!
Джек? Ну и имечко для принца!
ТРАХ-БАБАХ! Оглушительный треск и хруст, — наверное, входную дверь выломали или разодрали пополам. В прихожей слышен топот. Несколько пар ног. Так ходят люди крепкие, влиятельные и целеустремленные.
Джек, повторяю, нам нужно немедленно уходить.
В этом меня убеждать не нужно. Но как? Они уже в квартире. Мимо них нам к входной двери не пройти.
Мы в комнате прислуги. Недалеко от черного хода.
Верно подмечено, толстая морда.
Джиско. Пожалуйста, немного повежливее. Нам сюда.
Следом за псом бегу вглубь квартиры. Закрытая дверь. Поворачиваю ручку. Заперто. Пытаюсь отодвинуть засов. Заело.
Шаги приближаются. По коже от ледяного ужаса бегут мурашки.
Открой.
Пытаюсь.
Постарайся.
Постарайся сам.
У меня нет пальцев.
Они от нас на расстоянии двух комнат и неумолимо приближаются. Я изо всех сил врезаю по засову кулаком. Последний рывок. Засов отодвигается. Распахиваю дверь. Кидаюсь на черную лестницу. Бегу вниз.
Да нет же, недоумок. Внизу тебя дожидаются.
Тогда куда?
Наверх.
Джиско галопом бежит наверх. Я знаю, что галопом обычно бегают лошади, но эта большая косматая псина передвигается по лестнице именно так. Я бегу за ним — изо всех сил.
Добегаем до самого верха. Закрытый люк.
Внизу голоса. Нашли черную дверь.
Ударяю в люк кулаком. Еще раз. Люк открывается. Выбираюсь на крышу.
Помоги мне вылезти. Собаки не умеют лазить.
Как?
Опусти сюда рубашку. Надеюсь, она относительно свежая.
Срываю с себя рубашку. Опускаю ее в люк. Джиско вцепляется в ткань зубами.
Я собираюсь с силами и вытаскиваю его наверх. Весит он тонну.
Да уж, ты, мохнатое рыло, в своей жизни обедов не пропускал.
Он выбирается на крышу и выплевывает мою рубашку.
Еще одна оскорбительная кличка — и я откушу тебе гениталии.
Я задвигаю засов люка. Что хорошо — сюда за нами не сунутся. А вот что скверно — это то, что мы в ловушке. Медленно поворачиваюсь. Хода с крыши нет.
Хорошо, Джиско, я тебя понял. Если ты собираешься водиться с людьми, тебе придется немедленно выработать у себя чувство юмора. Итак, как нам отсюда спуститься?
Способ только один.
Какой?
За мной.
Джиско на полной скорости мчится по крыше. Нечто среднее между скаковой лошадью и локомотивом. Добегает до края. Взмывает в воздух. Не собака, а ракета. Морда вытянута. Лапы поджаты. Неожиданная аэродинамика. Летит к крыше соседнего дома — до нее больше двадцати футов.
Ни за что ему туда не допрыгнуть. Собаки не летают. Через несколько секунд он превратится в лепешку на тропинке в Центральном парке. Прощай, Джиско.
Но ему как-то удается уцепиться за дальнюю крышу. Едет по ней на брюхе, потом останавливается. Оглядывается.
Твоя очередь.
Шутишь.
Другой дороги нет. Медлить некогда. Ты же человек, а не тряпка.
Дразнись сколько хочешь. Я так не смогу.
У тебя нет выбора. Они поднимаются.
Он прав. Мороз по коже. Чувствую, как они приближаются.
Вспоминаю последние слова отца: «Я тебе всю жизнь твердил, что не надо выпячивать свои таланты. А теперь они все тебе пригодятся. Беги, спасайся, мальчик мой, беги быстрее ветра».
Начинаю разбегаться по крыше. Набираю скорость. Колени как поршни. Сбоку дует нью-йоркский ветерок. Двадцать ярдов до края. Десять.
Когда-то я много прыгал в длину. Главное — это запланировать, какой ногой оттолкнешься. Права на ошибку нет. Пора. Правая нога встает так, что носок оказывается точно на краю бездны. Встал, оттолкнулся. Высота — это очень важно. Руки вытянуть прямо перед грудью. Ноги вперед. Нацелился на дальнюю крышу.
Лечу между двумя манхэттенскими домами. Кругом город. Сверху облака. Внизу дорожки парка. Не долечу. Ни один мальчик на моем месте не долетел бы. Падаю.
Шестнадцать этажей. Вниз — сплошные окна. Изо всех окон на меня глядит одно и то же лицо. Лицо, которого я никогда не видел, но почему-то знакомое и страшное. Может, это лик смерти? Густая белая шевелюра, будто грива старого льва. Красивые аристократические черты — и что-то в них есть жестокое. Волевой подбородок. Римский нос. Красные губы приоткрыты, видны блестящие острые зубы. Пронзительный взгляд хищника, бесстрастно наблюдающего, как я лечу навстречу судьбе. Следит, как я падаю, падаю, падаю. Предсмертный крик вылетает из моего горла, словно длинный алый канат. Мостовая поднимается, готовая одним ударом отправить меня в вечную тьму.