Мечты и думы - Иван Коневской

Где давно уж в мечтах кружимся.

2. Наглядимся на тамарисы,

Разбежимся по странным взморьям,

А потом проникнем в край лысый,

К незапамятным плоскогорьям.

3. Что в тех странах свершится с нами,

На безвестных лугах Памира,

Заодно с волшебными снами,

В праотчизне людского мира?

4. Обретем ли родник гремучий,

Где впервые жизнь закипела,

Где, под шорох кедров дремучий,

Няня рода людского пела?

5. Нет, змея, вся в бронзе узорной,

Из-под трав суровых восстанет,

Потрясет главой непокорной

И на нас внимательно взглянет.

6. Мы прильнем к ее кольцам гибким

И за ней поплывем без страха,

Вниз по травам крупным и зыбким,

На волне воздушного взмаха.

7. Будет пышно гордиться небо

Глубиной и ширью лазури,

Но оно — не наша потреба:

Мы вручились мудрой лемуре.

В начале зимы 1898

ОТГОЛОСКИ

Le pays de mon rêve…

Я прохожу меж вас, неслышный и незримый.

О Боже, от меня как все вы далеки!

И жму я руки всем — и протекают мимо

Таких различных душ живые тайники.

В несбыточных странах, обширных и уютных,

Я дух свой позабыл, и где его сыскать?

Ужель отдаться играм проблесков минутных,

Ужель махнуть рукой и вне себя порхать?

Друзья, я вас люблю, но чужды вы безмерно.

Вот несколько уж лет я вашим миром жил.

Что ж — сердце старое всему осталось верно,

Что было родиной, чем я не дорожил.

Мне кажется порой, что снова в путь далекий

Направлюсь я в тот край, где дышат города,

Где лентой голубой развиты рек притоки,

Где горы грозные и кроткие стада.

Меж ясных мудрецов и полных тайн поэтов

Там, в теплый летний день, я сяду на холме.

И много я приму от этих мест приветов,

Прохладой веявших в младенческом уме.

Так я вкушу опять от сладости врожденной,

Твоей, о вольный и преданий полный край!

Так и всегда, воображеньем огражденный,

Вокруг меня свои пределы простирай.

Февраль-март 1899

ПО ПРАВУ РОЖДЕНИЯ

Среди старинных зал, по матовым паркетам,

Где дремлют по стенам поблекшие холсты,

Блуждаю часто я в раздумий, согретом

Негаснущим теплом наследственной мечты.

Мне снятся пращуры, столь полные преданий,

Облюбовавшие то творчество веков,

Что созидалось там, в земле великих зданий,

Под белым пламенем нетленных облаков;

Но что-то душам благородным их сказало,

Внушило чувство их покоев родовых —

И убрана стена блистательного зала

Наследием племен отживших, но живых.

Привет вам, мужи достославных поколений,

Служители полков, служители земли!

Лишь пред иконами склоняли вы колени,

А перед обществом вы только честь блюли.

В тиши угодия вы чудно возрастали,

Как чужеземный плод, возросший в парниках,

В столицах стройными палатами блистали,

Где в кружеве носился бал, как в облаках.

И кто почил вдали, под небом виноцветным,

Близ мраморных террас и благостных холстов;

Кто — в дебрях и степях, в гнезде своем заветном —

И принесли на гроб из парка сонм цветов.

Пойми же, селянин, без племени, без роду,

С тобой пойду я в лес, заслушаюсь дроздов:

Я так же, как и ты, молюся на природу

И пить ее млеко бегу из городов.

Но не понять тебе, бездомному, нагому,

Какой есть у меня торжественный приют,

Где я причастен достоянью дорогому,

Святому золоту, что мне отцы куют.

ИЗДАЛЕКА

Ивану Билибину

Были великие, славные брани…

Брошен я в диких полях,

Здесь, под кустарником… рана на ране.

Ветер шуршит в ковылях.

За мной дымятся дальние Карпаты,

И корни дубов въелись в грудь земли.

Где вы, друзья? Беритесь за лопаты,

Курган насыпьте, кости чтоб легли.

В дали степей еще сеча гуляет.

Люди иль пыль — не видать.

В небе уж ястребы вольно ширяют:

С ними ли вам совладать?

Забылся я под тению ракиты…

И все мне снились темные глаза,

Что в плоть мою вклевались, ядовиты —

И смолкла вдруг побоища гроза.

Снова и день… и ногой мне не двинуть,

Ну же, взметайте курган!

Братцы, о дайте под землю мне сгинуть:

Пусть веселится каган.

Здравствуй, ночь слепая и глухая!

Рыхло, сыро сыпется песок…

Любо жить под ним мне, издыхая.

О курган мой, гордо ты высок!

1 февраля 1899

В РОДЫ И РОДЫ: II

Много на свете сокровищ несметных,

Много таинственных руд.

Мужайся ж, искатель кладов заветных:

Не тщетен твой труд.

Там, под скалами крутого Рифея,

Много людей удалых.

Рвут они жемчуг из пасти у змея,

У карликов злых.

После же выйдут в загорные степи

С прибылью ценной в руках.

Воздвигнут они свой храм благолепий

На зыбких песках.

Храм пошатнется, и дальше направят

Витязи вольный свой бег.

Так они всей своей жизнию славят

Тебя, Человек!

Январь 1899

Петербург

СОН БОРЬБЫ

Я лугами иду: ветер свищет в лугах.

Холодно, странничек, холодно!

Некрасов

В великом сне бродя, в покинутых пределах

Я долго шел по буеракам и кустам.

Полесья дикие порой вставали там…

И даже до границ полей осиротелых

Раскидывался ветр везде, по всем местам.

И ветер видел я: он был мой верный вестник.

Непостоянный дождь он нес мне как привет.

Я страстно восклицал, как вдруг его уж нет:

Непонятых богов тот призрачный наместник

Опять умчался в те края, где кончен свет.

Как я любил тоску бродячего Ветрила!

И вот он налетал… я, пав к нему на грудь,

С суровой радостью стремил вперед свой путь.

Рыдающая песнь так вольно говорила

И увлекала век бесчестие тянуть.

И равнодушием, и горем упоенный,

И с ветром сладостным ликуя и скорбя,

Не постоял бы я ни перед чем смущенный,

Но, всей заботою земною возмущенный,

Я разорил бы все, распространив себя.

Я проходил, как град, в безумные селенья.

И там был связан я, а там я сам разил.

А ветр усердствовал, и гнал свои моленья

В такую даль, где пусто все, где нет творенья,

И за крылах своих, ширяясь, уносил.

Но как очнулся я и как я жив, не знаю.

Я волен был и зол. Теперь я тих и слеп.

На светлом берегу былое вспоминаю

И что такое жизнь людей — не понимаю.

Но ветер — властелин единственный судеб.

28 мая 1899

ИЗ ДРУГОГО МИРА

И вот опять звонит тот колокол глухой,

Что слышал столько раз я в воздухе полдневном.

А я лежу, хриплю, поверженный, нагой,

В недуге мерзостно-волшебном.

Что хочешь ты сказать, о колокол живой,

О вещий колокол, набат богослуженья?

Да, бей тревогу, бей над жалкой наготой,

Дошедшей до пределов униженья.

Великий страж судьбы, гремишь ты: с нами Бог!

Как тот нежданный глас, что грянет над веками.

И не поймет мудрец, а голос будет строг,

Но благ перед пустынными песками.

Между 2 и 13 февралем 1899

ПЕРЕГАР

Если нет на свете славы,

Верь, что свет взойдет.

Гул полуночи-державы

Слово соблюдет.

И властительные руки

Распрострет эфир.

И под звуки, бранны звуки

Полетишь на пир.

Кем ты страстно будешь встречен

На ночном пиру,

Тот был знойной славой вечен

В Боге и в миру.

О, гряди ж под темной вьюгой,

Верь глуши дорог —

И пройдешь сквозь тлен недуга

В огневой чертог.

Ноябрь-декабрь 1898

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Александру Билибину

Я слышу — на осях бегут шары,

Светящиеся точки небосвода.

И вот уж член я мерной той игры,

И снова мне дарована свобода.

Над теменем вращаются миры,

Звездятся с легким шипом год от года.

Встают снегов печальные пары…

Я — член живой ночного хоровода.

Все — шум колес, все — твердый бег игры,

А где же грань победного похода?

Неизъясним размер ночной поры.

Я сам кружусь по воле кислорода.

Январь 1899

«Вязи медленно-искусное плетенье…»

…Subtilitas naturae—

о sancta simplicitas!

Вязи медленно-искусное плетенье,

Гибкой мысли завитки —

Вейся ввысь, тянись, волшебное растенье,

Оперяй свои листки!

Пусть в безоблачной, сияющей лазури

Зыбко зубрится твой лист,

В этой призрачной, причудливой фигуре