Говорящая собака - Марк Барроуклифф

— Выпить не желаете? — спросила она, какая-то посеревшая от переживаний.

Я посмотрел на часы. Без четверти восемь. Сегодня игра у Змееглаза, но по-настоящему она развернется где-то в десять, пока не соберутся привыкшие запаздывать завсегдатаи и не разлетится всякая залетная шушера. Когда я говорил Линдси, что хочу побыть сегодня один, я как раз втайне имел в виду, что собираюсь играть в покер. Нигде не чувствуешь себя в таком одиночестве, как за покерным столом. Кажется, это из какой-то песни. Значит, без четверти восемь.

Можно было где-нибудь выпить на скорую руку.

Разговор у нас не клеился, голова гудела, как банка из-под джема, в которую залетела оса: папа, мама, падающий на пол Джилберт и этот смачный сырой шлепок, который произвело его тело.

Я зашел в комнату для персонала, чтобы отключить электричество, и только тут понял, кого мы забыли.

В одном из кресел, свернувшись калачиком, пристроился пес.

— Бедняга, — вырвалось у меня. — Люси, мы забыли про собаку!

Не знаю, в чем тут дело, но существует правило: сталкиваясь с бытовыми мелочами, мужчины постоянно зовут на помощь женщин. Заметьте — именно с мелочами. Видимо, это заложено в нас с детства, когда мы, случись что, зовем маму. Особенно странно наблюдать этот парадокс на себе. Вообще в таких просьбах есть некое навязывание собственных проблем другому человеку, чего я себе обычно не позволяю. Но вот, оказавшись в кризисе, перед лицом трудностей, я позвал на помощь женщину. Так что давайте оставим этот вопрос кушеткам психоаналитиков.

Мой крик разбудил собаку, которая растерянно заморгала.

Похлопав пса по холке, я заглянул в его глаза.

— И что же теперь с тобой делать? — сказал я.

— Да ничего особенного, — со вздохом ответила собака. — Просто, если это не доставит вам кошмарных трудностей, дайте глоток воды.

2 ЛАЙ СОБАЧИЙ

Где проведена черта между добром и злом, между здравым рассудком и безумием?

Не знаю. Порой бывает трудно определить, не правда ли? Небесный арбитр не похож на теннисного судью: он знает, что мяч может одновременно быть в игре и вне игры. Но вот в чем, наверное, сойдутся все психиатры: если ты слышишь от собаки что-то иное, помимо лая, воя и рычания, значит, пора лечиться.

— Печенье застревает между зубов, — продолжал пес, демонстративно скалясь. — Мне бы сейчас на некоторое время понадобилась косточка-зубочистка, но вы глухи к моим мольбам. Не берите в голову, у вас и так полно проблем, вы для меня как луна, а я ваш ничтожный паж.

— У нас нет косточки, — пробормотал я, силясь вспомнить, что такое «паж».

— В таком случае, может быть, вы проявите милосердие и дадите мне еще одно печенье, — заявил пес с грациозным полупоклоном. Я никогда не считал себя милосердным и не представлял, как это качество должно проявляться в подобной ситуации.

Все это приводило в замешательство. Получалось, что кто-то в этом помещении говорил на собачьем языке, — и это явно была не собака.

— А от следующего печенья зубы не слипнутся? — спросил я. Ну, а какие еще вопросы могут прийти в голову, когда съезжает крыша? Когда она поехала, эта крыша, окончательно и, по-видимому, бесповоротно. Да, беседы с животными успокаивают, в медицинской практике существует даже особый метод лечения с помощью общения со всяким зверьем — аниматерапия. Мама считала, что заговаривать с бездомным животным — значит вселять в него напрасную надежду, но что оставалось мне в данном положении? Вернуться к Люси с заявлением, что, дескать, сейчас, как мне кажется, я разговаривал с собакой. Не вызвать ли нам еще одну «скорую»? Новый случай в психиатрии.

— У вас там все в порядке? — донесся крик Люси.

— И куда же теперь, босс? — возбужденно завилял хвостом мой собеседник. В одну секунду он перешел от общения в стиле придворного елизаветинских времен к четким и деловым репликам солдата, собирающегося в увольнение и интересующегося, где в городе хорошие бордели.

Мне нечего было ответить. Я просто стоял, чувствуя себя психом-одиночкой, существом, отчаявшимся и безнадежным, — совсем как тогда, когда, листая каталог «Желтые страницы», обнаружил, что два десятка людей, живущих по соседству, зарабатывают на жизнь производством призов, медалей, кубков и прочего, а мне до сих пор не удалось выиграть ни одного.

Безумие было для меня единственным выходом в этой жизни, чтобы сохранить дом, вести бизнес, планировать свою жизнь без больной матери. Но до сих пор мне удавалось воздерживаться от этого крайнего выхода.

«Простите, мистер Баркер в настоящий момент занят, он общается с эльфами и не может явиться на оценку вашего дома. Оставьте свое сообщение, он непременно займется вашим делом, как только освободится». Это, что ли, будущее, уготованное мне?

— Мой господин и моя путеводная звезда, — заговорила псина, — не пойти ли нам в ближайший парк поискать еды или же мы станем уповать на чье-нибудь гостеприимство, чтобы разжиться пирожными и чаем?

Спрыгнув с кресла, пес уткнулся мордой в мое колено.

— Я весь в вашей власти, — сказал он, глядя на меня снизу вверх.

— Я и так могу достать то, о чем ты говоришь, для этого нам нет необходимости шарить по помойкам или пользоваться чьим-то гостеприимством, — сказал я.

— Неужели? Тогда не будем мешкать! Давайте поскорее вернемся в наш дом и немедленно примемся за дело. Я вот уже неделю толком ничего не ел!

— Что? — раздался голос Люси, которая заглянула в комнату.

— О, госпожа, моего господина, — облизнулся пес, — ей я тоже должен подчиняться. — Он тут же опрокинулся на спину и стал елозить по полу, преданно глядя на нее.

— Никакая она не госпожа. Между нами ничего не было. Она просто моя секретарша.

— О чем это вы? — оторопела Люси. — А-а, так это пес здесь! Как же мы про него забыли!

— О, госпожа, моей утробы! — заскулил пес, вытягивая шею в ее сторону. В таком положении, лежа на спине, ему трудно было отвешивать грациозные поклоны.

— Вы слышали? — спросил я у нее. — Слышите, что он говорит?

— Что случилось? — спросила Люси. Такой ответ можно было воспринять как однозначное «нет». Ясное дело, никто, видя перед собой собаку, владеющую человеческой речью, не станет спрашивать «что случилось?». Я, конечно, не знаю, мне раньше не приходилось попадать в такую ситуацию и наблюдать со стороны реакцию людей. Тут можно было ожидать чего угодно: от обморока и криков «Боже мой!» до попытки обзвонить ближайшие цирки. Такую реакцию я бы еще понял, но уж никак не «что случилось?».

— А что я должна была услышать?

Нет, Люси не глухая, и даже туговатой на ухо ее не назовешь. Тогда в чем дело?

— Собака… — сказал я.

— Ну, собака… И что?

— Вы ничего не слышите?

— А что я должна слышать?

— Ну… как бы это сказать. Она… издает какие-то звуки?

— Вроде бы щелкает пастью, — сказала Люси, — вы это имели в виду?

— Умпалумпа! Подстегни лошадь! — завопил пес. — Как вам такие звуки?

— Он говорит, — сказал я.

— Вы имеете в виду лай? — уточнила Люси. Я вздохнул. Когда он говорит, она видит лишь движение пасти, когда он орет, ей кажется, что он лает. А я в то же самое время слышу давно забытые детские стишки. Я не психолог, но смею утверждать, что между моим восприятием реальности и взглядом на мир, которого придерживалась Люси, пролегла целая бездна.

— С вами все в порядке? — забеспокоилась моя секретарша. — Что-то вид у вас неважный. Может, вам лучше присесть? Я принесу все, что надо.

— Ничего, — вздохнул я. — Не беспокойтесь, со мной все в порядке.

— Пожалуйста, сядьте. У вас вид совершенно ужасный. — Люси стала подталкивать меня к тому самому креслу, в котором недавно лежала говорящая собака.

— Я сам. Колени только дрожат.

Это была чистая правда. Может, кое-что другое я и не учитывал в своем состоянии, но что на ногах я держался в этот момент слабо, могу засвидетельствовать с уверенностью.

Пес тут же поднялся и сел рядом, участливо уткнувшись мне в колени.

— О колени моего господина, облаченные в штаны с аппетитными пятнами, посаженными в ресторанах, с карманами, пахнущими сладкими крошками, — нараспев заговорил он, облизываясь.

— Как вы ему нравитесь, — заметила Люси.

— А еще ему нравится вода, — заметил пес и сделал несколько показных хриплых вздохов.

— Бедняжка, у него пересохло в горле, а может, сквозняком продуло в конуре. Послушайте, по-моему, у него хрипы в легких. Или, может, это собачий бронхит?

— На самом деле, — ответил пес, — хрипы — это северный акцент. — Похоже, он был не лишен чувства юмора. — Я из Бэсилдона. Вода — это хорошая мысль, еще лучше — с раскрошенным шоколадным кексом. Это обычный рацион для собаки с моими зубами, и лишь изредка я могу позволить себе малюсенький кусочек бифштекса. — Зверь тяжело задышал: язык, как шарф, свешивался у него из пасти. Пес явно переигрывал, изображая свои страдания.