Говорящая собака - Марк Барроуклифф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пес бросил взгляд на меня и затрусил следом за Люси.
Внешне он больше всего напоминал дворнягу среднего размера — примерно до колена в положении «сидеть».
Еще он был «поджарым», не в смысле мускулатуры, просто шерсть его наводила на мысль о слегка поджаренном гренке, выпрыгнувшем из тостера: золотисто-коричневые лапы и голова, а на спине черное пятно, напоминавшее седло. Хвост баранкой загибался на спину, этакий пушистый вопросительный знак. Уши как у восточноевропейской овчарки, только несколько более обвислые. И удивительные темно-карие глаза, обведенные черными кругами, словно сурьмой, отчего вид у него был растерянный, как у заснувшего на вечеринке подростка, который, просыпаясь, не может понять, чему смеются его товарищи и зачем раскрыта мамина косметичка.
Пока я мысленно рассуждал о достоинствах собаки, Люси заманила пса печениной обратно в комнату для персонала. Я успел заметить, что спереди у него как будто повязан аккуратный белый нагрудничек. Определенно, это был симпатичный пес, немного напоминавший низкорослую немецкую овчарку, только более миролюбивого вида: когда он дышал, свесив язык, казалось, будто он смеется.
Люси подбросила печенье, и челюсти захлопнулись; раздался звук, похожий на громкий шлепок, — примерно так дельфины хватают скумбрию.
Однако было совершенно очевидно, что собака на этом останавливаться не собиралась. «И все?» — вопрошали ее глаза. Так бывает разочарован ребенок, не веря, что представление в цирке закончилось. Есть много разных способов, которыми пользуются люди, чтобы показать, что они ждут продолжения: легкое покашливание, многозначительное подмигивание, разные призывные жесты, адресованные собеседнику. Поскольку следующее печенье не появилось незамедлительно, собачьи глаза наполнились отчаянием, сравнимым разве что с горем матери с «Титаника», узнавшей, что в спасательных шлюпках не осталось места для ее детей.
«Как?! — вопрошали песьи очи. — Неужели судьба может быть так жестока?»
— Все, дорогой, — сказала Люси, стряхивая крошки с ладоней.
Что, однако, не соответствовало действительности. На столе, недоступные взору собаки, лежали еще три аналогичных лакомства и заварной крем.
Пес повел носом в воздухе и понимающе кивнул, мол, меня не проведешь. Он тут же встал на задние лапы, поднял передние, причем лапы его сложились в каком-то умоляющем жесте, и всем своим видом стал показывать: получи он еще одну сладкую подачку, и это убедит его показать все известные ему трюки.
— Похоже, ему захотелось добавки, — заметила Люси, которую необыкновенно веселило поведение пса.
— Еще бы, — ответил я. — Только этого он и ждет.
Собака снова, видимо, почувствовала себя участником соревнований по задержке дыхания. По крайней мере, звук, который она издала, был похож на глубокий вдох перед вторым заходом.
Второе печенье кануло как камень в воду, вслед за чем снова последовал взор, в котором ожидания было больше, чем благодарности. Похоже, жизнь этого пса проходила в постоянной борьбе удовлетворенности с новым обуревающим желанием.
Я уронил голову на руки. Какой бы забавной ни была эта собака, сейчас мне было не до нее.
А до чего мне было дело? Этого я не знал и сам. Уж во всяком случае, не до этих банковских счетов, хотя я машинально вынул один из ящика своего стола. Если дело доходит до необходимости контакта с финансовыми учреждениями, всегда теряешься в догадках, какой именно следующий шаг тебе предстоит и какой может стать роковым. Когда судебные исполнители явились сюда, чтобы опечатать офис, я обнаружил, что сумма, взятая мною в кредит, достигла уже 70 000 фунтов стерлингов. Единственный источник дохода — мой счет — уходил из-под носа. По счастью, накануне мне повезло в игре, и я смог помахать перед ними несколькими пачками налички. Наличные действуют на них не хуже, чем чеснок на вампиров.
Конечно, доверие финансово-кредитной системы Англии все равно было непоправимо подорвано, и теперь 70 000 фунтов на кредитном счету казались недостижимой мечтой. Да, после еще нескольких недель осторожной и осмотрительной игры мой долг составлял 72 456 фунтов и 98 пенсов, что нанесло заметный удар по моей кредитоспособности. И тут еще как раз мать заболела.
Думаю, теперь пришло время рассказать, как я пристрастился к покеру.
Сразу скажу — я игрок не азартный. Нет, правда. Однажды я даже заткнул уши ватой, прежде чем зайти в «Макдоналдс», чтобы хладнокровно воспользоваться бесплатным туалетом, не покупая там ни их бигмаков, ни жареной картошки. Но покер — это как раз то, что не повышает риск, а напротив, сводит его к минимуму.
Поразительная вещь — когда ты играешь по строгому расчету вероятности комбинаций и действуешь осторожно, это легкая игра. В самом деле, так оно и есть. Так что мой карточный долг вырос до 70 000 фунтов не за счет риска. Нет, как и большинство, я «играл наверняка».
Но в результате у меня возникли серьезные проблемы, когда понадобились деньги на похороны.
— Просто вынесешь меня, когда я умру, в мусорный бак, — сказала мать.
— Я уже думал об этом, — ответил я в том же тоне, — но будут трудности с полицией.
И все же я умудрился оплатить приличные похороны по чеку, который мне выдали в компании, оказывающей услуги по уходу за больными людьми, после того как они вычли причитающуюся им сумму из стоимости маминой квартиры. К счастью, — как раз был конец месяца, — мне удалось из этих остатков еще и выплатить жалованье персоналу, а сам я уже стал подумывать, не перейти ли на некоторое время к курсу оздоровительного голодания или начать экономить на бензине и вечерами не включать электричества. После приблизительных подсчетов я пришел к выводу, что смогу таким образом в течение месяца собрать денег игры на три. Ничего — во всяком случае это было лучше, чем совсем ничего.
Я снова посмотрел на бланк, где маячили упрямые цифры: «72,456.98 od». «Od» означало «овердрафт», или превышение кредита в банке. Я закрыл пальцем эти две грозные буквы. Счет сразу стал выглядеть оптимистичнее.
В дверь снова позвонили, и вскоре перед нами предстал еще один странный тип, второй за день. Это был малый, похожий на техасского рейнджера и нефтяного барона одновременно. Такие в нашу контору еще не захаживали.
На нем были ковбойская рубаха, широкополая шляпа и ковбойские ботинки. Возможно, именно такой костюм подошел бы для какого-нибудь маскарада — вполне удобный и достаточно вызывающий, чтобы выделиться из толпы. На улице, конечно, в таком виде появляться не следовало.
— Приветствую, — сказал я. — Чем могу помочь?
— Сиди, где сидишь. Я щелкну пальцами, если понадобится, чтобы вы все тут забегали, — отвечал он совершенно в духе Эвинга.
У него был заметный американский акцент. Ковбои в Ворсинге нынче не в диковинку, учитывая, что дискотеки и прочие танцевальные заведения заметно потеснили в последнее время собрания благотворительных обществ и клубы деловых людей.
Он подошел к окну и с важным видом посмотрел на улицу.
Все, кому приходится иметь дело с клиентурой, знают, что здесь надо быть готовым ко всему. Приходится иметь дело с разными чудаками. Как всякий человек, участвующий в этой игре, я тоже не могу совершить чуда и продать дом за четверть стоимости. Так что к оскорблениям я уже давно привык, и манеры ковбоя меня не особенно задевали.
Он вытер пот со лба чем-то сильно смахивающим на комок туалетной бумаги.
Я тоже поглядел в окно на выбеленные солнцем бетонные стены.
— Жара, — заметил я и продолжил в духе диалогов из какого-нибудь вестерна: — Такая, что яйцо во рту можно сварить вкрутую.
Пес покосился на меня, видимо желая попробовать проделать это.
Незнакомец, однако, не придал значения моей попытке сострить и продолжал внимательно обводить взором окна.
— Вот так, значит, — наконец изрек он и тут же повернулся ко мне, словно бы ожидая вопроса, что может означать это «вот так» и какое решающее влияние оно в дальнейшем окажет на мою жизнь. Однако вызывающее поведение незнакомца не вызывало у меня желания дать ему отпор.
Он разглядывал меня с некоторой неприязнью, морщась, хотя, вполне возможно, это было как-то связано с ковбойскими ботинками, совершенно не подходящими для жары. Впрочем, по-моему, такую обувь вообще нельзя носить.
— Я могу скупить всю недвижимость, которую видно из этого окна, по одной кредитной карточке.
Хотелось съязвить: почему бы ему в таком случае, если он настолько богат, не сбросить эти карнавальные тряпки. Но вместо этого, откинувшись на спинку кресла, я учтиво улыбнулся ему, словно перспективному клиенту.
— А тебя, стало быть, посадили выписывать здесь бумажонки, приятель?
Я пытался угадать акцент. Определенно, не совсем техасец, была тут еще какая-то примесь. Возможно, он из Ромфорда.