Сиротский дом - Лиззи Пэйдж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что случилось?
– Уезжаю я. Навсегда.
– Как? Уже? Не может быть!.. А кто же… кто же расскажет мне, что и как тут делать?
Сестра Юнис даже не пыталась скрыть, что счастлива.
– Ничего, дорогая, вы постепенно всему научитесь.
– Но разве вам не хочется… – Клара цеплялась за каждую соломинку. – Неужели вам не хочется попрощаться с детьми?
– Лишняя суета мне ни к чему.
– А вы… – Кларе столько всего хотелось сказать и спросить, что она не знала, с чего начать. – Не дадите ли вы мне на прощание какой-нибудь ценный совет?
– Порите их. – Сестра Юнис вдруг склонилась к ней совсем близко. – Почаще и как следует. Особенно когда они в постель мочатся. Прощайте.
* * *
В ящике буфета среди прочих бумаг нашелся листок с телефоном Совета графства, на котором было написано, что звонить следует только в случае крайней необходимости. Была ли это крайняя необходимость, трудно сказать, а вот телефонного аппарата Клара в доме пока не обнаружила. Итак, у нее нет ни телефона, ни плана действий, ни малейшего представления о стратегии, ни какого бы то ни было графика – то есть вообще никакой информации.
Разве это не «крайняя необходимость»?
Для начала надо выпить чашку чая, решила Клара. Именно так они с Джуди и поступали во времена Лондонского блица[5], и этот способ никогда не подводил. А сейчас, по крайней мере, никаких бомбежек не было. И дети не выстраивались «змейкой», надев противогазы. И среди уличного мусора не валялись куски человеческих тел.
А теперь сделай глубокий вдох. Уж это-то Клара точно могла сделать.
* * *
Когда дети вернулись из школы, веснушчатый Питер – тот, что тогда притащил Кларе скамейку – первым делом принялся отскребать кухонную плиту. Он буквально с головой в нее залез. Алекс тем временем все приготовил к утреннему завтраку. Близнецы почистили овощи для запеканки, планировавшейся на ланч. Девочки подмели и натерли повсюду полы. В комнатах сразу запахло воском.
Затем дети выстирали свои носки и гольфы и развесили их сушиться на горячей трубе в ванной. Затем они вычистили свои поношенные башмаки. Интересно, думала Клара, когда же они успокоятся и присядут? И, может, все вместе послушают «Детский час» по Би-Би-Си? Но они явно были слишком заняты.
В шесть часов Алекс сообщил ей, что все дети выпили чаю; старшие еще поели крекеров с сыром и мясными консервами «Спам», а младшие ограничились просто крекерами, но у всех все в порядке, так что ей, Кларе, ни о чем беспокоиться не нужно.
Дети поели быстро и в полном молчании, а потом еще и посуду за собой убрали. Затем все дружно уселись и принялись читать (или притворяться, что читают) Библию.
Странно, подумала Клара, ведь в половине восьмого слишком рано ложиться спать? Ну, разумеется, детям нужно какое-то свободное время. Она еще не подозревала, что уже в половине девятого ей больше всего на свете захочется оказаться как можно дальше и от этого дома, и от этих детей, хотя они за все время не сказали ей практически ни слова. Впрочем, одного их присутствия было для нее более чем достаточно.
– Всем спокойной ночи, – объявила она, и они послушно потащились в свои спальни, точно усталые часовые после смены.
На кухне царили чистота и порядок; и к следующему дню все было полностью готово. Завтра ей оставалось только запеканку в духовку сунуть.
Итак, первый день прошел не так уж и плохо, несмотря на потрясший Клару отъезд сестры Юнис. Сиротский дом явно функционировал как хорошо смазанный механизм, а его маленькие обитатели бóльшую часть дня отсутствовали. Вот и сегодня после школы они все вымыли и прибрали за собой, а потом послушно улеглись спать. Чем-то они немного напоминали Кларе животных в зоопарке: ничего особенно печального, просто обитатели клеток настолько привыкли находиться в плену, что без особых жалоб и сожалений с ним сосуществовали. Помнится, ее первый день в офисе фирмы «Харрис и сыновья» тоже приятным назвать было бы трудно. Буквально сразу же кто-то сцарапал с фирменного бейджа две последние буквы ее фамилии «Ньютон», и она, глазом моргнуть не успев, ко всеобщему веселью превратилась в «Клару Ньют»[6]. Да и работу свою Клара начала любить по-настоящему только три года спустя, когда там появилась Джуди. Джуди стала ее новой начальницей; а когда разразилась война, у Джуди под началом оказались и все фабричные девушки-новички. Джуди была всего на пять лет старше Клары, но, казалось, на несколько световых лет взрослее; однако, как ни странно, они крепко подружились. Во время налетов они обычно лежали рядышком в убежище и шепотом говорили о том, что будут делать, когда закончится война. Джуди хотела работать в школе – и ее желание осуществилось, – а Клара собиралась по-прежнему заниматься канцелярской работой, но уже в Америке, со своим Майклом.
* * *
Когда сверху донесся крик, Клара колебалась всего секунду, а потом рысью ринулась в спальню девочек. Сердце готово было выскочить у нее из груди. Итак, первая же ее проблема не замедлила возникнуть!
Рита стояла посреди комнаты, закрыв руками лицо. Морин, Пег и Терри стояли вокруг, и, если бы на лицах у них не было написано искреннее неверие, можно было бы подумать, что все это просто игра.
– Что случилось?
– Вот! – Рита воздела руку, в которой подобно обвинительной улике была зажата маленькая серая мышка, связанная из шерсти. – Вы выстирали мою мышку Молли!
Морин глянула на Клару так, словно та совершила кровавое преступление.
– Но я же не знала, что ее нельзя стирать, – начала оправдываться Клара. – Мышка лежала в корзине с грязным бельем, откуда же мне было…
– Мама! – крикнула Рита, захлебываясь слезами. – Она пахла мамой! МАМОЙ!
– Прости, пожалуйста.
Но Рита лишь еще громче и отчаянней зарыдала, время от времени подвывая так, что просто сердце разрывалось.
Клара и сама чуть не заплакала. Неужели сестра Юнис нарочно подсунула ей эту чертову мышку? Или она просто настолько тупа, что не соображала, что делает?
– Рита, я вовсе не хотела, чтобы так получилось, я не нарочно, честное слово.
Но Рита на нее даже не взглянула. Отвернувшись к стене, она зарыдала так громко, что все четверо мальчишек с грохотом взлетели по лестнице. Билли – или, может, Барри? – схватил Риту в охапку и стал гладить по голове.
– Что она тебе сделала? – спрашивал он у плачущей малышки.
– Да ничего я ей не
