Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого - Генрих Френкель

Если посмотреть на все дело с позиций нашего времени, то можно видеть, что успех Геббельса, хотя и был существенным, все же имел ограниченное значение. Результатом его искусной пропаганды стал разрыв отношений между польским правительством в Лондоне и Советским Союзом, которые так и не были восстановлены; но связи между британским и советским правительствами не были нарушены, и горячие надежды Геббельса посеять между ними рознь оказались тщетными. Тактика Геббельса, рассчитанная на ослабление вражеской коалиции путем нагнетания страха перед русскими, хотя и имела успех в отношении польского правительства, но не поколебала союз его главных противников. Подобные исторические уроки не забываются, и союзники больше не дали Геббельсу возможности повторить его успех. Имеются основания полагать, что несчастные польские офицеры расстались с жизнью не позднее весны 1940 года, когда находились в плену у русских; но это не было установлено с полной уверенностью, и западные державы не стали придавать этому делу слишком большого значения в годы войны. Многие так и остались во мнении, что вся эта история — дело рук германской пропаганды. Видимое безразличие западных держав объяснялось отчасти желанием их правительств сохранить союз с Россией, а также сознанием того, в каких гигантских масштабах идет истребление людей в немецких концентрационных лагерях.

Геббельс же до конца сохранял уверенность в том, что Англия может расстаться со своим советским партнером. Он даже говорил своим приближенным о том, что стремительное продвижение русских войск на Запад дает гибнущему рейху шанс на спасение, потому что может заставить Англию изменить свою позицию в пользу Германии. По свидетельству Вернера Штефана (подчиненного Геббельса), Геббельс уже в 1945 году уверял своих близких сотрудников, что настанет день, когда «они там, в Англии, забудут о своей пропаганде, о своих пактах, обо всей этой чепухе просто потому, что будут вынуждены действовать согласно своим реальным интересам». «В решающие моменты истории, — говорил министр, — подобные прозрения наступают мгновенно! Так часто бывает в жизни народов».

Но надежды Геббельса-пропагандиста оказались тщетными; здесь он явно взял верх над Геббельсом-реалистом. Он недооценил глубокое отвращение, которое испытывали к Гитлеру и к нему самому по ту сторону Ла-Манша, и не учел твердой решимости правительства Черчилля окончить войну ниспровержением нацистского режима.

Здесь невольно приходит на память изречение «Каждому — свое!», которое нацисты водружали в виде лозунга над воротами концлагерей, имея в виду, что они всегда будут «господами» и что их никогда не постигнет участь, на которую они обрекали представителей «низших рас».

Пример Геббельса показывает, что история не любит предсказателей, самоуверенно выступающих от ее имени, и сама назначает «каждому — свое!»

Глава 13

Стратегия утешения (1943–1945 годы)

1. «Высшие цели и перспективы»

В последние годы войны и существования Третьего рейха Геббельс усиленно проводил «политику утешения», разработанную им после Сталинграда и допускавшую признание некоторых неприятных фактов и ситуаций, но при непременном выявлении других, благоприятных событий, которые, конечно, уравновешивали неприятности, а то и вовсе лишали их значения.

Еще в июне 1943 года Геббельс применил трюк с «уравновешиванием» для оправдания нелегкого положения Германии. Вместо того, чтобы объяснить причины недавних поражений германских армий под Сталинградом и в Тунисе, он пустился в рассуждения о преимуществах и недостатках недавних побед, одержанных в ходе «блицкрига». Недостаток, по его мнению, был один, но существенный: все эти победы «слишком быстро следовали одна за другой», так что стали казаться обычным и заурядным делом. «Настоящая война» началась, по его словам, только с декабря 1941 года, когда «шансы на выигрыш стали колебаться, ставки повысились и создалась угроза временного кризиса». До этого немцы не страдали от опасностей, непосредственно связанных с войной. Для них стало привычным, что кампании легко начинаются и заканчиваются, не занимая много времени. Вот этот факт Геббельс и назвал «неблагоприятным», потому что он «извратил представление о войне» не только у германской, но и у зарубежной общественности. После этого возникли неожиданные «психологическиетрудности», которые могут повторяться и в дальнейшем.

Итак, согласно Геббельсу, возникшие трудности носили только «психологический» (а отнюдь не военный) характер и уравновешивались фактом приобретения Германией «огромных материальных преимуществ», обеспеченных прежними успехами. Это позволяло ей наращивать свой военный потенциал и спокойно отражать наскоки врагов. Нужно было всего лишь избавиться от «психологического ущерба»: ведь если посмотреть на обстановку в целом, то «мы, немцы, находимся в абсолютно выигрышном положении, просто многие этого не понимают или не хотят этому верить».

Подобная софистика позволяла оправдывать даже явные военные неудачи, «открывая» в них неожиданные достоинства. К концу 1944 года военные действия велись уже в западных и восточных областях рейха, но Геббельса это не смущало. «Мы бьемся теперь, упираясь спиной в стену, — объяснял он. — Это, конечно, опасно, но дает ряд преимуществ. Построив оборону на своей территории, мы избавились от множества неразрешимых проблем, тогда как наши враги могут действовать лишь в ограниченных масштабах и в ограниченное время».

Через несколько дней после этого заявления началось последнее германское контрнаступление на Западе под командованием генерала фон Рундштедта. Сначала оно имело успех, и это сильно обрадовало Геббельса. Он с оптимизмом объявил, что «до конца года три четверти американских войск будут окружены или сброшены в море, а остатки американских и британских сил будут вытеснены во Францию». Геббельс просто сиял от похвалы Гитлера, заявив своим сотрудникам, что достигнутый успех, по словам фюрера, был наполовину обеспечен именно им, Геббельсом, и его министерством. Меры, предпринятые в рамках «тотальной войны», позволили создать «народное ополчение» и ошеломить врага, введя в бой свежие части. Между тем эти «новые дивизии» даже не были полностью вооружены автоматами. К Рождеству немецкое наступление застопорилось, а в январе германские части были отброшены на исходные позиции.

Тем временем Геббельс продолжал толковать о «медленном, но верном восстановлении германской военной мощи и о наращивании силы наступательных и оборонительных ударов». Он выявил новый фактор, способствовавший «поддержанию равновесия». «Противник, — говорил он, — превосходит нас в материальном обеспечении, но мы бросаем на чашу весов наш национальный характер и моральную стойкость, а по этим качествам нам нет равных в мире; поэтому мы непобедимы!» Он любил приводить слова Фридриха Великого: «Бог ведет в бой храбрейших. Бог нам поможет, если мы поможем сами себе. Он на стороне мужественных, а не на стороне тех, кто полагается лишь на силу!»

Спустя два месяца, в конце марта 1945 года, когда у жителей разбомбленных городов не осталось никаких надежд (как не осталось их и у самого Геббельса), он продолжал попытки «сохранить лицо», указывая на «разницу между военным положением и политической ситуацией». «Не стоит отрицать, — говорил он, — что мы находимся в опасном положении и что враг продолжает наносить нам жестокие удары, которые, однако, только ранят, но не губят нас. Мы еще не разбиты, как думает противник. Война только достигла своей критической точки как в военном, так и в политическом плане. И если военное преимущество на стороне врага, то в политическом отношении все козыри у нас, а не у противника. Между тем эти две стороны войны тесно связаны между собой. У наших врагов нет в этой войне общей цели, и чем крупнее их военный успех, тем яснее обнаруживается вся неестественность и противоречивость их коалиции».

Исходя из этого, Геббельс смело предсказывал возникновение политического кризиса во враждебном лагере. Его позиция была предельно ясной: «Германии нужно справиться с влиянием военного кризиса, пока ее враги будут заняты улаживанием политического кризиса в отношениях между собой. Исход войны зависит от того, какая из сторон первой потеряет почву под ногами: она же проиграет войну, утратив надежды на победу. В этом — суть создавшейся ситуации!»

Еще одна тема, которую Геббельс настойчиво развивал в тот период, шла под рубрикой: «Врагу так же плохо, как и нам!» — «Враг тоже устал и истощен, он не в лучшем положении, чем мы». В сентябре 1944 года Геббельс писал: «Нашим врагам тоже трудно: они воюют уже больше пяти лет и вполне ощутили на себе, что это такое». Это сравнение было довольно выразительным, но не основывалось на конкретных данных (особенно в отношении Советского Союза), а скорее выдавало желаемое за действительное. В октябре 1944 года Геббельс отважился на такое предсказание: «Говорят, что цыплят по осени считают, но все же я рискну заметить, что людские ресурсы Советского Союза, казавшиеся неистощимыми, похоже, скоро иссякнут». Даже в конце февраля 1945 года, когда линия фронта неуклонно приближалась к Берлину, Геббельс продолжал твердить о «трудном положении врага» то ли от наглости, то ли с отчаяния: «Разве положение наших противников лучше? Да ни в коем случае! Советский Союз потерял в войне больше пятнадцати миллионов человек! Такие потери отрезвят кого угодно! Им скоро придется отступать».