Цена империи. Чистилище - Влад Тарханов

Во время всех своих разговоров Сандро приходилось быть очень внимательным, потому что ему приходилось контролировать две сущности, бывшие полными антиподами: мальчишка и старец. Особенно трудно приходилось при общении с маМА. У ребёнка Великая Княгиня Ольга Фёдоровна вызывала целую смесь ощущений, состоящих из сыновней любви и немножко опасения вызванного властным характером. А у старого академика, которому его биологическая мать годилась в дочери, даже внучки, скептицизм был разбавлен толикой уважения к тому, как та старается помочь своему супругу взойти на вершины власти. И это было не только создание особого уюта, женская забота, она действовала, рассылала письма, к ней приезжали люди самого различного положения в обществе — Ольга создавала вокруг мужа комплот доверенных лиц, то, что потом назовут «своей командой». Интересно, это ее личная инициатива, или батюшка ее попросил взять на себя эту работу.

Наконец состоялась встреча и с отцом. Это произошло, когда профессор Манассеин пригласив ещё несколько своих коллег устроил своеобразный консилиум, коей единогласно постановил, что оба Великих князя переводятся из категории «больной» в более привилегированную — «выздоравливающий». Сия трансформация предполагала несколько иной статус для мальчика, дающий ему большую свободу действий, перемещений и возврат к обычному распорядку жизни за небольшими исключениями. Кроме того, вернулись все братья и сестра Александра, таким образом, вся семья Михаила Николаевича оказалась в сборе под крышей Михайловского дворца, что способствовало возобновлению совместных семейных обедов. Правда, сегодня за обедом его «родители» вели себя несколько странно, всё их поведение показывало, что супруги чем-то очень довольны, но одновременно и смущены. Наблюдая за их взглядами, скрытыми улыбками и лёгким румянцем, старый циник, коим вполне заслуженно почитал себя Коняев пришел к выводу о том, что: «кризис среднего возраста» у предков плавно перешел в стадию некоего импровизированного медового месяца.

— А что, Ольга Фёдоровна дама хоть куда, — загнав в подполье истинную сущность Сандро, подумал академик мимолетным взглядом незаметно для окружающих просканировав её фигуру. А если бы её обрядить в бикини, да еще образца двадцать первого века, то…

И покрутив эту мысль в голове, академик с ехидством подумал о том, что «возможно достаточно сократившиеся численность Романовых может в обозримом будущем получить неожиданное пополнение. Но тут киника-академика поправил мальчик Сандро, сообщивший, что после рождения Алексея матушка не сможет иметь детей, по уверению докторов. В мыслях юноши прозвучало резкое неодобрение мыслей его нового хозяина, после чего Коняев скомандовал себе «стоп», ибо щёки и уши вот-вот могли ощутимо покраснеть и в качестве успокоительно стал мысленно произносить, нет, не молитву, а требования ВАК к диссертационным работам. Эти сухие строки подействовали достаточно эффективно, и он полностью успокоившись сосредоточился на поглощении пищи, тем более, что этот процесс приносил ему колоссальное удовольствие. Обычные продукты, простые блюда, но вот их вкус был выше всяких похвал. В двадцать первом веке для большей части населения планеты овощи, мясо и рыба без изрядной толики химических добавок из которых пищевые добавки и антибиотики были не самой опасной составляющей, априори недоступны. Даже заядлые, потомственные дачники и огородники, закладывающие в погреб картошку, выращенную на приусадебном участке или составляя в пирамиды стеклянные банки с солёными огурцами, помидорами, забывают о той опасной химии, которую содержит в себе дожди орошающую молодые ростки будущих деликатесов. Если сам Коняев, заставший тот период советской истории, кою приверженцы дерьмократических взглядов именовали «застоем», в детстве и в юности имел возможность попробовать натуральные продукты, то родившиеся лет на десять позже не имели об этом ни малейшего представления. Но даже и овсянка, приготовленная его матушкой в семидесятые годы, не шла ни в какое сравнение с тем, что он сейчас вкушал. А уж чай просто невозможно было с чем-то сравнить, в том числе с ужасно дефицитным индийским, на пачках которого слон стоял с поднятым вверх хоботом.

Но пока зубы и язык были заняты перемалыванием всей этой вкуснятины, уши продолжали отслеживать разговор, коей вели родители. И тема заслуживала самого пристального внимания. Речь шла о предстоящем Земском Соборе, на котором должны были состояться выборы нового главы государства. Михаил Николаевич уже изъявил своё принципиальное согласие на выдвижение своей кандидатуры, а глава кабинета министров, господин Валуев усиленно работает с тем, чтобы отбор прошли самые надежные выборщики, которые будут голосовать как необходимо. В любом случае, без того, чтобы власть нового монарха приобрела легитимность, далее двигаться было невозможно. Коняев оценил изящество того хода, когда его «отец» отказался брать власть явочным порядком, как глава Государственного Совета, а настоял на созыве Собора. Сейчас Великий Князь Михаил Николаевич работал над программной речью, с которой выступит перед Земством, кроем этого решая множество неотложных государственных дел. В его ведение пришли Большая и малая государственные печати и теперь именно паПА утверждал самые важные решения на высочайшем уровне. Академику было бы очень любопытно заблаговременно ознакомиться с содержанием планируемого выступления, может быть, мог что-то подсказать Михаилу, особенно что касалось земельных дел, но рассчитывать на то, что суровый родитель откликнется на просьбу совсем юного сына и допустит до черновика выступления было совершенно невозможно. Но в этот момент частица истинного Сандро подсказала простой, но одновременно и эффективный выход. Дело в том, что пару лет тому назад, он совершенно случайно обнаружил, что в комнатушке, находящейся прямо под кабинетом отца великолепно слышно всё, что в нём происходит. Что и позволило ему быть в курсе очень важного для него разговора родителей о том, служить сыну на флоте или нет. Грех было не воспользоваться сим счастливым обстоятельством и примерно через пол часа Коняев занял необходимую позицию и чутко прислушивался к звукам, идущим со второго этажа. При этом он никак не мог избавится от мысли о том, что в романе «Адъютант его превосходительства» далеко не все выдумано. И вот настал час истины. После шагов, его отца по кабинету, шуршания платья, по которому стало ясно, что любезная Ольга Федоровна заняла свое место в большом и удобном кресле, послышалось откашливание, а затем и слова будущего выступления. У Сандро это вызвало гордость за дорогого паПА, а у Коняева чувство уважения и, одновременно растерянности от самой последней фразы, которую он отлично знал из книг и статей, но она должна была прозвучать уже в веке двадцатом и из совершенно иных уст. Уже вернувшись в свою комнату он долго не мог прийти в себя, ведь он услышал вот это: «вам нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия». В