Волки - Евгений Токтаев

— Что-то слышал, — сказал Тит, — из сильнейших воинов ваших?

— В-ваших… Он з-знаменит, да. Все слыхали…

— Зачем он похитил тебя?

— Расквитаться… За то д-дело. П-помнишь Саргецию, д-декурион?

Тит кивнул.

— Почему он просто не убил тебя, раз уж мести хотел?

— Он и уб-бил, — губы фабра тронула усмешка, — и весьма не п-просто.

— Где он сейчас?

— Не з-знаю. Б-бросил…

— Что теперь с ним делать? — спросил Герострат, — маслом может растереть? Я слышал, так делают. Ещё снегом этим вашим сраным натирают.

Тармисара смерила его гневным взглядом.

— Нельзя! Только хуже сделаешь. Глупости ты слышал.

— Ты знаешь, что делать, женщина? — спросил Тит, — он важен. Цезарь не останется в долгу.

— Сделаю, что смогу.

Лонгин кивнул.

— Я пришлю в помощь капсария.

— Из тех, что обмороженных снегом растирают? — без тени улыбки поинтересовалась Тармисара, — не надо мне таких помощничков.

— Как скажешь, — Тит пожал плечами и собрался уходить. Тармисара задержала его за руку.

— Подожди. Что вы сделали с детьми?

— С какими детьми? — удивился Тит, — мне ничего не известно ни про каких детей.

Он вышел. За ним последовал Герострат.

Тармисара наклонилась к фабру, он схватил еë за руку и что-то вложил в ладонь.

Костяная гемма. Человек с оленьими рогами сидит, скрестив ноги.

— Он сказал, чтобы ты ничего не боялась и ничему не удивлялась этой ночью.

Тармисара посмотрела на старика со старухой.

— Вы видели его?

Старик покачал головой.

— А от масла зря отказалась, — прошептал Деметрий, — оно сейчас нужно.

— Зачем?

— На крышу плеснуть, — ответил вместо фабра старик, — чтобы жарче горело.

— Ничему не удивляйся, — повторил Деметрий, — буди дочь, одевай. И не медли.

— Всех предупредить надо, — добавила старуха.

— Что происходит? — медленно проговорила Тармисара.

XXIV. Огненная метель

— Тебе не кажется, что лошади беспокоятся? — спросил Бесс у своего товарища по печальной караульной участи.

Из всех паннонцев лишь они двое сидели возле костра, разведённого у ворот. Ещё четверых Лонгин отрядил в помощь бревкам и киликийцам, торчавших на привратной и угловых башнях. Всего в карауле стояло двенадцать человек.

Сам Тит удалился в один из бараков. До самой темноты оттуда вырывались взрывы хохота, байки народ травил смешные. Потом угомонились. Сейчас всех звуков — завывание ветра, гудение пламени, да треск дров. Не так уж мало, вообще-то. Однако Сальвий отличался чутким слухом.

Эксплоратор прислушался, нахмурился.

— Как будто да.

Бесс стиснул зубы. Ему этот ответ очень не понравился. Раз беспокоятся лошади и ему это не мерещится, стало быть, следует поднять задницу и проверить, что да как.

Он устроился более-менее удобно, сидел к ветру спиной, а заботливый Тит притащил целых три плаща, чтобы его самого ценного следопыта не продуло. Спереди жарил огонь, а по жилам растекалось тепло от выпитого мульса. Короче, задница молила о пощаде. Вставать категорически не хотелось. А ко всему прочему Сальвия не покидало нехорошее предчувствие. Недавно он различил протяжный волчий вой. Серый пел песню где-то очень далеко, но у Бесса всё равно пробежал холодок по спине.

«Благочестивые и верные».

И чего эти слова так привязались? Никак не идут из головы.

Где-то за стенами бродит жуткая тварь. А может вовсе не тварь, а хитрый варвар. Может даже не один.

Сальвий подумал, что, если сейчас на кастелл нападёт толпа даков, от которых доблестные ауксилларии без сомнения отобьются, надо бы потом принести хорошие жертвы Юпитеру Сотеру Виктору. Не столько за победу, сколько за избавление от страха неизвестного, что который день поедом ел далеко не одного Марка Сальвия Бесса, а несколько тысяч до зубов вооружённых людей, сидевших в отменно укреплённом лагере в Апуле.

Да, вставать категорически не хотелось.

«Может Мандос и остальные вот так же сначала пошли проверить, чего это лошади беспокоятся».

Но ведь можно просто приказать другому. Лонгин всегда назначал его, дупликария, старшим над караульными.

Марк представил, как будет дрожать его голос, когда он отдаст такой приказ и ему стало вдвойне не по себе.

Дверь дома, где жили женщины отворилась и наружу вышли две фигуры. Старуха и молодка. Появились в свете костра и сразу исчезли в темноте.

Бесс встал и громко спросил:

— Куда это вы направились?

— В хоррею надо, — ответила старуха.

Это была не та косматая селянка, которую они впустили недавно. Другая. Она хорошо говорила на латыни, да и держалась очень спокойно. Властно.

— Зачем?

— Масло нужно, — ответила Гергана, — в лампе кончилось совсем, а нам света не хватает. Вашего фабра выхаживать.

— Позови-ка киликийца сюда, — велел Бесс товарищу, — а сам на башне пока побудь вместо него.

— Зачем? — спросил теперь уже эксплоратор.

Бесс вздохнул. Он считал, что Лонгин, нередко советовавшийся с подчинёнными по самым разным вопросам, привил им недопустимую в войске склонность к обсуждению приказов командира.

— Ну не будем же мы в чужой хоррее хозяйничать.

Эксплоратор с кряхтением поднялся и направился к воротам.

Тармисара почувствовала, как щëку кольнуло холодом. Ещë и ещë. Ветер принёс первых белых мух. Не мягкие хлопья, что неспешно пропархивают в плотном стылом воздухе, а кристаллики льда. Всë же кнуты Борея вспороли брюхо снеговой тучи, беременной метелью. Число застрельщиков грядущей снежной бури умножалось на глазах.

Бессу показалось, будто кто-то вскрикнул. Он стиснул рукоять меча, вслушиваясь.

Через некоторое время ветер донëс новый странный звук. Глухой. Будто кто-то бился в деревянную стену. Неторопливо. Размеренно.

Вот только на таран, который могли бы применить варвары, это не слишком походило.

«Что ещë за хрень?»

К костру подошёл сагиттарий.

— Что случилось?

— Сходи-ка в хоррею с этими бабами, — велел ему Бесс, — у вас же там поди засов. Открыть надо.

— С чего бы это? — недоверчиво прищурился киликиец.

— Наш принцепс велел бабам содействовать во всëм. Этот ваш фабр — важная птица. Им масло надо. Ступай, короче.

Сагиттарий недовольно помялся, но всё же повиновался. Герострат согласился с предложением Лонгина, чтобы иммун-дупликарий остался в карауле старшим.

Хоррея, кладовая зерна и прочих припасов была устроена под одной крышей с конюшней.

Как хорошо вышло. И голос прозвучал спокойно, лениво. Не выдал, как Сальвию страшно.

Бесс остался у костра в одиночестве. Огляделся. На привратной башне торчали две фигуры. Одна из них в островерхом шлеме сагиттариев. Те свои конические набалдашники вместе с подшлемниками надевали поверх плащей, коими покрывали себе головы. Шлемы изрядно добавляли лучникам роста. Вот так же дикие звери стремятся показаться врагу большими и страшными, когда на самом деле боятся его.

Слева и справа на башнях тоже маячили караульные. Везде там стояли жаровни с углями, светились багровым.