Ласточка на запястье - Даша Моисеева

его уж точно не следовало бы. Аню Клюквину он помнил слабо. Она училась с ними на одном потоке, а потом уехала в другой город. Как она была связана со всем, что сотворил Степан Викторович, Гриша понять не смог. Только вот взгляд Степана был таким пугающе красноречивым, что в душе у Лебедева невольно появился интерес и глупое желание попытаться понять убийцу. В конце концов, этого человека он знал с самых ранних своих школьных лет.

Он молча наблюдал за тем, как Степаныча уводят, сковав руки наручниками. Как покорно он идёт с ними, видимо, поняв, что буйствовать уже нет смысла. Отец Кирилла, забежавший последним, сразу бросился к своему сыну и легонько похлопал того по щекам. Когда тот сморщился и немного шевельнулся, попросил через рацию вызвать скорую, а затем подошёл к Грише, щёлкая у глаз того пальцами.

— Эй, ты в норме?

* * *

Сумерки уже полностью накрыли город своим дымчатым одеялом. Зоя в своей куртке сидела в полицейской машине и успокаивающее гладила Ангелину по голове. Девушка плакала навзрыд, упираясь лицом в ноги подруги. За последнее время страх, ужас и боль стали слишком часто её атаковать, и девушке казалось, что сейчас даже самая незначительная деталь способна свести её с катушек. Зоя же держалась. Всё время смотрела на чёрный проход, в котором исчезла группа полицейских. Иногда вскользь бросала взгляды на маму Кирилла, что с маской отрешённости стояла у водонапорной башни и ждала. Что творилось в её душе, Зоя даже представлять не хотела.

Время тянулось мучительно медленно. Мимо них спокойно проезжали машины. Некоторые замедлялись, желая узнать, отчего вокруг заброшенной башни столпилось столько полиции. А ведь ей сначала и не поверили, что нужно ехать, и ехать достаточно быстро. Были и сомнения, точно ли Кирилл сейчас там, а не топится, к примеру, в местной речке. Если этот стих действительно был выбран не случайно, то башня как раз то самое место, в котором были шансы отыскать Кирилла, и девушка всеми правдами и неправдами пыталась объяснить это другим.

Сомнений по поводу этой башни просто не было. Зоя всю дорогу мысленно благодарила Данила за то, что, даже находясь в странном состоянии помутнения, он всё же оставил прямую указку. Этот стишок был не только кодом к открытию «тёмной стороны» сайта, но и подсказкой. Ведь так называемая Башня Смерти из школьных баек во всём городе была лишь одна. Та самая Башня, которую они обсуждали ещё в школе. Она помнила, как Степаныч, в которого тогда девушка была влюблена до безумия, подтрунивал над ними, подкидывая всё новые и новые истории. Из всего придуманного можно было составить неплохую такую легенду. Но дальше школьных стен данная история так и не расползлась. В этом Орлова тоже видела какую-то свою суть. В конечном итоге, о Башне Смерти действительно могли знать только люди, как-то связанные с их школой. А как раз-таки связанные со школой молодые ребята и умирали.

«Может, учитель и правда всё это время был на самом деле убийцей?» — с тоской подумала она, снова погладив Ангелину по голове. — «Вот бы поскорее всё узнать. Не люблю секреты».

На улице началось какое-то движение. Зоя лениво посмотрела в окно, да так и остолбенела, увидев, как мужчины в форме выводят их школьного охранника. Того самого охранника, что постоянно отмазывал их перед учителями в школьные годы, придумывал страшные истории и пугал ими, смеясь громче всех. Тот самый охранник, что долгое время был предметом её грёз, пускай ему и было лет сорок пять. Когда его провели мимо машины, Степыныч поднял голову и, взглянув на Зою, устало улыбнулся, словно извиняясь. Только глаза его были холодными и бездушными. Это были не те глаза, которые девушка запомнила со времён своих школьных дней.

— Ты как? — открыв дверь в машину, спросил Гриша. — Сейчас Кирилла выносить будут.

— Выносить? — глаза Зои расширились, и она закрыла рот руками, чтобы не закричать.

— Нет, извини, я не в том смысле. — Гриша быстро сел в машину и, захлопнув дверь, приблизился к девочкам. — Он просто без создания, но он жив. Ранений никаких не нашли.

Ангелина, икая после истерики, шмыгнув носом, кинулась Грише на руки, упираясь носом в его вкусно пахнущую гелем для душа шею.

— Гриш, я люблю тебя! — призналась она, сжимая руками его куртку. — Люблю.

Глава 23

Утренний свет проникал в палату сквозь тонкие больничные шторы. Георгий Костянов склонился над кроватью сына, сжимая в руках его бледную руку. Парень был жив. Спустя длительное время врачам удалось привести его в чувства, хоть психиатр и утверждал, что воздействие на мозг молодого человека было деструктивного характера. Есть вероятность моральной инвалидности.

Капля лекарства медленно сползала по прозрачной трубке. Кирилл с иголкой в вене лежал смирно, уставшими глазами смотря на своего отца. За всё это время он изрядно похудел. Щёки пропали, на их месте явно проступили скулы. На подбородке образовалась щетина, которую тот до последнего не сбривал. Георгий приходил в больницу каждый день и каждый раз твердил об одном и том же. Просил прощения, будто бы во всём, что было, была его вина.

«Чем больше стресса и конфликтов, тем слабее разум. Легче подчинить себе сознание, перегружённое вопросами, чем сознание психически здорового человека».

Мужчина крутил в своей голове диалог с врачом каждую ночь, и открытия, которые он делал, не могли порадовать его или принести морального удовлетворения. Всё, во что он так верил, перевернулось с ног на голову, и многие вещи будто обрели свой реальный цвет и оттенок. Словно мутный пузырь, окружающий его самого, лопнул, пустив мыльные брызги прямо в глаза, заставив слёзы течь неконтролируемым потоком.

— Необязательно со мной так сидеть. — в который раз говорит Кирилл, отворачиваясь к окну. — Меня скоро выписывают.

Навязчивость отца радовала лишь первые сложные дни. Потом стала больше смущать, чем радовать.

— Твои друзья сказали, что заберут тебя на празднование нового года. — мужчина натянуто улыбнулся.

— Да, я знаю.

— Скажи, ты… У тебя были какие-то проблемы? Доктор сказал, что… В общем, не важно. В последнее время я очень сильно давил на тебя, да?

— Пап, нет.

— Мальчик мой. — отец резко поднялся со стула и подошёл к окну, за которым танцевал снег. — Когда я говорил о том, что ты должен то или иное, я не имел в виду, что… — он снова прервался. Потёр пальцами нос. Выдохнул. — Я хочу сказать, что люблю тебя и каким бы ты ни