Лишняя. С изъяном - Нинель Мягкова

такого быть, чтобы приемный отец просто свалил в туман, к зазнобе, ничего мне не объяснив.

Еще напрягало мое подвешенное, без опекуна, состояние. Судя по тому, что меня никто из королевской канцелярии до сих пор не подергал за вымя, какое-то решение лорд Суон все же нашел, но для моего личного спокойствия хотелось бы все же знать, какое именно. Не идти же к королю на прием с вопросом: «А кто мой опекун, извините?» В завещании о том не было ни слова, и я логично рассудила, что как-то же он должен был дать мне знать, что я под защитой. Кого? Вряд ли барон оставил меня совсем уж без присмотра.

В кабинете все было так, будто лорд Суон вышел на минуточку по делам. На столе хаотично разложены бумаги в ему одному известном порядке. Не приведи Всеединый тронуть – крику не оберешься. Горничные избегали стола при уборке как чумы, так что кое-где виднелась застарелая пыль. Сквозь полуоткрытые шторы пробивалось яркое летнее солнце, пушистый восточный ковер приминался под тонкими домашними туфлями. Я оглядела скудно, но дорого обставленное помещение. Кроме стола и удобного кресла только небольшой стеллаж с книгами и документами да портрет королевской семьи прямо напротив рабочего места. Весьма верноподданнически.

Картина была огромная, в полный рост, и я на несколько секунд зависла, разглядывая знакомые и в то же время чужие черты семейства Махони. С моей нынешней внешностью – вообще ничего общего, может, если только немного глаза: их я меняла по минимуму. Хрупким телосложением мы с сестрой пошли в мать, а мастью Наирин скопировала отца. Я же – то ли от болезни, то ли просто по прихоти природы – уродилась бледной поганкой, непонятно вообще в кого. Королева была каштановой шатенкой.

Решив, что за такой массивной рамой вряд ли можно что-то прятать на постоянной основе (тягать такую махину туда-сюда – это же надорваться можно, тем более что барон был не воздушник, чтобы вещи левитировать), я перешла к детальному осмотру комнаты. Осмотрела-простучала полки, заглянула во все ящики стола, измерила их во все стороны. Мало ли, двойное дно. Но нет.

Смахнув со лба выбившиеся пряди, уселась в баронское кресло и критически огляделась. Куда бы я на месте мага земли спрятала ценные вещи?

Ближе к земле, понятное дело.

Я опустилась на четвереньки и принялась простукивать половицы. У самого окна мне улыбнулась удача – дерево отозвалось глухим полым звуком. Тут же нашлась и щель, которую я, безжалостно царапая дорогой паркет, поддела ножом для писем. Извините, я не земной маг.

Под двумя квадратами полированного дерева обнаружился полноценный цифровой сейф на четыре знака. Я прокрутила ручку, использовав для начала классический прием: день рождения самого лорда Суона. Дверца осталась на месте как приклеенная. Мой день рождения? Короля?

Даты щелкали рубильником, но сейф продолжал игнорировать подбираемые комбинации. Хорошо хоть, не уничтожал содержимое после энной попытки.

Наконец меня осенило. Я набрала полузабытую в суете столицы дату. Сейф послушно распахнулся.

Забавно.

Использовать день рождения Брай в качестве кода – шутка для посвященных: точно никто бы не догадался, кроме меня.

В сейфе лежали документы, несколько мешочков с монетами, а сверху конверт, запечатанный личным оттиском Барона. Письмо я, понятное дело, распечатала первым.

Как я и думала, в конверте оказалось послание, адресованное лично мне.

«Дорогая дочь!» – так оно начиналось.

Я присела обратно в рабочее кресло с жесткой спинкой и вчиталась в мелкий бисерный почерк.

«К тому моменту, как ты откроешь это письмо, меня уже не будет в живых. Грустить не стоит, хотя советую выдержать положенный траур. Ты же не захочешь сразу выйти замуж?»

Секундочку, какой замуж еще?!

«Под этим письмом лежит контракт на твою помолвку. Он действителен пять лет после даты заключения».

Помолвка? Ну, приехали… Спасибо тебе, папенька, удружил!

Отложив письмо на край стола, очень осторожно, будто оно могло меня укусить, я вытащила оставшуюся стопку бумаг из сейфа и уставилась на документ. Две подписи, Суона и представителя другой стороны. Некий Б. Салливан.

Кто бы мог подумать! Тихоня-детектив тайно подписал соглашение о возможной на мне женитьбе. Так хочется получить хоть какой-то титул? Или я на него своими рюшами и писком произвела настолько неизгладимое впечатление?

В течение пяти лет мы либо должны пожениться, либо выждать их и по обоюдному согласию расторгнуть договор.

Я выдохнула, не заметив, что все это время задерживала дыхание. Ну, папашка, ну крючкотвор. Обеспечил-таки меня опекуном. Судя по тому, что капитан Салливан до сих пор не заявился требовать свое, договор ему нужен примерно так же, как и мне. Для галочки. Мало ли для чего молодому мужчине может понадобиться фиктивная помолвка. Поклонницы одолели или вообще он не по девочкам. Жаль, конечно, такая порода пропадает, но мне сейчас точно ни к чему назойливый жених, жаждущий срочного брака.

Значит, можно спокойно выдохнуть и дальше жить как жила.

Я вернулась к недосчитанному письму.

«Милость его величества последние несколько недель меня минует. Увы, прежнего доверия уже не оказывают. Боюсь, что не смогу долго хранить чужие тайны. Посему смерть, хоть и не желаю я ее, видится наиболее благоприятным исходом сей ситуации».

Ну вот, яснее в письме, которое все же может попасть в чужие руки, написать и не мог. Не переживай, мол, я просто свалил из горячей точки и оставил тебя разгребать мои проблемы.

Спасибо, дорогой приемный папаша. Удружил. Ты, значит, жизнь личную поехал налаживать, а я здесь бизнес развивай и с оппозицией борись.

В самом низу листа, другими чернилами, уже не такой бисерной каллиграфией, были дописаны три фамилии: Горман, Салливан и Риммерс.

Что мне пытался сказать Суон? О чем мы с ним говорили перед тем, как я уехала на левый берег в тот злополучный день? Кто-то из дальних родственников правящих семей может спонсировать заговорщиков или покрывать их. Раз моя помолвка заключена с одним из Салливанов, значит, их можно вычеркнуть? Или, наоборот, по принципу «держи врага еще ближе»? Как-то я запуталась в намеках. Нет чтобы прямым текстом написать – остерегайся, дорогая приемная дочка, этого, вот того и вон тех.

* * *

На третий день после получения мною трагического известия, прямо перед самыми похоронами, ко мне заявился мсье Шабли с готовым траурным платьем и набором аксессуаров – все в темных тонах. По его словам, пошил он это буквально за ночь. Что ж, по местным законам ближайшие полгода я проведу в черном и темно-сером цвете. О том, что нельзя его сделать модным, традиции ничего не