Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

class="p1">Медленные заторможенные движения. Идёт, расставляя ноги. Дошёл, повернулся, даже не поглядев за окно. И такое же медленное обратное движение. Подошёл к кровати и остановился в ожидании новых приказаний. Аристов молчал, молчал долго. Наконец парень осторожно сел и лёг, принял прежнюю позу.

– Было больно?

После паузы тихий ответ:

– Боли не было, сэр.

– Почему ты не укрываешься?

Ответ известен, но надо заставить парня говорить.

– Давит, сэр.

– Ты ел?

– Да, сэр.

– Что ты ел?

Глаза на секунду оживают, быстрый взгляд искоса, и веки опущены уже по-другому.

– Я… я не помню, сэр.

Значит, еду принёс кто-то из парней, и теперь мальчишка его прикрывает. На всякий случай.

– Ты сыт?

Неуверенное:

– Д-да, сэр.

– Тебе ещё принесут ужин.

И тихое:

– Спасибо, сэр.

И вдруг – Аристов уже собирался вставать – прежним равнодушным тоном:

– Когда меня убьют, сэр?

Аристов сел поудобнее.

– А почему это тебя должны убить?

– Я больше не могу работать, сэр.

– Есть много другой работы, которую ты можешь делать.

Сколько раз он, а потом Жариков, да ещё Тётя Паша говорили это. И каждый раз заново одно и то же.

– Завтра тебя переведут в другую палату. Там лежат трое. Такие же, как ты. И им сейчас так же больно, как было тебе. Ты помнишь, как помогали тебе?

– Д-да, сэр.

– Теперь ты будешь помогать им.

И вновь быстрый взгляд искоса из-под ресниц, но глаза тут же погасли, потускнели. Ничего, парень, бывало хуже. Ты всё-таки сам ешь, задал вопрос, на что-то реагируешь.

– Сегодня отдыхай. После долгой боли надо отдохнуть.

– Да, сэр, – тихо ответил мулат.

Если его укрыть, он будет лежать под простынёй. Из послушания. Молча терпя неудобство. Большинство и сейчас практически не пользуются одеялами. Ладно, пускай пока так.

Аристов встал.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, сэр.

Теперь в соседнюю палату. Там хуже.

Обнажённые смуглые тела, сотрясаемые болевыми судорогами, тяжёлое хриплое дыхание. Между кроватями большой вентилятор на стойке перемешивает воздух, охлаждая воспалённую кожу. Горят. Но на стук двери поворачивают головы.

– Здравствуйте, парни.

Напряжённый на выдохе хрип вместо ответа.

Аристов осматривает их по очереди одного за другим.

Этот при его приближении вжимается в постель. И неизменное:

– Не надо… мне больно, сэр… не трогайте меня, сэр… не надо…

Здесь пока без изменений. Всё так же. Не лучше и не хуже.

А этот молчит, смотрит в упор широко открытыми глазами и беззвучно плачет. По запавшим тёмно-бронзовым щекам текут слёзы, а парень и не замечает их, испуганно следя не столько за Аристовым, как за его руками.

Аристов взял с тумбочки марлевую салфетку, осторожно вытер ему лицо.

– Ну, как ты, парень?

– Хорошо, сэр, – парень трясётся, как в ознобе, даже губы дёргаются, делая слова невнятными.

И вдруг хрипя начинает выгибаться, упираясь головой в подушку и судорожно вцепившись руками в края кровати…

– Я их только-только обтёр, доктор Юра.

Сол вошёл в палату так тихо, что пока он не заговорил, Аристов его не замечал.

– Что? А, хорошо. В соседнюю тоже заглядывай.

– Да, доктор Юра, – Сол кивает, ставя ведро с холодной водой, поправляет вентилятор, чтобы воздушная волна шла на всех троих. – У него уже «чёрный туман», нет… деп-ре-сси-я, правильно?

– Да. Не оставляй его надолго одного.

– Хорошо. На ночь ещё Леон придёт. Мы вдвоём дежурим.

Аристов кивнул, переходя к следующему. Трёхкровке. И сразу натолкнулся на ненавидящий твёрдый взгляд. Тело выдаёт страх, а лицо непримиримо. Парень скашивает глаза на Сола. Сол стоит в изголовье, опираясь на спинку кровати, и улыбается.

– Терпи, парень. Решил из спальников уйти, так терпи, – голос Сола очень серьёзен несмотря на улыбку.

Аристов быстро осторожно ощупывает рёбра. Рентген показал переломы, нужна неподвижность, а тут болевые судороги. И не зафиксируешь.

– Здесь больно?

– Да! – почти кричит парень и с ненавистью повторяет: – Да, сэр.

Смещений нет, уже легче.

– А здесь? Так же или меньше?

– Меньше… сэр.

Придётся поверить на слово. Парень уже испугался собственной дерзости.

– Постарайся лежать спокойно, не дёргаться.

– Доктор Юра, – вмешался Сол, – улежать совсем невозможно, я помню. Может, привязать его?

– Нет, – резко бросил, не оборачиваясь, Аристов.

Остальное – ушибы, не страшно. Он повторил это вслух и улыбнулся, но парень не ответил на улыбку. В депрессию надо будет за ним особо последить. Такие если решались на суицид, то уже шли до конца.

– Постарайся всё-таки не дёргаться, парень. У тебя сломаны рёбра, ты дёрнешься – обломки сдвинутся. И тебе боль лишняя, и потом плохо срастётся.

Вряд ли он что-то понимает, хотя и смотрит, но будем надеяться, что Сол объяснит доступнее.

Аристов встал, посмотрел на Сола.

– Воду с глюкозой давать, так? – улыбнулся Сол.

– Правильно, – кивнул Аристов. – С обтиранием не переусердствуй. Застудятся.

– Хорошо, доктор Юра. Я буду осторожен.

Сол понятлив, ему сказанного достаточно. Аристов попрощался кивком и вышел.

Ну что ж, не самый тяжёлый вариант. Бывали и в худшем состоянии. Эта четвёрка выкарабкается. Раз Тётя Паша разрешила парням самим в палатах дежурить, значит, прогноз благоприятный. Когда действительно сложно, она дежурит сама. Ещё день, другой, и мулат должен вспомнить про свою одежду, про платок. А если побоится спросить? Нет, завтра утром на осмотре сам ему напомню, и пора Ваньку – Ивана Жарикова, психолога госпитального – подключать. Хотя тот сам рвётся, бьёт копытом и роет землю. Так что, не подключать, а подпускать.

Когда Аристов вошёл в операционный отсек, ему навстречу встал Крис и поздоровался по-русски:

– Добрый вечер, – и с еле заметным напряжением, – Юрий Анатольевич.

– Добрый вечер, – улыбнулся Аристов. – Подежурим вместе?

Крис кивнул. И когда Аристов пошёл к реанимационным палатам, пристроился сзади и чуть сбоку.

А ведь сегодня, вроде, не Крису дежурить. Уже сколько раз парень менялся сменами? И это чтобы дежурить именно с ним?

– Ты поменялся сменами, Крис?

– Нет, Юрий Анатольевич, – обращение прозвучало уже увереннее. – Не сменами, а… местом.

Аристов кивнул.

– Хорошо.

С Крисом работать легко. Он достаточно знает русский и очень старается. И явно то, что называется «от бога», присутствует. Знаний не хватает, но это дело наживное, так что перспективный парень, на редкость… Ну всё. Надо работать.

Бар «Амбассадора» был полон, но не настолько, чтобы это раздражало. Джонатан незаметно посмотрел на часы. Фредди усмехнулся.

– Без пяти, Джонни. Он всё-таки военный врач.

– Понятно. Но если ты опять начнёшь подзуживать его…

– То, что ты сделаешь, Джонни? – Фредди откровенно ухмыльнулся. – Интересно послушать. И чего ты занервничал? Ресторанный стол не операционный. Свет не тот.

– Только это меня и успокаивает. А, вот и он, – Джонатан улыбнулся. – Добрый вечер, Юри.