Не гаси свет - Бернар Миньер

В какой-то момент они стали как-то странно на меня посматривать. Я вспомнила, что оба весь день выглядели как заговорщики, и почему-то испугалась. Взгляд у Павла и Лео был остекленевший. Я не хотела пить, но они заставили меня чокнуться за сорок третий день рождения Павла. Их шуточки становились все более сомнительными, а взгляды — липкими. Я решила уйти спать, и тут Лео вдруг сказал:

— Ты прав, она шлюха, переспала с половиной Звездного городка… А ты «отметился», Павел?

Тот покачал головой.

— Да она же с первого дня на станции пытается тебя завлечь! — не успокаивался Лео. — Она ни одного мужика не пропускает… Ведет себя, как те телки, что напяливают мини-юбки и стринги, напиваются, флиртуют, целуются, а потом вдруг «зажигают красный свет»: «Прекрати, не хочу, ты меня неправильно понял, я не собиралась ложиться с тобой в койку, нет-нет, все и так зашло слишком далеко…» Лицемерные мерзавки манипулируют нами, распаляют, а потом динамят… Их это забавляет, они думают, им все дозволено, а мы не имеем права реагировать по-мужски… ХОЧЕШЬ ЕЕ ТРАХНУТЬ, ПАВЕЛ?

Я испугалась. Павел смотрел на меня, не отрываясь. Я снова попыталась уйти, но Лео схватил меня за запястья. Я сказала, что буду кричать и что меня услышат на другом конце станции. Я хотела заорать, пыталась вырваться, но Лео держал меня за пояс, а Павел зажимал рот потной, пахнущей металлом лапищей. Все это напоминало какую-то дикую фантасмагорию — ведь мы плавали в невесомости.

Думаю, то, что случилось дальше, может сильно продвинуть вперед их гребаную науку: два допившихся до чертей негодяя доказали, что в невесомости можно совершить изнасилование, если действовать на пару.

Все кончено. Finita la comedia. Утром, во время сеанса связи, обе стороны произнесли немало резких слов. Звучали угрозы, и американцы, и второй русский потребовали, чтобы меня немедленно отозвали.

Когда Лео и Павел явились за мною, чтобы увести назад, эти трое повели себя безупречно, не дали меня в обиду, а потом один из американцев и русский даже сходили за моими вещами.

ЦУП в растерянности.

Работа станции основана на четком распределении обязанностей и зависит от того, насколько точно работает каждый член экипажа, а наша жизнь превратилась в хаос. Командование наверняка больше всего на свете боится, что историю не удастся замять, но я впервые за долгое время чувствую себя в безопасности.

32. Освистывание

— Просыпайся! Просыпайся, дрянь!

Он дал ей пощечину — ударил еще сильнее, чем в первый раз. Кристина открыла глаза, но не смогла сфокусировать взгляд. Еще один удар по потной щеке:

— Приди в себя! Давай, очнись! Где ты, детка? Ну, ты меня и напугала!

Он попытался усадить ее, но она вдруг икнула, перегнулась через край кровати, и ее вырвало.

— Какая гадость, малышка!

Он отодвинулся, спрыгнул с кровати, ушел в ванную и вернулся со стаканом воды в одной руке и таблеткой в другой:

— Неудачный «приход», крошка? Вот, глотай. Успокоишься, будешь спать без задних ног… Черт, ну и напугала же ты меня!

Он положил ладонь ей на затылок и приказал:

— Открой рот.

Кристина подчинилась — кетамин недаром называют «наркотиком насильников». Он положил таблетку ей на язык, и она жадно выпила всю воду.

— А теперь поспи, — и он подложил ей под спину подушки, чтобы она, в случае чего, не задохнулась рвотными массами: эта женщина должна закончить свои дни иначе. Дождавшись, когда успокоительное подействует, он принес из ванной мертвое тельце Игги, взглянул с порога на устроенный в номере разгром и закрыл за собой дверь.

7 ДЕКАБРЯ — ПАРИЖ.

В Руасси идет дождь. Меня никто не встречает. Само собой. Случилось то, чего я боялась. Допросы, комиссия по расследованию происшествия. Я несколько недель провела в изоляции, в одной из квартир в Звездном городке. Они задавали мне вопросы, много вопросов, и лица у них при этом были враждебные и суровые, а голоса звучали визгливо и резко. Все были настроены скептически и в конце концов пришли к выводу, что я все выдумала. ПАРАНОИДАЛЬНЫЙ ПСИХОЗ — такой диагноз мне поставили. Ответственные лица назвали смерть Сергея трагическим несчастным случаем, а мой рассказ о происшествии на орбите — смехотворным бредом мифоманки и попыткой дискредитировать Лео и Павла.

Русская полиция закрыла дело. Меня заставили пройти психиатрическое освидетельствование в Институте медико-биологических проблем. Болваны-докторишки решили все заранее. Представитель Европейского космического агентства позвонил мне в Москву и ясно дал понять, что все кончено. Во мне что-то сломалось. Лео никак не наказали, он остался в программе, хотя, как я поняла, русские были не слишком довольны. Я уничтожена…

У меня нет ни работы, ни будущего, и я БЕРЕМЕННА…

Сервас закрыл дневник. Так вот что произошло на станции! Изнасилование… В космосе. Такого Мартен вообразить не мог. Он снова спросил себя, почему Мила сохранила ребенка. Скорее всего, когда Лео пригрозил, что убьет и ее, и ребенка, если она не сделает аборт, душа несчастной женщины возмутилась. Никакой паранойи у нее, конечно, нет, это доказывает «рецидив» Фонтена, который довел до самоубийства Селию Яблонку. Никто не сопоставил два этих случая, ведь уголовное дело не открывали. А если б и открыли, ни один сыщик не сумел бы связать одну историю с другой. Не сумел бы — без помощи провидения.

Или осведомленного человека…

Кто прислал Мартену ключ и фотографию? Мила? Не похоже — она искренне удивилась, когда он об этом заговорил. Кроме того, она живет, отгородившись от мира, одна, с маленьким сыном. Даже если Болсански известно о самоубийстве Селии — история была громкая, — о ее романе с Леонардом Фонтеном она вряд ли знала.

Что ж, личность анонима сыщик вряд ли выяснит, но зато он знает имя виновного. Только это сейчас и важно. Привлечь Фонтена к ответственности будет крайне трудно, почти невозможно: ведь российский суд его оправдал. Космонавт умен и хитер, так что запугать его не удастся.

Значит, нужно его переиграть. Стать дьявольски хитрым. Полицейский положил дневник на одеяло и откинулся на подушки. Сна не было ни в одном глазу. Он чувствовал, что наконец вернулся, чувствовал себя живым. Ему предстоит сражение. Скорей бы наступило утро… Он взглянул на улыбающуюся с ночного неба луну и стал ждать рассвета.

Акт 2

О, как больно вы мне делаете,

Как больно, как больно!

Ничего, ничего.

Я чуть не умерла… Ничего,

все быстро пройдет.

33. Королева ночи

Она открыла глаза. В комнате было совсем темно.

— Кто тут?

— Тс-с-с!

— Это ты, Мадлен?

— Да.

— Я испугалась!

— Говори тише, Крис. Чего тебе бояться?

— Зачем ты пришла?

— Ш-ш-ш… Можно я сегодня посплю с тобою?

— Конечно, можно.

— Спасибо, малышка. Я люблю тебя, ты ведь знаешь… Давай поцелуй меня и засыпай.

— А почему ты хочешь остаться здесь?

— Ну, мы с тобой давно не спали в одной кровати… Я соскучилась… А ты разве нет?

— Это из-за папы?

— Что-о-о?

— Ты из-за него пришла?

— Что за глупости ты болтаешь?

— Не хочешь, чтобы он тебя нашел?

— Крис…

— Я его видела.

— Когда?

— Прошлой ночью…

— Что ты видела?

— Как он заходил в твою комнату.

— Ты кому-нибудь сказала?

— Никому!

— Слушай меня внимательно, Крис: ты не должна говорить об этом маме, поняла? Никогда.

— Почему?

— Хватит задавать вопросы! Дай честное слово, пожалуйста.

— Ладно, Мэдди, только не сердись.

— Папа спал в моей комнате, потому что мне приснился кошмар, только и всего.

— Что с тобою, Мэдди?

— О чем ты?

— Ты плачешь?

— Вовсе нет!

— Значит, если мне приснится кошмар, я тоже могу позвать папу?

— Боже тебя упаси, Крис… Никогда, ты меня слышишь? ОН НЕ ДОЛЖЕН СПАТЬ В ТВОЕЙ КОМНАТЕ. НИКОГДА! Поклянись.

— Но почему?

— Клянись!

— Ладно… ладно… я обещаю…

— Если увидишь плохой сон и испугаешься, придешь ко мне, ладно?

— Ладно…

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Мэдди.

Она открыла глаза… Пришла в себя… Ей не тринадцать, а тридцать два… Дневной свет просачивается через шторы, все лампы зажжены. Гудят машины. Она зевнула. Господи, как болит голова… И живот. Все болит. Как будто стадо слонов на ней оттопталось. Она взглянула на потолок — и опустила глаза.