В доме Шиллинга - Евгения Марлитт

Однако за нимъ не приходили, какъ обыкновенно, звать его обѣдать, а между тѣмъ время обѣда давно ужъ прошло.

Онъ побѣжалъ черезъ дворъ и заглянулъ въ конюшни и людскую. Двери были отворены; скотина ревѣла и мычала, но нигдѣ не было ни души, и въ людской на бѣломъ, чисто вымытомъ столѣ не лежало большого домашняго хлѣба, не дымилась огромная суповая миска, всегда аккуратно приносимая при звонѣ колокола.

Кухня также была пуста. Жаркое дымилось, супъ кипѣлъ и уходилъ черезъ край горшка, — все кипѣло, шипѣло и пѣнилось, и Витъ, хихикая отъ внутренняго удовольствія, подложилъ въ огонь лучины, пусть огонь пылаетъ, пылаетъ до тѣхъ поръ, пока не останется ни капли супу въ горшкѣ и жаркое превратится въ уголь… «Глупыя» служанки слишкомъ дерзко воспользовались отсутствіемъ тетки и собрались гдѣ нибудь болтая. И, дѣйствительно, вернувшись въ сѣни онъ увидалъ, что онѣ стоятъ у отворенной калитки и оживленно разговариваютъ.

Объ этомъ нужно сейчасъ же сообщить отцу и онъ ихъ поймаетъ за болтовней и битьемъ баклушъ. Витъ постучалъ въ дверь присутственной комнаты, такъ какъ въ послѣднее время совѣтникъ запиралъ комнату даже тогда, когда самъ былъ въ ней, увѣряя, что къ нему въ кабинетъ входятъ слишкомъ безцеремонно и мѣшаютъ ему заниматься изъ-за всякихъ пустяковъ.

Но на стукъ его не отзывались; Витъ попробовалъ повернуть ручку, и дверь со скрипомъ отворилась; она не была заперта и отецъ должно быть ушелъ, такъ какъ комната была пуста.

Для Вита это было драгоцѣнное открытіе. Онъ очень любилъ забираться въ присутственную комнату и рыться въ разставленныхъ на нижнихъ полкахъ книжнаго шкафа старыхъ книженкахъ, изъ которыхъ многія содержали древніе грубые политипажи [37]. Часто онъ входилъ на галлерею и говорилъ оттуда рѣчи, воображая, что комната полна слушателями. Иногда ему удавалось открыть стѣнной шкафъ на галлереѣ и вытащить на свѣтъ Божiй оловянныя трубы органа и толстощекихъ деревянныхъ херувимовъ.

Онъ быстро вбѣжалъ на нѣсколько ступеней и вдругъ остановился, а хитрые глаза его заблестѣли какъ у лисицы, примѣтившей добычу, — у святого на стѣнѣ опять была отдѣлена рука!.. Трещина, такъ безжалостно отдѣлявшая благословляющую руку отъ туловища, теперь не была такъ широка какъ въ тотъ разъ, но все же она была очень замѣтна и рѣзкой линіей обозначалась сверху до самаго пола, точно щель двери.

Мальчикъ нагнулся; кусочекъ дерева, можетъ быть принесенный сюда на подошвѣ, попалъ въ трещину священнаго изображенія и помѣшалъ этимъ частямъ плотно сомкнуться… Отецъ хотѣлъ его недавно надуть, но какъ бы не такъ — Витъ вѣдь не дуракъ! Онъ тогда же не повѣрилъ этому. Онъ потомъ тайкомъ старался найти это отверстіе и не могъ, хотя стѣну и не поправляли, такъ какъ столяръ даже не появлялся въ домѣ.

Онъ всунулъ два пальца въ трещину, чтобы вынуть кусочекъ дерева, какъ вдругъ передъ нимъ совершенно безшумно раскрылись двѣ половинки двери, петли которой были, очевидно, хорошо смазаны; при дальнѣйшемъ давленіи исчезло туловище святаго, съ одной стороны, съ другой благословляющая рука и колѣнопреклоненная женщина за арабесками, покрывавшими стѣну, и образовавшими какъ бы рамку вокругъ священной картины.

Витъ былъ нѣсколько испуганъ. До сихъ поръ онъ ничего не боялся, — во всемъ монастырскомъ помѣстьѣ не было ни одного темнаго отдаленнаго уголка, котораго бы онъ не изслѣдовалъ. Онъ иногда по цѣлымъ часамъ сидѣлъ притаившись въ какомъ нибудь мрачномъ уголкѣ, чтобы вдругъ выскочить оттуда, напугать до полусмерти кого нибудь изъ прислуги, кто, ничего не подозрѣвая, проходилъ мимо. Но это отверстіе въ стѣнѣ зіяло передъ нимъ, какъ большая черная пасть, и на него пахнуло оттуда тяжелымъ спертымъ воздухомъ.

Однако любопытство превозмогло. Онъ, вытянувъ шею, заглянулъ туда и увидалъ у самаго отверстія двѣ каменныя гладкія ступени, прекрасно сдѣланныя и блестѣвшія во мракѣ. Слабый свѣтъ дня врывавшійся черезъ отверстіе освѣщалъ сбоку новыя доски, то была стѣнка шкафа, въ которомъ лежали оловянныя трубы органа и деревянный ангелъ.

— Дуракъ! Чего тутъ бояться, — тутъ все ново! Что такое прячетъ здѣсь папа.

Крѣпко придерживаясь за доски, полѣзъ онъ по крутымъ ступенькамъ, сдѣлалъ два шага по ровному полу и вдругъ наткнулся на что-то эластичное, на-ощупь похожее на кожаную подушку въ старомъ креслѣ отца. Это что-то подалось назадъ и безшумно отворилось какъ дверь, но мягкая и толстая, какъ матрацъ.

Въ ту минуту, какъ этотъ странный предметъ отодвинулся, мальчикъ ясно и отчетливо услыхалъ чужой женскій голосъ; онъ звучалъ, какъ колокольчикъ, и разсказывалъ о горящихъ домахъ, убитыхъ людяхъ и объ одномъ раненомъ, который все говорилъ о своей матери. Виту казалось, что онъ читаетъ книгу, но онъ не былъ любителемъ трогательныхъ исторій. Онъ разгонялъ служанокъ, когда онѣ въ людской разсказывали сказки о покинутыхъ и заблудившихся дѣтяхъ или о мученичествѣ и кончинѣ какихъ нибудь легендарныхъ героинь… Такъ и теперь онъ терялъ терпѣнье и съ гнѣвомъ думалъ о томъ, какъ попала въ монастырское помѣстье женщина, говорившая такъ, какъ у себя дома, и никакъ не могъ догадаться, въ какой это комнатѣ она находилась. Смѣло съ сердитымъ лицомъ двинулся онъ впередъ. Его протянутыя впередъ руки наткнулись вдругъ на дерево, и это должно быть, была дверь, потому что онъ ощупалъ задвижку… Теперь онъ такъ напугаетъ «глупую женщину», которая все еще продолжала свои скучные разсказы, что она со страха упадетъ со стула.

Онъ отодвинулъ задвижку и потянулъ дверь… вдругъ онъ очутился за удивительной рѣшеткой, похожей на плотное прозрачное кружево, а за ней находилась большая роскошная комната, отдѣланная цвѣтной шелковой матеріей и украшенная блестящими бездѣлушками. Но все это онъ увидѣлъ мелькомъ какъ бы при свѣтѣ молніи; все исчезло передъ группой, представившейся ему посреди комнаты: дѣвушка въ выжидательной позѣ съ широко-раскрытыми блестящими глазами, устремленными на него и рядомъ съ ней огромная, точно тигръ, собака, оскаливъ зубы и съ глухимъ ворчаніемъ, готовая при малѣйшемъ его движеніи броситься на непрошеннаго гостя.

Витъ попробовалъ отступить, но въ эту минуту изъ груди дѣвушки вырвался пронзительный крикъ, и собака огромнымъ прыжкомъ очутилась у рѣшетки, которая подъ тяжестью ея тѣла затрещала и разлетѣлась въ мелкіе кусочки, какъ будто это было въ самомъ дѣлѣ нѣжное кружево.

Мальчикъ бросился бѣжать въ неописанномъ ужасѣ, но наткнулся на обитую матрацомъ дверь, упалъ, ударился лбомъ о каменныя ступени и скатился по лѣстницѣ на полъ присутственной комнаты.

Въ ту же минуту запыхавшееся животное съ яростнымъ рычаніемъ очутилось подлѣ распростертаго тѣла, какъ бы готовясь разорвать всякаго, кто приблизится къ его добычѣ.

— Это мышиный проходъ! — вскричала Анхенъ съ дикой безумной радостью. — Слава Богу! Слава Тебѣ, Господи! Moй милый, добрый отецъ не былъ предателемъ! Шпіонъ былъ въ монастырскомъ домѣ!

Она отодвинула отъ стѣны кушетку, черезъ которую перепрыгнулъ Пиратъ, побѣжала по чудно открывшемуся «мышиному проходу» и оттащила собаку отъ мальчика. Но Витъ не поднялcя съ полу, лицо его исказилось, и густая бѣлая пѣна выступила на губахъ, — онъ лежалъ въ припадкѣ.

Дамы, сидѣвшія въ оконной нишѣ и всецѣло занятыя другъ другомъ, не замѣтили ни страннаго поведенія Анхенъ и Пирата, ни удивительнаго появленія мальчика въ стѣнѣ. Только при крикѣ дѣвушки и трескѣ деревянной рѣзьбы онѣ вздрогнули отъ испуга и увидѣли исчезавшую въ облакѣ пыли собаку. Между тѣмъ какъ удивленная и растерявшаяся донна Мерседесъ оставалась неподвижно на своемъ мѣстѣ, не понимая радости Анхенъ, маіорша, охваченная какимъ-то предчувствіемъ, быстро вскочила.

— Шпіонъ былъ въ монастырскомъ домѣ! — закричала дѣвушка.

Нетвердыми шагами, какъ бы чувствуя головокруженіе, прошла маіорша по салону.

— Боже милостивый! — вскричала она и подняла руки къ небу, какъ бы стараясь отклонить отъ себя великій неизгладимый позоръ, вдругъ обрушившійся на нее.

Да, черезъ узкій проходъ видна была присутственная комната! Тамъ прямо противъ него у противоположной стѣны стояло старинное дѣдовское канапе, обитое темной бумажной матеріей, а надъ нимъ висѣлъ портретъ ея дѣдушки стараго Клауса, самаго честнаго и дѣятельнаго изъ всѣхъ Вольфрамовъ. Его честные глаза пристально смотрели въ сосѣдній домъ дворянскаго рода, который, не подозрѣвая того, имѣлъ такое безчестное предательское сосѣдство. Но онъ такъ же, какъ и другіе его предки, какъ и его рано умершій сынъ, почтенный отецъ «совѣтника», ничего не зналъ объ этомъ таинственномъ монашескомъ проходѣ. Ни въ какихъ бумагахъ, ни въ какихъ преданіяхъ не упоминалось о потайномъ сообщеніи между двумя монастырскими домами.

Только послѣдній въ ихъ родѣ напалъ на потайной уголокъ старыхъ монаховъ, служившій имъ для подслушиваній, послѣднiй, бывшій въ дѣтствѣ коварнымъ и хитрымъ, умѣвшимъ скрывать это отъ окружающихъ.