Последний Люцифер: утраченная история Грааля - Светлана Поли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты прямо, как Иоанн, — тихо заметил старый ангел.
— Гэбриэл, ты знал его? — спросил Яков.
— Да… — он вдруг усмехнулся и покачал головой. — Значит, потомок Грааля и потомок Ормуса всё же дали совместное потомство. Хоть и не две тысячи лет назад, как мечталось некоторым, но всё же… И что теперь?
Все замолчали, задумались.
— Да. И что теперь? — поинтересовался Яков. — Что вы намерены теперь делать? Вот вас уже двое… Будет второе пришествие Христа? Или это будет Апокалипсис и всемирная катастрофа? Вот поэтому я и спрашиваю тебя, Гэбриэл: для чего ты искал нас и нашёл? Для чего? И действительно ли ты тот, за кого себя выдаёшь?
— Но вы не можете этого проверить, — возразил старик, изображая равнодушие.
— Отец, он такой же, как и я…
— Подожди, не спеши, — остановил он сына. — Не можем, но мы можем кое-что другое.
Лука изумлённо посмотрел на отца.
— В чём дело, отец? Что на вас нашло? Вы ему не доверяете?
— Он ещё не сказал ничего такого, чего не знал бы я сам. Но я не из твоего рода, Гэбриэл. Однако имел возможность дознаться до истины.
— Это верно, ты не из нашего рода. Ты из рода враждебного нам, ты из рода Грааля, а Таис была из рода Ормуса.
— Евреи и копты, то есть современные египтяне, родственные народы, — возралил Яков. — Исторически это один народ.
Гэбриэл многозначительно промолчал. Похоже было, что он что-то знает, но не спешит делиться этим с новыми «родичами».
— Сейчас это уже не столь важно, раз я соединил в себе обе ветви, — ответил Лука примирительно.
— Да не скажи! — хмыкнул Гэбриэл. — Вот как раз сейчас и важно, кем ты станешь: Граалем или Ормусом, дьяволом или люцифером.
— Я никогда не считал себя потомком Грааля и не стану этого делать и впредь, — вновь возразил Яков. — Да и на дьявола я вряд ли похожь. Лука, нет никакой гарантии, что перед нами сейчас не Николас Фламель или не один из одержимых потомков Грааля. Он не желает говорить о своём прошлом. Заявить, что он Христос — может любой сумасшедший. Этого мало для Истины, как ты сам понимаешь. Он ничего не сказал о помощи обычным людям, чтобы вернуть веру в их сердца и счастье в их жизнь. А вот Таис была озабочена именно этим. Этим она и привлекла моё сердце и мою душу.
— Он из бессмертных, отец. Я видел, как затягивалась его рана. А раз Грааль давно утратил бессмертие…
— Может, он искуссный фокусник?
— Таис — женщина. А женщин всегда воспитывали иначе, чем мужчин, — Гэбриэл попытался переключить внимание Якова на другое. — Они более сентиментальны по природе.
— Кто бы говорил! — усмехнулся Яков.
— Я другой.
— Я это вижу. Но как ты теперь поступишь? Каковы твои планы? — настаивал Яков.
— Во-первых, вы должны покинуть этот город. Он для вас не безопасен. Если вас нашёл я, найдут и другие. Во-вторых, нужно восстановить род бессмертных.
— Это мы сможем и без тебя. Что ещё? — настаивал Яков.
— Ты жаждешь евангельских историй? Я правильно тебя понял, Яков? Вы хотите знать истинную историю моего проповедничества, распятия и воскрешения? Она полностью разрушит твою веру, отец Яков. Ты этого хочешь? Хочешь в конце дней твоих совершенно лишиться покоя души?
— Я верю в Истину, а не в твою биографию, если ты действительно тот самый Иешуа, проповедник и волшебник. И никогда по настоящему не верил в чудеса, описанные в Библии. Я всегда верил в справедливость Божию, в защиту и покровительство. Я верил и верю в любовь и сострадание, понимание и прощение. Но не в жажду власти и не в жажду знаний, чтобы стать непобедимым или всесильным, как дьявол.
— Ты говоришь также как и Иоанн две тысячи лет назад, когда потомки Грааля предлагали ему власть над миром.
— Пожалуйста, расскажи об этом, — взмолился Лука.
— Но захочешь ли ты после этого нарекаться христианином? — засомневался Гэбриэл, обращаясь непосредственно к Якову, игнорируя просьбу Луки. Молодой ангел недовольно засопел; ему никак не удавалось погасить взаимное недоверие стариков.
— Раньше священников называли жрецами, сегодня называют христианами. Это никакого отношения не имеет к тебе лично. Уже все земляне поняли, что Евангелия приукрашены, систематизированы, сжаты до притч и пророческих кодов. В них проповедуется идея того времени, идея многих прогрессивных людей той эпохи, а не биография Иисуса Христа. Так что я останусь христианином, не смотря ни на что. Ибо я верю в Христа, в Истину и в победу Разума. Именно это и означает Христос. А Христом был не только мифический Иисус! И если ты заметил, моя вера называется не ешуанство…
— Ессейство, — поправил его Гэбриэл.
— Что? — не понял Яков.
— Я говорю: в то время это течение называлось ессейство, а не ешуанство.
— Пусть так: не ессейство, а называется христианство! — резко говорил Яков, на что Лука смотрел изумлённо, но не вмешивался в разговор старших. Он просто не мог понять, с чем связано недоверие и отчуждение отца, относительно этого странного старика. — Это Лука интересуется твоим прошлым: он молод, ему интересно всё загадочное. Меня же занимает твоё настоящее и будущее.
— Разумно.
— Поэтому я спрашиваю тебя в который раз: для чего ты здесь? Какой путь выбираешь сегодня? Тебе нужна власть, от которой ты отказался тогда, или ты объявился, чтобы действительно спасти землян от заблуждения? Если пришёл спасти, то разрушать то, что уже работает, не целесообразно и не правильно.
— Я согласен с твоими доводами.
— Так что скажешь, Гэбриэл? Ведь в Святых Писаниях именно Гавриил приносил весть о новом возрождении Истины, что в христианстве, что в исламе.
— Такое впечатление, что это тебе две тысячи лет, а не мне, — пытался шутить Гэбриэл, уклоняясь от прямого ответа. И Яков это видел; это-то его и беспокоило больше всего, это и вызывало его опасение и недоверие.
— Хорошо, я скажу тебе то, что ты хочешь услышать. Мне не две тысячи лет. И это правда.
Лука вытаращил глаза и открыл рот, чтобы что-то сказать, но лишь часто задышал от негодования, удивления и нахлынувших эмоций страха и обиды. Потом он встал и ушёл. За ним последовал и Яков. Они вышли в пустой зал костёла, сели на скамейку рядом.
— Лука, тебе нужно срочно уезжать. Пока этот сумасшедший не навредил тебе. Я не верю ему. Он говорит о шпионе из Ватикана. Но я его не видел. Возможно, он всё придумал, чтобы расположить к себе доверием. Может, он сам и есть тот шпион!
— Вы уверены, отец?
— Я уверен, что тебе нужно уехать. Причём немедленно.
— Может, всё же дослушаем его до конца? А потом будем принимать решение. Я видел его рану, отец.
— Ты ещё веришь ему? Это дьявол пришёл за тобой, мой мальчик. Беги, пока не поздно! Думаю, он не один. Это может быть ловушка. Помнишь, как меня расспрашивал тот человек в чёрном?
— Да, я помню, вы рассказывали.
— Он так интересовался тем, как мне удалось воскресить ребёнка? А вдруг они будут пытать меня, и я невольно выдам тебя?
— Этого не случится, — пытался Лука успокоить отца.
— Я не верю этому человеку, — настаивал Яков.
— Вы устали. Вам нужно отдохнуть, отец. Вы перенесли удар. Я скажу старику Гэбриэлу, что завтра после мессы мы продолжим разговор. И если он не скажет правду, нам придётся расстаться с ним.
— Как знаешь, — печально вздохнул Яков. — Но я бы…
— Договорились. И ещё… Меня не так просто одолеть, отец. Я не зря обучался фехтованию и боевым единоборствам.
— Ну, хорошо, — наконец, улыбнулся Яков и погладил сына по щеке.
11
Через витражи в залу костёла пробивались лучи утреннего зимнего солнца. После мессы люди ещё молились, кто — склонившись головой к своим собранным в молельном жесте рукам, а кто, — преклонив колени перед изваянием Девы Марии.
А наверху бушевали страсти.
Разговор, который возобновили в канцелярской комнате настоятеля Лука, Яков и Гэбриэл, уже принимал характер скандала, в котором Лука пытался быть арбитром между двумя стариками.
— Нашёл я, найдут и другие! — настаивал Гэбриэл, эмоционально нависая над Яковом, пытаясь его склонить к пониманию того, что он говорит.
— Твоим именем убивали, твоим именем сжигали и казнили! — Яков был готов кинуться на Гэбриэла с кулаками, если бы Лука не удерживал его.
— Не моим именем! Не моим!
— Но если ты всё это видел, если ты всё это знал, почему не предотвратил, не остановил? Мог бы сотворить какое-нибудь чудо, чтобы тебе поверили…
— И что бы я им сказал: здрастьте, я — Иисус Христос? Они бы тут же меня сожгли, — возразил Гэбриэл.
— Лучше бы ты умер на самом деле! — угрожающим жестом Яков указал на Гэбриэла.
— Отец, да что с вами? Успокойтесь!
— Я думаю, твой отец ревнует. И боится, что ты уйдёшь со мной.
— Ревную? Что за бред? Лука, ты разве не видишь, он не собирается посвящать нас в свои планы. Он пытается использовать тебя, мой мальчик, в своих грязных целях! Это дьявол во плоти! Если он пришёл разрушить христианство, а заодно и все другие семитские религии, это нужно было делать раньше, когда инквизиция уничтожала любое свободомыслие, когда церковная нетерпимость уничтожала всякое иноверие! Я не верю, Лука, что это Иисус. Не верю!