Китай, Россия и Всечеловек - Татьяна Григорьева

Вся надежда на накопление ума, духовных сил, пробуждение от сна, к которому призывал еще Антоний Великий: «Пробудимся от сна, пока еще находимся в теле сем, воздохнем о себе самих и будем оплакивать себя от всего сердца нашего». Или – избавимся от мучений чрез сердечное Покаяние. И пусть прозревших не так много – «Истина всегда бывает в личности, в качестве, в меньшинстве», – высветление ума не может не произойти. Приходит ощущение того, что за видимой оболочкой, опутавшей человека, как паутина, есть Нечто невидимое, но Истинное, ради чего все и существует. И человеку дано узнать это Истинное и уподобиться Ему. Иначе зачем ему было появляться на свет? Если все уже есть в Прабытии: и Спасение, и Свобода, странно было бы не воспользоваться этим после тысячелетних испытаний. Неизбежен прорыв, слияние с Высшим, обожение мира, которое, по мистическим пророчествам, произойдет неожиданно, в какой-то день, о котором говорит и Конфуций: однажды, «в какой-то день победить себя». Поднебесная вернется к Благожелательности. Об этом «дне» напоминали святые. «В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас» (Ин., 14, 20). И возблагодарит человек тех, кто знал, что делал, кому Господь или Небо вручили «основу и уток», чтобы могли наводить узор и устранять узлы в мировой ткани.

В общем, стоит человеку ощутить себя истинного, как он захочет измениться. А о прорыве к самому себе говорят все пророки. Говорят и буддийские наставники, помогая пережить преображение, скачок сознания, Озарение – Сатори, «Распустившийся цветок ума». Ум, отпущенный на Свободу, предоставленный самому себе, возвращается в свою обитель «таинственно-прекрасного», где пребывает Праджня, которая есть в каждом и ждет. «Познание Божества предполагает прохождение через катастрофу сознания, через духовное озарение, изменяющее самую природу разума. Просветленный, озаренный разум есть уже иной разум, не разум мира сего…» И если бы я не прочла это у Бердяева в «Философии свободного духа», то подумала, что это произнес кто-то из дзэнских наставников.

Собственно, если истинно-сущее извечно и одновременно проявляет себя (смена явлений происходит в иллюзорном мире), то узреть или пережить это истинно-сущее можно лишь разом, в «акте целостного духа», когда спадет оболочка души и все вдруг озарится Светом. То есть возможен прорыв из исторического времени в экзистенциальное, в Метаисторию, которая задана и независима от человеческой истории. И все, что в ней существует, все нареченное человеку сбудется: и Третий эон, пришествие Духа Святого, и возгорание «искры» Божьей в самом человеке. Оттого Бердяев постоянно возвращается к мысли об устремленности человека к Богу и Бога к человеку, в чем его упрекали и соратники, и церковь. Но та книга, которая вызвала нарекания (О смысле истории. Опыт оправдания человека. М., 1914), по большому счету, не могла не появиться в то время как напоминание человеку о том, что он есть. «Много писали оправданий Бога, теодицей. Но наступает пора писать оправдание человека – антроподицею… Книга моя и есть опыт антроподицеи через творчество» (с. 261). Потому призывал повернуть мысль внутрь себя, ибо внешнее есть лишь символизация совершающегося в глубине души. «Последняя тайна человеческая – рождение в человеке Бога. Последняя тайна Божья – рождение в Боге человека. И тайна эта – единая тайна». В этом Путь Человека.

Что касается неприятия идеи Бердяева, то и В. В. Розанов, надо думать, отвергал в запальчивости идею мессианства и антроподицею Бердяева, ссылаясь на то, что момент призвания «настает неожиданно» и обыкновенно для народов, им не занимавшихся. Это дело «рук Божьих», не «рук человеческих», и потому – весьма кстати – России «политики больше не нужно» (Из философии народной души, 1916). Но вряд ли Бердяев возражал против этого. Уже в «Философии свободы» он пишет о том, что Бог имманентен миру и человеку, так же как мир и человек имманентны Богу. Человек божественен по своей природе, мировой процесс есть самооткровение Божества. Бог возжелал, чтобы люди были подобны Ему. В Христе произошло обожение человеческой природы; Он хотел, чтобы люди были как боги, это была Его цель.

Бердяев был одарен интуицией Целого, чувством единичного как Единого, и потому его логика сближается с логикой Небытия или Всеединого. Он ощущает присутствие Бога в человеке и человека в Боге. Без прорыва снизу вверх, без встречной Божьей помощи возможно ли Спасение? Пусть одни это называют обожением тварного мира, победой над грехом, другие говорят о самоестественном преображении, но это движение к Добру возможно благодаря предустановленной Гармонии. В процессе Творчества утончается, преобразуется сама энергия. Важно, что те и другие верят в конечное Спасение человека, способного к преображению через Творчество, к самореализации через Любовь. То, что было недоступно ветхому Адаму, доступно новому. И это не может не случиться «однажды», ибо Дух первичен и смысл мира духовен.

Литература

1.  Аврелий Августин. Исповедь. М., 1991.

2.  Сковорода Г. Сочинения: в 2 т. М., 1973.

3.  Юркевич П. Д. Философские произведения. М., 1990.

4.  Бёме Я. Аврора, или Утренняя заря в восхождении. М., 1990.

5.  Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989.

6.  Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994.

7.  Бердяев Н. А. Самопознание. М., 1991.

8.  Эрн В. Борьба за Логос. М., 1911.

9. Перевод фрагмента из Лунь-юй И. И. Конрада // Бамбуковые страницы: Антология древней китайской литературы. М., 1994.

10.  Померанцева Л. Е. Поздние даосы («Хуайнаньцзы» – 2 в. до н. э.). М., 1979.

11.  Розенберг О. О. Труды по буддизму. М., 1991.

12.  Щербатской Ф. И. Избранные труды по буддизму. М., 1988.

Сочинения китайской классики: в 20 т. (на китайском и на японском языке):

1. Лунь-юй, т. 2–3. Токио, 1965.

2. Мэнцзы, т. 5. Токио, 1966.

3. Лао-цзы. Дао дэ цзин, т. 6. Токио, 1968.

4. Великое Учение. Учение о Середине, т. 4. Токио, 1967.

5. Китайская мысль: в 12 т, т. 12: Чжуан-цзы. Токио, 1987.

Часть III

Камо грядеши?

Познавший себя узнает, откуда он.

Плотин

Каков человек, такова и жизнь

Итак, подведем итог. Поистине, человек – «мера вещей». Нисходящий человек низводит мир в низшие сферы вопреки своему назначению одухотворять сущее, соединяя земное с небесным. Наверное, не так просто заглянуть в себя, иначе исполнили бы завет Сократа «познать себя» и вняли пророчеству святых отцов: «Душе, ушедшей от себя, нанесет удары некая огромность, и душу мучит подлинная нищета, ибо по природе своей вынуждена она искать всюду единое, а множественность этого не позволяет» (Бл. Августин. О порядке, 1, 2). Действительно, от человека зависит спасение или гибель мира, но он остается загадкой, что-то препятствует самопознанию, «некая огромность» давит, заслоняет свет. Не то ли мешает, – возвращаюсь к теме, – что со времен Гомера человек утешил себя мыслью, что он равен богам, возомнил себя всемогущим? «В мире много сил великих, // Но сильнее человека нет в природе ничего» (Софокл. Антигона). И никто не мог поколебать эту веру:

И родился человек. Из сути божественной создан

Был он вселенной творцом – зачинателем лучшего мира, —

возвещали «Метаморфозы» Овидия. Обличья человека все более тускнели, но он продолжал мнить себя центром вселенной. Если же ты центр, то не подвержен сомнению и разумению. И какой смысл познавать себя, если ты и так равен богам! Со временем эта вера ушла в подсознание, но что ушло в подсознание, остается навечно. Все – от логики до истории – в немалой степени обусловлено антропоцентризмом, представлением о линейности движения, не знающего Великого Предела. Отсюда и склонность к догматике, культовому сознанию, абсолютизации части.

Вообразив себя центром, гарантом порядка, человек стал его разрушителем. Но всякая неупорядоченная душа в себе несет свое наказание. Часть заняла место Целого, сдвинулась ось зрения, цель и средство поменялись местами.

Часть, не сообразуясь с Целым, подчиняется другой части, высшего порядка, не свободна, а вне свободы все теряет себя. В этом коварство части или психологии части, нейтрализующей дух. Неправда все более потесняет правду, и люди перестают замечать, что живут в перевернутом мире, хотя надуманный центр стремительно превращается в воронку. Но человек, уповая на себя, не замечал происходящего, а когда не замечать уже стало невозможно, начал искать виновного, обвинял систему, Создателя, только не себя. Отпав от Основы, человек потерялся. Он остается «мерой вещей», но эта мера стала угрожающей. Вместе с дробным человеком дробится действительность. Я уже упоминала: все войны, все распри, в том числе религиозные, происходят из-за искаженной меры, поставившей часть на место Целого. Этой «части» присуща возрастающая агрессивность, обратно пропорциональная уровню сознания, будь то имперские претензии государств или маниакальность сверхчеловека (в ницшеанском смысле). Не удивительно, что мир стал напоминать театр абсурда.