Второй шанс-IV (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Какая-то пожилая пара появилась позади меня, стоят, растерянно озираются. Эти-то какое отношение к этому празднику имеют? Хотя…

— А вы, случайно, не родители Аллы? — спрашиваю, подойдя к ним поближе.

— Да, я папа, Борис Михайлович, а это моя супруга Зинаида Архиповна, — с готовностью мужчина.

— Тогда вам, наверное, во главу стола, сядете рядом с юбиляршей. Вон там ваша внучка уже сидит…

А Кристинка тоже нас замечает, её узкое лицо расплывается в улыбке, она подскакивает, словно у неё под задницей пружина, и летит в объятия дедушки с бабушкой. Не стану им мешать, лучше разузнаю, куда мне садиться. Кто бы подсказал?

— Молодой человек, как ваша фамилия?

Похоже, это метрдотель. Несмотря на название ресторана, одет не в узорчатый халат, а в чёрный костюм с белой сорочкой и чёрной бабочкой. Ботинки смазаны так, что в них можно смотреться, как в зеркало. Узнав мою фамилию, проводит к одному из пока ещё свободных мест, я сажусь по левую руку от Ильи Резника и по правую от Вячеслава Добрынина. Слава долго трясёт мне руку, интересуясь травмированной левой и по ходу расспрашивая о моих последних успехах в боксе, литературе и, конечно же, музыке.

Наконец доходит очередь до сидящего слева Резника.

— А вы, значит, тот самый Максим Варченко, что пишет Алле песни? — спрашивает тот, улыбаясь краешком губ.

Глаза добрые-добрые, но в их глубине прячется что-то вроде ревности. Понятно, что Резник не композитор, в этом плане он со мной соревноваться не собирается, но я ведь отдаю клиентам песни ещё и с текстом. А вот здесь у нас равная ситуация, можем пободаться. И если бы тексты, пусть написанная и не мной (а порой всё же переписанные, где я не помнил оригинальный текст) были бы плохи, то в его голосе не сквозила бы тщательно скрываемая зависть.

— Да, тот самый, — отвечаю я с лучезарной улыбкой. — Приятно наконец-то познакомиться с известным поэтом-песенником Ильёй…

— Рахмиэлевич, но я предпочитаю без отчества, не каждому дано его выговорить, — смеётся тот. — Хочу задать один вопрос… Вы не хотели бы попробовать написать музыку на какой-нибудь из моих тесов?

— Хм, до этого как-то сам писал и тексты, и музыку, но почему бы и нет? Есть что-нибудь предложить?

— Да вот, только что написал, на днях, правда, распечатать не успел

Резник достал из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнот, раскрыл его ближе к концу и дал мне в руки.

— Вот оно, стихотворение, называется «Лестница».

Ё-моё, так я прекрасно помню незамысловатый и лёгкий мотив этой песенки в исполнении Пугачёвой. Когда впервые услышал в начале 80-х — долго ходил, напевал про себя. Причём ни автора музыки, ни автора текста я так и не узнал, неинтересно мне это было. Есть песня — есть исполнитель, что ещё нужно? Оказывается, слова к ней написал сидящий рядом Резник.

— Думал, кому его можно предложить из композиторов, а тут с вами познакомился. Если не получится — ничего страшного, может, обращусь к кому-то более маститому.

— А что, можно попробовать. Мне кажется, этот текст хорошо ляжет на какую-нибудь лёгкую, запоминающуюся мелодию. Может быть, даже Алле Борисовне и предложим.

— Тогда держите.

Резник вырывает из блокнота листок с текстом и протягивает мне.

— Так стихотворение у вас, я так понял, в единственном экземпляре?

— Ничего страшного, я все свои стихи храню вот здесь, — он постучал себя согнутым пальцем по высокому лбу.

— Я смотрю, вы уже познакомились!

Услышав знакомый голос, оборачиваюсь и вижу Аллу. На ней балахонистое платье, под которым надёжно скрыты уже начинающие округляться телеса Примадонны. Причём, если память не изменяет, в этом платье она мелькала в некоторых сценах фильма «Женщина, которая поёт».

— Привет, Илья, привет, Максим!

Пугачёва чмокает в щёку сначала Резника, затем меня. От неё пахнет нотками жасмина, можжевельника, гвоздики, ландыша и ещё чего-то неуловимого. С Добрыниным, я так понял, они уже поприветствовали друг друга раньше. Увидев на щеке Ильи Рахми… тьфу, короче, на щеке Резника лёгкий след губной помады, машинально провожу тыльной стороной ладони по своей щеке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я вручил Алле Борисовне букет, и она, снова чмокнув меня в щёку, побежала дальше, приветствуя других гостей, а нам уже жал руки подошедший следом Стефанович.

— Молодец, что выбрался из своей Пензы… Обратно решил как, поездом, самолётом?

— Самолётом, в 8.20 вылет из «Быково».

— Ресторан арендован до полуночи, — склонившись к моему уху, негромко сказал Стефанович. — Ещё не придумал, где будешь ночевать?

— Да, наверное, в зале ожидания аэропорта подремлю…

— Ну это ты брось! По пути из ресторана завезу тебя к знакомой, вы у неё в декабре с Ингой останавливались, она тебе постелит… Не подумай ничего плохого, Марина приставать не будет, — хмыкнул он, — она, как бы тебе сказать… В общем, мужчинами не интересуется, так что на твою честь покушаться никто не будет, — окончательно понизив голос, сообщил он.

— Так она же вроде как разведёнка…

— Вот потому и разведёнка, что, пожив с мужчиной, окончательно поняла — это не её… Ладно, я сейчас схожу позвоню ей, чтобы не ложилась спать до твоего появления…

Александр Борисович отправился звонить гримёрше с «Мосфильма», неожиданно оказавшейся лесбиянкой. Интересно, по месту службы знают о странностях этой Марины? Подозреваю, что если знает Стефанович, то наверняка ещё кто-то в курсе. Но, видно, или жалеют, раз не увольняют, или… Или у неё там своё, так сказать, лобби. Может, она спит со своей непосредственной начальницей? А что, даже в СССР иногда случались достаточно странные вещи.

Стефанович вернулся пару минут спустя.

— Договорился, сегодня ночуешь у Марины. Только не проспи самолёт.

И хлопает по больному плечу, отчего я невольно морщусь. Заметив мою реакцию, тут же извиняется, с трудом убеждаю его, что всё нормально, плечо практически зажило, а поморщился я больше по привычке.

Тем временем наконец дан старт юбилейным торжествам, и в зале с микрофоном в руках появился ведущий вечера, не кто иной, как Геннадий Хазанов. Ну, думаю, раз сегодня в эпицентре событий Хазанов, то значит, жди море шуток. И не обманулся в своих ожиданиях. Геннадий Викторович успевал не только превозносить юбиляршу, но и вспоминать смешные байки из жизни Пугачёвой, коим сам был свидетелем, а ещё периодически вставляя в свои монологи анекдоты. Он и мероприятии начал, пародируя Брежнева, правда, вскоре сменил

Хазанов дело своё знал, не давая гостям скучать ни минуты. Интересно, сколько ему Алла забашляла? Или он чисто по старой дружбе? Как бы там ни было, даже, казалось бы, банальные конкурсы Геннадий Викторович сумел обставить так, что все с радостью принимали в них участие. По большей части они были интеллектуальными, так что я с моей травмированной рукой тоже мог принять в них участие. И с удовольствием принимал, умудрившись даже выиграть в качестве приза игрушечный «Москвич-412». Масштабная моделька в коробочке с прозрачной боковиной из плёнки. У меня дома сейчас всё ещё стояла моделька из этой серии, только милицейская «Волга».

На столе тем временем одни блюда сменяли другие. С голодухи трудно было удержать от желания моментально смести с тарелки всё на неё наложенное. Тем более что готовили в первом в Москве ресторане азиатской кухни отменно. Салаты с мясом, свежими овощами и зеленью, шурпа, лагман, а также пельмени и манты в наваристом, насыщенном бульоне, шашлык из курицы и баранины, люля-кебаб… Всё это исчезало во мне пусть и не с космической скоростью (я всё же старался придерживаться правил приличия), но и не сильно задерживалось на тарелках.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Тем временем ведущий не забывал представлять гостей, которые после этого толкали поздравительную речь и вручали юбилярше подарок. Одной из первых юбиляршу поздравила вычурно одетая, полноватая женщина лет пятидесяти. Оказалось, какая-то Алина Редель. В памяти что-то всколыхнулось, но не более того, певиц с таки именем и фамилией что-то не припомню. Наверное, просто хорошая знакомая.