Свои и Чужие (СИ) - Антонов Сергей Петрович

Последний, как мне тогда казалось, бой мы приняли на Тон’Слин Блок в здании часовой фабрики, его штурмовала Бримуна. Меня здорово контузило гранатой, я скитался в плену пронзительного свиста по этажу, ожидая смерти, так как знал, что аговирцы еще те мясники, если тебе не отпилят башку, значит хорошо отделался. Покончить с собой я не мог, вообще не понимал, что происходит, а вскоре оказался в настоящем плену. Передо мной возник такой здоровый детина с закатанными по локоть рукавами, в аговирской форме с черной розой на шевроне и черепами на воротнике, как сейчас помню, на поясе у него висел огромный тесак-мачете. Я понял, что сейчас будет бо-бо, но вместо экзекуции, он схватил меня за воротник, съездил по морде и потащил к выходу. Тяжелых они добивали сразу, закалывали бедолаг ножами, чтобы пули не тратить. А я вытащил счастливый билет под названием «плен», плен у раеоонцев.

— А почему они дальше в тыл вас не отправили или не расстреляли? Они же деньги за головы получали. Вы же для них обуза? — резонно поинтересовался зять, сидевший рядом.

— Вот это я и назвал счастливым билетом. Нас они оставили, пятнадцать человек в роли, не знаю, как это назвать, сродни рабов. Остальных отправляли дальше к аговирцам, развлекушка которых на отдыхе была отпиливать головы бедолагам, у этих ублюдков даже нож специальный для этих дел имелся, «Аранирезом» назывался. Мы обстирывали наших пленителей, мыли посуду, заправляли патронами их магазины и тому подобное. Таким образом, бримуна экономила на хозяйственном сопровождении. Взамен, они нас кормили два раза в день и выделили место в подвале. Нас охраняло два наёмника. Бежать никто не пытался, — Уман посмотрел на корреспондентов, — за побег одного они казнили всех, прецеденты были. За саботаж жестоко пытали, но если ты выполнял свою работу, то относились приемлемо, никого не били, никого не насиловали. Почти половина из нашей группы были женщинами, поэтому обрекать их на жуткую смерть, путем побега или саботажа я не хотел. Я слыл хорошим рабом, и я этим не горжусь. Возвращаясь к теме, однажды, когда я с товарищем чистил картошку во дворе, к нам вышел разгневанный бримуновец, от его вида у меня кровь застыла в жилах.

***

Хранилище дрожало от яростных криков командира Бримуны. Он стучал кулаком об стол и, игнорируя боль в ногах, неистовствовал.

— Как ты, придурок, мог такое допустить?! Я тебя к ней поставил, чтобы ты её охранял и где теперь она?! — яростный взгляд Наба скользил с Верона на «универсального радиста». — А ты, твою мать, почему замолк, ты мне клялся, что с ней все будет в порядке, и что?! Твои слова помета собачьего не стоят!

— Наб, она меня обманула, а после твоей просьбы, я немедленно ей приказал возвращаться, она согласилась, когда прибежал Верон, я с ребятами до самого подвала всё прошерстил, дошел до лаза…

— Она со мной? — удивительно спокойно перебил его Наб.

— Извини, не понял…

— Я спрашиваю, она со мной, где?

— Нет, её тут нет, — растеряно ответил тот.

— Правильно, идиот, она у аранийцев!!! — резко взревел командир, — Ты, сын осла, должен был сразу бежать, а не вызванивать её, ты же знаешь эту упертую козу…

Глотнув из фляги, Наб несколько раз глубоко вздохнул и убитый горем упал на диван, после дозы обезболивающих и психостимуляторов, боль в ногах стала уменьшаться, позволив ему ходить. Стабилизировав дыхание, ровным голосом обратился ко второму номеру: «Верон, расскажи все в подробностях, как это произошло?». Парень стал рассказывать, правдиво, а из глаз его текли слезы стыда. Когда он закончил, Наб смотря себе под ноги, с убийственным равнодушием, подвел- «ясно»

Поднявшись, командир грузно подошел к Верону и нежно его обнял, тот плакал ему в плечо, а Наб, тихо поглаживал товарища по голове, приговаривая: «ничего, бывает, все в жизни бывает…»

У Киба на лице появилось подобие понимания, он в такт кивал словам командира, сжав губы.

— …бывает же, что раеоонец, как крыса сдаёт своего товарища, предаёт, ему страшно за вонючую жизнь, поэтому он выкупает свою за чужую, да Вери…

Выражение лица «универсального радиста» вмиг изменилось.

Наб, резко схватив Верона за шею, со всей силы ударил его голову об стену хранилища, — да, Вери, ты, малодушная тварь!

Тупой удар повторялся все снова и снова, Киб кинулся было, к командиру, чтобы того остановить, но жесткий удар локтем в нос пресек инициативу. Схватившись за разбитую переносицу, универсальный радист отшатнулся к противоположной стене, а Наб, тем временем продолжал с яростью громить череп подчиненного о бетон, пока побелка не обрела багровый цвет, а струйки кармина, словно маленькие гоночные машинки устремились вниз по стене, обгоняя друг друга.

— Наб, Создатель! Остановись, что ты творишь, остановись! — с истерикой в голосе взывал Киб.

Брезгливо отбросив бездыханное тело с размноженной головой в сторону, Наб сплюнул и развернулся к заму, в его глазах плясало безумие.

— … Что ты сделал…

— Я могу простить всё, ты был этому свидетель, всё, кроме трусости и предательства… убери «это» отсюда, — Наб безразлично кивнул головой в сторону трупа, — , мелкостный душок испортил тут весь воздух, — вновь спокойно, как будто ничего и не случилось, проговорил командир пристально посмотрев на заместителя, ошарашено вытирающего кровоточащий нос, — забери эту помойку и оставь меня в покое, мне надо собраться с мыслями.

Киб, не сказав больше ни слова, опасливо обошел Наба, взял под руки обезображенное тело снайпера и потащил его прочь из хранилища, оставляя за собой алый шлейф на полу. Дверь закрылась, наступила тишина.

Через десять минут в штаб бригады без стука ворвался боец, он был взволнован и сильно огорчен.

— Проваливай, я никого не хочу видеть!

— Командир, у меня новости.

— Плевать, вали отсюда.

Боец перевел дух, игнорируя требование командира, продолжил, — вы должны видеть это, там…Лола, — солдат протянул ему телефон с видео. Пока Наб смотрел, черты лица искажались все сильнее, нижняя губа начала трястись, словно у ребенка перед истерикой, разочарованного упавшей из коляски игрушкой, солдат комментировал:

— Они вывесили её голую, как куклу…она…мертва, кэп.

Внезапно, командир вскочил и со всей силы запустил телефон в стену, тот разлетелся на десятки частей, а потом завыл как зверь, слезы ярости сочились из глаз ручьем.

— Твари!!! Ненавижу! Глупая сука! Зачем она туда поперлась?! Эти ублюдки забрали её, мою девочку! — теперь у Наба началась настоящая истерика и вдруг он осознал, кто во всем виноват, кто лишил его любимой, — сквозь красную пелену ярости, командир протянул, — свиньииии! Они думают, что все сойдет им с рук, НЕТ! Я достану их!

Боец пребывал в настоящем шоке от происходящего, особенно, когда увидел стену и пол, весь замызганный кровью, а Наб, вскочив, быстрым шагом направился во двор, где, как он знал, пленные занимались бытовой рутиной.

***

— Бримуновец, появившийся во дворе, был настоящим сгустком гнева и ненависти, казалось, он уничтожит всё, что встанет или даже подумает встать у него на пути. От ледяного взора пропитанного отчаяньем, у нас кровь в венах замерзла. Быстро окинув двор взглядом, чернорозочник остановил взор на мне. Подлетел, схватил за шкирку и поволок в здание, — Уман прервался, глотнул воды из стакана, вокруг все молчали и внимательно слушали, запустив пятерню в седые волосы, он продолжил:

— Парень, с которым мы неплохо сдружились во время плена, мой напарник по картошки, попытался заступиться, ухватив меня за руку. Стараясь вырвать из лап разъяренного солдата, он стал кричать на этого раеоонца, требовать объяснений… это было его роковой ошибкой. Бримуновец на миг остановился, потом резко выхватил пистолет и выстрелил ему прямо в глаз. Его голова треснула словно арбуз, голова Ренана — самого отчаянного дурака на моём веку.

Детина раеоонец был просто огромен, в его руках я был словно кукла, он тащил меня по коридорам, этажам, а я так сильно поразился ужасом произошедшего, что ничего не мог сделать, даже не пытался сопротивляться. В конце концов, по окружающей обстановке, определил вокруг себя интерьер банка, солдаты, попадающиеся по пути тоже были в шоке … и вот он доволок меня до хранилища на нижнем уровне, как сейчас помню, пол во многих местах был загваздан кровавыми сгустками. — У Умана затряслись руки, Сил подбежала к нему, но мужчина отстранил жену, продолжил, — кровавый след тянулся к выходу…там все было в крови. Я понял, что это конец, раеоонец не обратив на мольбы о пощаде абсолютно никакого внимания, затолкнул меня внутрь хранилища и бросил на кожаный, истлелый диван. На стене слева зияли кровавые брызги с ошметками…ну вы поняли … далее ухватившись за голову и пройдя несколько раз туда-сюда по помещению, бримуновец встал передо мной и тихо произнес: «Жить хочешь?»