Дверь с той стороны (сборник) - Владимир Михайлов

Луговой помедлил. Ему хотелось включить сделанную аппаратом запись – если он ее сделал, – но страшно было вновь увидеть спирали и услышать звуки, и еще страшнее – не увидеть ничего. Потому что шизофрения была вероятнее, чем прием извне в межгалактическом пространстве.

Штурман подошел к двери и распахнул ее. В коридоре был полный свет, невозмутимая белизна и покой, как в больнице. Луговой возвратился к пульту, снова уселся, закрыл лицо ладонями – было страшно и безнадежно.

И все же он попытался анализировать. Если это не бред, и изображение действительно принято, то кто-то его отправил. Отправил из пустоты? Но что мы знаем о пустоте? Назвать – еще не значит постичь.

Ему не хотелось покидать рубку и нужно было спросить совета. По унифону он вызвал физика. Карачаров ответил не сразу: спал или предавался невеселым размышлениям.

– Скажите, доктор… Пространство проводит волны…

– А вы в этом сомневаетесь? – сердито спросил Карачаров. – Кто это?

– А может ли оно отражать их?

– Гм, – уже по-другому буркнул физик. – Какое пространство вы имеете в виду?

– Ну, хотя бы вот это – наше…

– В зависимости от того, что оно содержит. Каково состояние вещества – если оно есть, каков рельеф пространства, его локальные и общие искривления – они, как вы знаете, могут существовать. И в удалении от больших масс вещества и порождаются взаимодействиями с иными пространствами, или…

– Значит, могут?

– В принципе да. А зачем…

Луговой выключил аппарат. Значит, сигнал, вернее всего, исходил все-таки от одной из двух огромных галактик. В пространстве он изменил направление. Сигналы наверняка повторяются; это значит, что, слушая эти галактики, Луговой может рано или поздно наткнуться на прямую, а не отраженную передачу, и, установив истинное направление, попытаться наладить связь. На мощность своих передатчиков он не рассчитывал, но у тех, кто отправляет сигналы на такое расстояние, приемные устройства по параметрам вряд ли уступают передающим. Снова стало можно на что-то надеяться…

Лишь теперь его охватила радость, и он стал понимать, что же произошло и какое значение это может иметь для их будущего, для их судьбы… Он уже взялся было за унифон, чтобы доложить о случившемся капитану, как привык делать всегда, а потом рассказать и Нареву, чтобы тот порадовал пассажиров. Но через мгновение медленно опустил руку, так никого и не вызвав.

Дело было не в том, что Нарев предал его; этого Луговой не забывал, но сейчас ему на ум пришло другое. Столько уже было надежд, столько попыток улучшить свое положение – и все они кончались ничем, и после каждого провала все глубже становилось разочарование, все труднее было бороться с наступающей депрессией. Пассажиры нуждались в чем-то, что можно было бы осуществить сейчас, сегодня. Если этого нет – лучше вовсе не будоражить их воображение.

А что может сказать им он, штурман? Что – обещать? Что, возможно, когда-нибудь – через день, год или много лет – ему повезет, и он установит направление, а затем – опять-таки «может быть»…

Пока об этом знает он один – не знает никто.

Нет, он не станет докладывать. Будет искать. Искать – и ждать.

Луговой просидел часа три, глядя на пустой экран. Потом подумал: поиск ведь ведется автоматически, стоит антеннам уловить сигнал – и устройства сразу же начнут показ, чем бы ни был занят в это время аппарат.

Помедлив, он снова включил кристалл. Люди поцеловались, поползли титры – началась обычная картина.

Глава четырнадцатая

Еремеев был теперь занят одним: он искал, настойчиво и систематически. И сегодня, заказав свои диетические блюда и позавтракав, он прошел по коридору, отворил выпуклую дверь осевой шахты и ступил на винтовую лестницу уверенно, как человек, который делает это не впервые. В шахте, как всегда, было темновато, но Еремеев светил себе фонариком.

Он остановился на площадке, где над дверью слабо мерцала цифра «8». Это был восьмой ярус трюмных палуб.

Войдя в трюм и ощутив обычный, холодный запах безлюдья, Еремеев повесил фонарик на крючок, пошарил по переборке и включил свет.

Здесь стояли контейнеры с грузами, адресованными на Землю и так и не достигшими ее – с грузами бесполезными, никому более не нужными и оставшимися здесь потому, что они не мешали и девать их все равно было некуда. Расчаленные тросами и амортизаторами контейнеры стояли, готовые путешествовать бесконечно. Находившиеся в них сложнейшие машины – в основном вычислительную технику и другие хитроумные устройства, изготовленные из дорогостоящих материалов – нельзя было просто выбрасывать, их транспортировка и ремонт обходились дешевле, чем изготовление новых, а тончайшая работа эта была возможна только на Земле.

Еремеев прошел узким проходом между рядами контейнеров. К каждому он прикасался рукой, как бы пересчитывая их. На шестом он остановился, нагнулся. Когда он выпрямился, в руке его был плазменный резак с длинным проводом. Еремеев вернулся к двери, чтобы включить инструмент в корабельную сеть. Затем возвратился к контейнеру, нажал замыкатель и направил возникший на конце резака острый язычок плазмы на створку контейнера в том месте, где помещался замок. Он медленно, миллиметр за миллиметром, вел инструмент. Работал Еремеев неумело, и прошло полчаса, прежде чем ему удалось вырезать часть дверцы вместе с замком.

Предмет, стоявший в контейнере, был плохо виден, и Еремеев осветил его фонариком. Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы он сделал разочарованную гримасу и недовольно присвистнул.

Это снова оказался один из тех стационарных вычислителей, какими пользовались на недавно освоенных планетах, еще только начинавших налаживать свою экономику. Компьютеры помогали точно определить виды, количество и очередность товаров, которые следовало завезти с Земли: транспортировка обходилась слишком дорого, чтобы ошибаться. Вычислитель был сложной и ценной машиной, но футболисту он совершенно не был нужен.

Еремеев захлопнул дверцу, нимало не заботясь о том, чтобы хоть как-то замаскировать место взлома. Он знал, что никто не придет в трюм в течение ближайших месяцев, а может быть, и вообще никогда. Впрочем, так далеко он не заглядывал.

Светя фонариком, он двинулся дальше по проходу. Миновав еще несколько контейнеров, ничем не отличавшихся от вскрытого, он остановился: дальше стояли ящики другой формы, поуже и повыше.

Через полчаса он открыл контейнер и заглянул в него. На сей раз там оказалось то, что он искал.

Еремеев распахнул взрезанную дверцу пошире и медленно повел фонариком – сверху донизу и снизу доверху. Потом пошарил по внутренней поверхности ящика, нашел карман с техническим паспортом и раскрыл его.