Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана - Сергей Милошевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рано утром следующего дня полный нехороших предчувствий Хомяков отбыл на вокзал. Проводив его, Дима и Шура отправились гулять по Москве, чтобы не томиться понапрасну в подвале в ожидании возвращения своего подопечного. Попутно они хотели посетить Мавзолей, с единственной целью — выяснить наконец. что лежит в его саркофаге — настоящий труп Ленина или его восковая копил. Шура утверждал что установить этот у факт в принципе можно без особого труда. Ведь у настоящих покойников должна присутствовать хоть малюсенькая, но щетина на лице, так как после смерти рост волос у человека не прекращается. Однако вопрос остался открытым, так как друзья совсем выпустили из виду, что у Ильича имелись усики и бородка, так что ни о какой щетине, конечно, не могло быть и речи. Друзья только даром отстояли полтора часа в длиннющей очереди в Мавзолей.
Когда Вацман и Холмов вернулись к себе в подвал, прапорщика Хомякова еще не было. Не было его и через два часа и через три. Часы показывали уже девять часов вечера, десять, пол-одиннадцатого, а Евгений Петрович так и не появился. Куря сигарету за сигаретой, Шура беспрерывно мерял шагами крохотную комнатку в подвале. В час ночи Холмов затоптал каблуком недокуренную папиросу и угрюмо произнес: — Все ясно. Сцапали-таки большевики нашего Евгения Петровича. Вот суки, Вацман, да?
Давай думать, что дальше делать будем, где этих чертовых иностранных журналистов искать…
— Да ну их нахрен, этих журналистов! — нервно замахал руками Дима.
— Толк от них вряд ли какой будет, зато неприятностей можем нажить себе полную задницу. Лучше давай соберем шмотки и завтра же смоемся в Одессу. пока еще нас с тобой не захомутали..
— Что ж, может быть ты и прав… — нехотя согласился Холмов после недолгих раздумий. — Эх, столько трудов коту под хвост! Ладно, пошли баиньки. Утро вечера мудренее. На следующий день друзья проснулись достаточно поздно, и, даже не позавтракав, принялись укладывать в сумки свой нехитрый скарб.
— Ну, давай присядем на дорожку, — грустно произнес Шура, когда вещи были уложены. Он никак не мог примириться с мыслью, что обещанные Хомяковым тысячи, которые вот-вот уже были у него в руках, ускользнули, и, судя по всему, безвозвратно. Они присели на облезлую кровать и молча уставились на сырую, с мокрыми потеками стенку подвала.
— Пора, — сказал Дима, поднимаясь. В это время у входной двери раздался непонятный шорох, послышались нетвердые шаги и в подвал ввалился Евгений Петрович Хомяков, собственною персоною. Друзья оторопело уставились на него.
— Об-бший привет! — бодро произнес прапорщик, с трудом ворочая языком. Невооруженным глазом было видно, что Хомяков находится в изрядном подпитии. — А у меня в-все клас-с… Я, конечно, дико извиняюсь, что заставил вас маленько поволноваться, но обстоятельства сложились таким непредсказуемым образом, что…
— Где вы были!.. — простонал Холмов. — Мы уже не знали, что и думать…
Из достаточно непродолжительного рассказа Евгения Петровича выяснилось, что в Центре космических исследований он полдня писал объяснительную на имя самого Министра обороны, затем отвечал на многочисленные вопросы руководства и ученого совета ЦКИ. После чего прапорщику выдали триста рублей подъемных, временное удостоверение личности и попросили («попросили!» — торжественно поднял палец Хомяков) приехать в Црнтр через день. Затем Хомяков уехал в Москву, где на радостях завернул в ресторан «Юбилейкый», расположенный неподалеку от Павелецкого вокзала. Там он, опять же на радостях, хорошо выпил, после чего познакомился с обаятельной блондинкой, оказавшейся заурядной проституткой, и, истосковавшись по женскому полу, поехал к ней на квартиру, где и провел ночь. Утром они с блондинкой опохмелились тремя бутылкани шампанского, после чего прапорщик взял такси и вот он здесь…
— Мудак вы, однако, Евгений Петрович, — только и произнес в ответ Шура, сокрушенно качая головой. — Мы с Вацманом здесь с ума сходим, а он по бабам шляется…
— Кстати, начальник Центра просил вас, Александр Борисович, подписаться под обязательством о неразглашении государственной тайны, — вспомнил прапорщик, протягивая Холмову какой-то листок. — Вы ведь теперь в курсе всей этой истории, так что надо подписать. Я тоже подписал. Генерал-полковник сказал, что это простая формальность.
— Не нравится мне что-то эта формальность, — покачал головой Шура, однако листок подписал. — Ладно, поглядим, что дальше будет.
Однако, дальше все было хорошо, даже чересчур хорошо. Начальник ЦКИ официально, от имени всего советского государства принес извинения Евгению Хомякову за все те лишения и страдания, которые ему пришлось испытать по вине этого же государства. Хомякова представили к званию Героя Советского Союза (правда, потом, вместо Золотой Звезды ему почему-то вручили орден Дружбы народов). оформили ему отличную пенсию и выдали ордер на однокомнатную квартиру в новом доме в Химках. (Правда, этот дом еще не был сдан в эксплуатацию, так что отставной прапорщик пока так и продолжал жить вместе с Димой и Шурой в подвале у дворника-корейца). А главное — в качестве компенсации за все прошлые лишения Евгению Петровичу выплатили заработную плату за все время, которое он провел на Луне и в сумасшедшем доме. Эта сумма получилась воистину огромной — 25 тысяч рублей. Ошалевший от такого счастья Хомяков тут же «отстегнул» на радостях Диме и Шуре половину — двенадцать тысяч «деревянных», по шесть штук на брата. (Кстати, позже выяснилось, что со спрятанной сберкнижкой ловкий прапорщик таки «взял на понт» Холмова — никакой сберкнижки ни на предъявителя, ни на его личность у Хомякова не оказалось. Но этот факт уже никакого значения не имел для одесситов). Холмов и Вацмаи, сроду не державшие таких огромных денег в руках, тоже ошалели.
— Предлагаю на «штуку» хорошенечко погулять в столице — знаешь, так, Вацман, погулять, чтобы надолго запомнилось, — а на остальные приобрести в Одессе приличный двухкомнатный кооператив, — возбужденно произнес Шура, хрустя новенькими сотенными и пятидесятирублевыми купюрами. — Когда ты будешь сваливать, я тебе твою долю отдам. Или будут другие предложения?
— Нет-нет, все правильно, согласен! — закивал головой Дима, глупо улыбаясь от распиравшей его радости. — Хорошая идея…
— Ну, тогда предлагаю начать кутеж с обеда в ресторане «Арагви», — объявил Холмов. — Полжизни мечтал побывать в этом богоугодном заведении. Поехали… Однако несмотря на то, что до вечера еще было далеко, на дверях ресторана «Арагви» уже висела табличка «свободных мест нет».
— Отец родной, будь другом, пропусти нас на полчасика… — зашептал Шура стоявшему у входа важному, пузатому швейцару, одетому в форменую фуражку и расшитый золотыми нитями пиджак. — Очень, понимаешь, кушать хочется. И Холмов сунул украдкой швейцару две трешки. Однако швейцар тут же швырнул их Шуре обратно. — Ты что, читать не умеешь? — небрежно ткнул он пальцем в табличку, с нескрываемым презрением глядя на скромно одетых Диму и Шуру. Уловив этот взгляд, Холмов сначала позеленел, а потом покрылся красными пятнами от ярости.
— А такая купюра тебя устроит, отец родной? — спросил он, небрежным жестом достав из кармана толстый пласт сторублевок и царский жестом отслюнив от него одну бумажку. Увидев столь внушительную кучу денег, швейцар мгновенно изменился в лице.
— Дак это вот…. - забормотал страж «Арагви», не сводя плотоядного взгляда с сотенной банкноты в Шуриной руке. — Оно-то конечно…
— В таком случае, батенька, прокукарекай три раза и эта бумажка твоя, — предложил Холмов, лениво обмахиваясь «стольником».
— Как это прокукарекай? — удивился швейцар.
— Обыкновенно, как петухи кукарекают — «кукареку», — усмехнулся Шура. — Что, разве никогда не слышал? Ну, давай — три-четыре…
Швейцар немного поколебался, но чувство жадности у него, как верно определил Холмов, оказалась сильнее чувства собственного достоинства. Оглянувшись по сторонам, он послушно вытянул руки по швам и, словно заправский хозяин курятника бойко, с переливами закукарекал.
— Молодец, ловко это у тебя получается, — похвалил Шура. протягивая сотенную купюру голосистому швейцару. — Тебе бы на «зоне» в петушатнике цены бы не было. А теперь отойди в сторону, Шура Холмов гулять будет… Из «Арагви» изрядно поддатые друзья вышли часа через два. Поскольку было еще светло, Холмов предложил прогуляться по Москве. В прекраснейшем настроении, Дима и Шура неторопливо брели по центральным улицам столицы, добродушно задирая встречных прохожих. Внезапно Холмов остановился и, слегка покачиваясь, уставился на молоденького милиционера-регулировщика, отчаянно размахивающего жезлом на одном из перекрестков.
— И кто только этого балбеса на улицу выпустил, — пробормотал Шура, икнув. — Совсем ни хрена регулировать движение не умеет.