Заживо погребенная - Густав Эмар

— Это уж мое дело.

— Правда… Ну, теперь идем!

Они отправились в путь. Ночь была темная, и они подвигались медленно. Кабуло шел впереди, за ним Фелиц Оианди и, наконец, Майор замыкал шествие.

Дорогой он что-то вынул из кармана и принялся что-то делать с револьверами, которые остались в его руках; если бы Кабуло мог это видеть, то, вероятно, задумался бы над этой работой.

Несколько минут спустя, все трое подошли к дому. Шагах в двадцати от него налево находилась маленькая роща, в которую Кабуло вошел, оставив Фелица Оианди с Майором возле дома.

В роще лежали, спрятавшись под кустами, четыре человека, которые встали при приближении Кабуло.

Последний подвел и представил их Майору.

Ла-Гуан, старший из четырех разбойников, вынул связку поддельных ключей и подал ее Кабуло.

— Ну, что нового? — спросил он.

— Ничего, — ответил Ла-Гуан. — С тех пор, как они вошли в дом, ничего не слышно.

— Я еще раз обойду и посмотрю, все ли в порядке, — сказал Кабуло.

Майор посмотрел на часы.

— Гм! — сказал он. — Уже четверть четвертого.

— Ничего! — сказал Ла-Гуан. — Рассветает не раньше половины пятого, кроме того, теперь никаких работ нет в поле, и крестьяне спят до шести часов. Мы успеем все обделать и убраться отсюда, не встретив на одной живой души.

Прошло десять минут. Майор начинал уже терять терпение, когда Кабуло показался.

— Ну, хорошо, что я пошел посмотреть, что там делается.

— А что? — спросил Майор. — Разве они не спят?

— И не думают, сидят себе в столовой и уплетают что-то с большим аппетитом.

— Ах, черт их побери! Вот досада-то! — воскликнул Майор. — А что, на дороге будет слышен отсюда выстрел из револьвера?

— Нет, слишком далеко. Надо нагрянуть на них сразу, чтобы они не смогли успеть выйди из столовой с оружием, а затем мы пустим в ход ножи, стрелять будем только при последней крайности, а теперь марш, и не шуметь!

Разбойники отправились к входным дверям.

Расскажем теперь, что происходило в это время в доме.

Себастьян и жена его, потому что мнимая колдунья, настоящее имя которой было Мичела Езагирра, была действительно его женой, он на ней женился в Ливерпуле, месяц спустя после встречи с ней.

Себастьян с женой сидели за ужином и пили кофе из маленьких чашечек.

Себастьян с удовольствием покуривал трубку. Мичела казалась грустной, озабоченной и нервной, она была замечательно красива, и при сильном свете висячей лампы ее природная бледность оттенялась необыкновенно эффектно.

Себастьян смеялся и старался ее успокоить, но все его усилия были тщетны.

— Мне страшно в этом уединенном доме, вдали от всякой помощи, — повторяла она жалобным голосом.

— Ну чего же ты боишься наконец! — воскликнул Себастьян в порыве нетерпения. — Разве я не при тебе?

— Правда, мой друг, но я могу тебе только повторить: мне страшно, хотя и не знаю почему. Может быть, это предчувствие, но мне кажется, что нам грозит несчастье.

— Ты с ума сошла! Какое может нам грозить несчастье? Я ни с кем не вижусь, ты также, никто даже не подозревает о существовании этого дома.

— Все это совершенно справедливо, а все-таки я нахожусь под влиянием ужасного страха. Ах, зачем ты меня не послушался, когда я тебя умоляла не возвращаться во Францию! А потом, когда этот человек ко мне приходил, чтобы я ему гадала, зачем ты не согласился уехать? Мы были бы счастливы и спокойны; мы богаты, а с деньгами везде хорошо.

— Да, может быть, я напрасно не уехал после встречи с Майором, но я думал…

— Этот человек нас убьет, я чувствую, что он вокруг нас рыщет.

— Это все вздор, он о нас и не думает. Я знаю, зачем он в Париже, у него поважнее заботы, но если тебе уж так страшно, то я тебя одним словом успокою: радуйся, мы отсюда уедем!

— Правда? — воскликнула она, в порыве безумной радости. — Когда? Скоро, не правда ли?..

— Завтра или даже сегодня, через несколько часов.

— Как! Что ты говоришь?

— Да я хотел тебе сделать приятный сюрприз, но, чтобы тебя успокоить, я все тебе расскажу. Это дом, со всей обстановкой продан одному крестьянину, который хочет тут устроить ферму, я получил сегодня, то есть, правильнее говоря, вчера, деньги, весь остальной мой капитал с этими вместе отдал моему банкиру, и взамен я взял у него аккредитивы на большую сумму, вот они тут, у меня в портфеле.

— Куда мы уедем? Говори, говори, скорее! — воскликнула она, задыхаясь.

— Сначала в Испанию, если понравится, то мы там и останемся. Мы поедем с первым поездом, который отходит в шесть часов двадцать пять минут… Вот уже бьет три часа, ты бы прилегла немного, а то устанешь.

— Ни за что на свете! Я спать не хочу и все меня в этом доме пугает.

— Ну, как хочешь, посидим, поговорим, время скорее и приятнее пройдет, — сказал он, смеясь…

— Да останемся вместе, три часа скоро пройдут, нам здесь так хорошо!

— Трусиха!

— Да, признаюсь! Я так трушу, что мне по временам кажется, что я слышу шаги по коридору: я знаю что это сумасшествие, я уверена, что это одно воображение, а между тем мне все кажется… Ах! — крикнула она в ужасе, вскакивая с своего места и выказывая самую высшую степень страха. — Вот!.. Берегитесь!.. Вот они!.. О мои предчувствия!..

Жена Себастьяна испустила такой ужасный крик, ее искаженное лицо выражало такой безумный страх, что Себастьян вскочил и повернулся к дверям, держа по револьверу в каждой руке.

Обе двери столовой отворились без шума, и у каждой из них стояли несколько человек.

— А! — заревел Себастьян, целясь в каждую дверь.

Два выстрела раздались, два человека упали.

Но, перескочив через их тела, ворвались другие люди и бросились на Себастьяна.

Он сделал еще два выстрела, но на него разом накинулись несколько человек. Себастьян продолжал стрелять наугад, пока оставались заряды в его револьверах, когда же он выпустил последний, его повалили и скрутили веревками.

Мичела лежала в обмороке на полу.

Бандиты даже не вынули своих ножей, сопротивление старого матроса было таким энергичным и неожиданным, что они не успели за них взяться.

Борьба длилась не более пяти минут. Себастьяна схватили, но его сопротивление стоило жизни троим разбойникам, Ла-Гуан был опасно ранен, а у Кабуло рука была прострелена навылет.

Фелиц Оианди был контужен в голову и казался совершенно одуревшим, хотя рана была легкая.

Только Майор был цел и невредим.

— Черт возьми, — воскликнул Кабуло, приподнимаясь, — вот дьявол-то! Приятнее видеть его в теперешнем положении, чем давеча!

— Да, и я того же мнения, — сказал Ла-Гуан, пробуя улыбнуться. — А ты еще уверял, что он без оружия; спасибо, так угостил, что чуть всех на тот свет не спровадил!