История моей юности - Дмитрий Петров-Бирюк

Завидя нас, всадник начал плутать по улицам. Но в одном месте нам удалось все-таки его окружить.

— Стой! — крикнул Алексей. — Стрелять буду!

Всадник остановился, поднял руки вверх и умоляюще простонал:

— Не убивайте!

— Мишка!.. — крякнул Алексей. — Ты, черт?..

— Я-а…

— У, будь ты проклят! — выругался Алексей. — Чуть я тебя, дьявола, не пристрелил… Чего ты от нас утекал?..

— Да ведь я думал же, белые…

— Дурак! Белые… Где наши, знаешь?

— Да как же не знать, — ответил парень. — На хутор Красновский поехали.

Паренек оказался племянником Алексея. Он был таких же лет, как и я, жил с матерью в станице.

Мы помчались вдогонку за своими.

…Начало рассветать. На востоке небо наливалось алыми красками, расцветала пышная заря.

Внезапно с окраины хутора, который мы только что проехали, нас обстреляли.

За нами стремительно мчались всадники. Соскочив с лошадей, мы дали по преследователям залп. Белогвардейцы повернули назад.

Вступление в партию

Наши комсомольско-молодежные конные отряды передвигались от хутора к хутору, преследуя белых бандитов. Дни и ночи проходили в дыму сражений. Много мы тогда уничтожили врагов. Но немало и наших комсомольцев и коммунистов погибло. Не сразу смогли мы сломить белогвардейский бандитизм. Особенно он активизировался у нас в связи со вспыхнувшим в 1920 году кулацко-эсеровским мятежом на Тамбовщине. Мятеж возглавил эсер Антонов. Восстание охватило многие уезды Тамбовщины, в том числе и Борисоглебский. А Борисоглебск был от нас совсем близко.

Связавшись с антоновцами, донские бандиты совсем обнаглели. Они совершали налеты на хутора, вырезали всех, кто сочувственно относился к Советской власти.

Мне шел двадцатый год. Гражданская война, ежедневные опасности и схватки с врагом закалили меня. Я стал комсомольцем и готов был в любую минуту отдать свою жизнь за Советскую власть, за Коммунистическую партию.

Мне очень хотелось вступить в партию. Но я об этом боялся даже подумать. Разве сейчас до меня? Вот кончится война, разделаемся с белогвардейцами, тогда можно будет поговорить и об этом…

И я терпеливо ждал…

Однажды солнечным летним днем я с несколькими комсомольцами стоял в заставе на окраине станицы, наблюдая за дорогой.

Положение в этот момент создалось у нас весьма серьезное: борисоглебские леса были километрах в сорока, а в них, как нам сообщили, сосредоточилась целая армия антоновцев. Иногда кавалерийские отряды их подъезжали к станице совсем близко…

Мы ждали нападения. Вокруг станицы стояли заставы; на колокольне расположились наблюдатели. При появлении белобандитов они должны были бить в набат.

Нас было человек пятнадцать молодых парней. Начальник наш, пожилой казак, положившись на нас, спал в тени акации.

Следя за дорогой, мы рассказывали разные истории, хохотали…

Вдруг я увидел, что к станице мчатся всадники. Их было, наверно, человек сто или больше…

— Бандиты! — крикнул я.

Рассыпавшись по окопчикам, наши парни подняли стрельбу из винтовок.

Проснулся начальник заставы.

— Эй, друг! — крикнул он мне, сообразив наконец в чем дело. — Побеги-ка вон за угол, помаши фуражкой на колокольню, чтоб звонили… Что-то не звонят… Не видят, что ль.

Я побежал выполнять приказание начальника. Забежав за угол, откуда меня было хорошо видно с колокольни, я стал размахивать фуражкой, привлекая этим внимание наблюдателей. Но меня никто не замечал…

За спиной стрельба продолжалась. Значит, бандиты уже близко подошли к станице. Надо предупредить командование отряда об опасности. Я помчался к штабу, на бегу стреляя вверх, желая привлечь к себе внимание людей на колокольне.

Но меня оттуда не видели. Возможно, наблюдатели спали.

У дверей штаба я споткнулся от усталости и присел, тяжело дыша.

— В чем дело? — выбежал из комнаты секретарь станкома партии Коротков. — Что случилось?

Едва переводя дыхание, я коротко рассказал ему о появлении бандитов.

— Тревогу! — закричал Коротков. — Тревогу! Какого черта не звонят на колокольне?

Но в это же мгновение на колокольне загудел большой колокол…

Хватая оружие, коммунисты и комсомольцы, бывшие в резерве, разбежались по заставам. Налет мятежников был отбит.

Антоновцы, конечно, не случайно хлынули на нашу станицу. Регулярные части Красной Армии под командованием Котовского выбили их из борисоглебских лесов, и они теперь ринулись на юг, словно тараканы, расползаясь по лесам и оврагам.

Рассыпавшись цепью, мы шли по вдовольскому лесу, прочесывая его. При нашем приближении антоновцы сломя голову разбегались во все стороны.

Так мы их гнали вплоть до хутора Трухтенского, где их вылавливали прибывшие из Урюпинской бойцы ЧОН.

Выйдя из леса, мы соединились с чоновцами. Среди них было немало знакомых комсомольцев. Ко мне подошел молодой паренек, Михаил Янюшкин.

— Здравствуй, — сказал он мне. — Ну и работенка же ныне была… Тысячи две бандитов переловили.

На поляну выехал бронированный автомобиль. На нем, величественно опираясь на шашку, как изваяние, недвижимо стоял совсем еще молодой рыжеватый паренек. Был он одет во все красное: красная рубашка, красные штаны, такая же фуражка и даже сапоги со шпорами были красно-желтого цвета…

— Кто это? — спросил я у Янюшкина.

— Этот, в красном-то? — спросил паренек. — Из отряда Котовского.

В суровом облике человека в красном мне почудилось что-то очень уж близкое, знакомое.

Я вгляделся в него и узнал.

— Гришка! — крикнул я обрадованно. — Чубарь!..

Парень на броневике вздрогнул, удивленно посмотрел на меня и вдруг широко расплылся в улыбке.

— Сашка! — вскрикнул он, спрыгивая с броневика. — Сочинитель про индейцев!.. Здорово, дорогой!..

Мы обнялись и расцеловались.

Наконец с мятежниками все было покончено.

В станице стало спокойно.

Я теперь работал инструктором в земельном отделе. Как-то ко мне зашел секретарь станичного комитета комсомола Федоров.

— Саша, — сказал он мне как бы между прочим, — сегодня вечером приходи на партийное собрание. Обязательно приходи!

Ничего удивительного в том, что меня, комсомольца, приглашали на собрание коммунистов, не было. В годы гражданской войны комсомольцы часто бывали на партийных собраниях, сообща решали с коммунистами многие вопросы.

— Вряд ли приду, — сказал я. — У меня есть дела на хуторе. Комсомольцы соберутся, хочу с ними побеседовать.