Княжна-цыганка - Анастасия Туманова

– Я вам настолько отвратителен? Вы предпочли ретироваться через окно, лишь бы не танцевать со мной?

Мери, вздохнув, оперлась рукой о забор и вытянула в пятно света ногу с отчетливо видными на ней ссадинами.

– Смотрите, господин ротмистр. При всем желании я не могла дальше танцевать! Не только с вами, но и с любым другим! Неудачный выбор бальных туфель, только и всего… Надеюсь, вы теперь удовлетворены? И позволите мне пройти?

– Мне надо поговорить с вами, княжна, – вдруг сообщил он.

– Но о чем же? – Мери незаметно перевела дыхание. – Право, я не понимаю…

– Перестаньте, Мери Давидовна, вы все понимаете, – отрывисто проговорил Сокольский, бросая в траву недокуренную папиросу. – Скажите, тогда, в доме Надин, перед рассветом… это были вы?

– Я ни-че-го не понимаю! – отчеканила Мери, глядя ему прямо в лицо. – Вы меня с кем-то спутали, господин ротмистр, честное слово! Еще раз прошу позволения пройти.

Сокольский молчал. До Мери доносилось его тяжелое, неровное дыхание. Княжна осторожно сделала шаг, пытаясь обойти ротмистра, но Сокольский вытянул руку и снова загородил ей дорогу.

– Что вы теперь сделаете? – поинтересовался он. – Укусите меня, как тогда, на набережной?

– Как же вы меня замучили, Сергей Дмитриевич! – тяжело вздохнула Мери. – Вот полковник и поручик Вересов ничего не помнят, сразу видно воспитанных людей! Ну, если угодно, прошу прощения за те папиросы… и за пирожные заодно. За то, что я вас тогда укусила, извиняться не стану, виноваты были вы. Цыганки, видите ли, обязаны уметь защищать себя сами… и мне пришлось выучиться.

– Понимаю вас. – Сокольский по-прежнему загораживал ей путь. – Видимо, я тоже должен извиниться?

– Ну, зачем же? – пожала плечами Мери. – Вы ведь не знали тогда, что я княжна. А с уличной побирушкой можно и без церемоний. Спокойной ночи, господин ротмистр. Я очень устала и прошу вас…

– Я был сущей свиньей, княжна, простите меня, – не поднимая глаз, сказал Сокольский.

– Охотно, – помолчав, ответила Мери. – Забудем обо всем. До свиданья, Сергей Дмитриевич, мне действительно пора.

– Мери, постойте! – прорычал он, и княжна, слегка испугавшись, остановилась в полушаге от калитки. Подумав, вернулась назад и коснулась рукава Сокольского.

– Ротмистр, что с вами? Вы ведь не пьяны, я вижу!

– Сейчас – нет, – сквозь зубы произнес он. – А тогда, у Надин… Мери, если вы скажете, что это были не вы, стало быть… Стало быть, я сошел с ума и у меня приключилась белая горячка. Я уже две недели не могу думать ни о чем другом. Мери, поймите, поймите… – Не глядя на княжну, Сокольский мучительно потер шрам на лбу и сделал несколько шагов по серебристой от лунного света траве.

Мери испуганно следила за ним глазами.

– Меня разбудила Надин… Разбудила уже днем и, по ее словам, с огромным трудом… Я, в стельку пьяный, заснул в ее комнате на кровати! Ничего не могу понять! Помню только вас… и каждое ваше слово! Натурально, спрашиваю: где та цыганка, которая была ночью здесь? «Какая цыганка, вы сошли с ума, допились до чертиков, убирайтесь немедленно прочь!!!» Что было делать – убрался, разумеется… Извинения мои Надин не приняла, она не хотела меня даже видеть… и ее, конечно, можно понять… Спросить более было не у кого, но…

Он вдруг осекся на полуслове. Вокруг уже совсем стемнело, сквозь переплетение жасминовых ветвей видны были светящиеся окна дома, там мелькали тени, слышался смех, потом голос Дины запел «Гори, гори, моя звезда», и к нему тут же присоединился чей-то мощный и фальшивый бас.

– Это была я, – вздохнув, созналась Мери. – Никакой белой горячки у вас, слава богу, не случилось. А Дина ничего не знала, я не захотела ее расстраивать. Теперь вы довольны?

– Вполне, – хрипло сказал Сокольский.

Лунный свет упал на его бледное, застывшее лицо с опущенными глазами, и Мери вдруг почувствовала, как у нее болезненно сжалось сердце.

– Я могу идти? – намеренно холодным тоном спросила она. – Прощайте, ротмистр.

– Честь имею, княжна.

Мери пошла к калитке. Она уже взялась за белеющую в темноте перекладину, когда сзади послышались торопливые шаги.

– Мери, постойте! – раздался хриплый голос. – Прошу вас, подождите…

Вздохнув, Мери повернулась к Сокольскому. Осторожно протянув руку, тронула его за плечо.

– Господь с вами, вы весь дрожите, да в чем же дело?! Давайте сядем, прошу вас… ну, хоть здесь. Что случилось, расскажите мне?

Она решительно уселась на вросшую в землю каменную скамью возле калитки, и Сокольский, опустившись рядом, первым делом полез за папиросами.

– Вас не беспокоит, княжна?..

– Ничуть, я привыкла, курите…

Поджав под себя саднящие ноги, Мери ждала, пока Сокольский прикурит от спички. Сделав несколько торопливых затяжек, он выбросил папиросу. Глядя на медленно гаснущий в траве красный огонек, произнес:

– Я, собственно, хотел только просить вас…

– О, само собой! Сергей Дмитриевич, я никому ничего не расскажу, поверьте!

Сокольский усмехнулся. Помолчав, глухо спросил:

– Мери, откуда вы могли все это знать? Все, что говорили мне тогда? Сразу хочу сказать, что ни в какие цыганские гадания я не верю, но… Как вы узнали, что я не могу спать, как, черт возьми?! Откуда вам стало известно о моих снах?! Надин не могла вам рассказать, она не знает! Никто не знает! Как узнали вы?

Мери только пожала плечами. Незаметно вздохнув, посоветовала:

– Забудьте об этом, голубчик. Вот уж есть чем мучиться, ей-богу… Забудьте, словно не было ничего. Никто не узнает, будем знать только я и вы. Ведь, наверное, это все-таки к лучшему, что я оказалась там… в ту ночь?

– Право, не знаю, княжна, – отрывисто сказал Сокольский. Пальцы его отчаянно теребили ремень портупеи, словно хотели порвать его.

– Бросьте. Пустое. Возвращайтесь к гостям. – Мери встала. – А мне пора идти.

– Не уходите.

– Но я не понимаю…

– Не уходите, ради бога, прошу вас!

Он вдруг упал на колени, и перепуганная Мери, вскочив со скамьи, закричала на весь сад:

– Ротмистр, что с вами, что вы делаете?!

– Не уходите… – тихо, хрипло повторил Сокольский.

Мери, помедлив, положила руку ему на плечо.

– Сергей Дмитриевич… Сережа… ну что же вы, в самом деле… Встаньте, стыдно! Не надо делать так…

– Простите меня, княжна… – Сокольский с силой, до боли сжал ее руки, и Мери не решилась высвободить их. – Простите… Я все понимаю… Знаю, что вы сейчас думаете обо мне… И вы правы… Но… не уходите, прошу. Я не могу больше… Я… Мне страшно… Простите меня, мне страшно…

– Ничего… Это ничего… Вот увидите, все наладится… Это нервы, просто нервы… – шептала Мери.