Врата огня - Стивен Прессфилд

Принятию плана способствовал феспиец Дифирамб. Он и сам замышлял подобное, без Петуха, которого мой хозяин в конце концов не казнил, а вместо этого оставил в лагере на весь второй день и прика­зал ему ухаживать за ранеными, чинить и заменять оружие. Дифирамб с пылом уговаривал Леонида согласиться на вылазку и теперь, раздосадованный, что его самого не вклю­чили в отряд, вышел нас проводить и пожелать удачи.

На лагерь опустился ночной холод. Как и предсказывал Тиррастиад, теперь союзников обуял страх. Жалкий слу­шок мог вселить ужас, а незначительное знамение – вы­звать панику. Дифирамб понимал душу ополченцев. Им требовалась какая-то перспектива, чтобы на нее возложить свои надежды в эту ночь, какое-то ожидание, чтобы продер­жаться до утра. Удастся вылазка или нет – это не столь важно. Нужно просто послать людей. И если боги в самом деле на нашей стороне, что ж… Дифирамб усмехнулся и на прощанье сжал руку моему хозяину.

Диэнек разделил отряд на две группы: одна из пяти человек под командованием Полиника, другая, из шести, ­под его собственным. Каждой предстояло самостоятельно взобраться на скалу, пройти через Каллидром и встретиться под Трахинскими скалами. Это увеличивало вероятность, что хоть одна группа дойдет до цели, если другая попадет в засаду.

Когда все вооружились и были готовы выступить, то предстали перед Леонидом. Царь поговорил с нами сам. Никого из военачальников при этом разговоре не было – ни союзнических, ни даже спартанских. Поднялся холод­ный ветер. В небе над Эвбеей загромыхало. Над головой грозно темнели горы; сквозь клочья изорванного ветром тумана проглядывала луна, отчасти закутанная в саван об­лаков.

Леонид предложил уходящим воинам вино из личного запаса и налил его в собственную простую чашу. Он обра­тился к каждому, включая оруженосцев, не по имени, а по прозвищу. К Дориону он обратился «3айчишка», как того звали в детстве. Дектона назвал не Петухом, а Кочетком и погладил по плечу.

– Я подготовил документы о твоем освобождении, ­сообщил царь илоту.– Сегодня ночью они будут в мешке,у курьера. Они дадут полноправие тебе и твоей семье и освободят твоего малолетнего сына.

Имелся в виду младенец, которому спасла жизнь госпожа Арета перед криптеей в ту ночь,– ребенок, который по лакедемонским законам сделал Диэнека отцом живого сы­на и таким образом позволил включить моего хозяина в число Трехсот.

Младенец, чья жизнь принесла смерть Диэнеку, а через него также Александру и Самоубийце. И мне.

– Если хочешь,– в свете рвущегося на ветру костра Леонид посмотрел Петуху в глаза,– можешь заменить имя Идотихид, которым теперь зовут ребенка. Это спартанское имя, а мы знаем, что ты не очень-то жалуешь наше племя.

Идотихидом, как Великий Царь, может быть, помнит, звали отца Петуха, Аретиного брата, погибшего в бою много лет назад. В ту ночь на мясницком дворе позади трапезной госпожа настояла, чтобы младенцу дали это имя.

– Ты волен дать своему сыну мессенийское имя,– про­должал Леонид,– но только назови его сейчас, прежде чем я запечатаю и отправлю свиток.

На наших работах и нарядах в Лакедемоне я много раз видел, как Петуха пороли. Но никогда прежде я не видел, чтобы его глаза наполнились слезами.

– Меня гложет стыд, господин,– сказал он Леониду, ­за то, что я добился этой милости вымогательством. Петух выпрямился перед царем и объявил, что имя Идотихид – благородное имя и его сын с гордостью будет но­сить его.

Царь кивнул и по-отечески тепло положил руку Дектону на плечо.

– Возвращайся живым в эту ночь, Кочеток. А утром я отошлю тебя в безопасное место.

Прежде чем группа Диэнека взобралась на несколько стадиев над Альпенами, начали падать крупные капли дож­дя. Пологий склон горы состоял из известняка, и, когда на нее обрушился ливень, по поверхности поползла жижа.

Сферей на последнем подъеме вышел вперед, но вскоре стало ясно, что в темноте он сбился с пути. Мы сошли с главной тропы и оказались в запутанной сети козьих троп, испещрявших крутой склон. Воины на ощупь брели во мраке. По очереди каждый занимал место впереди, отдав щит и оружие другим. Ни на ком не было шлема, только войлочные подшлемники. Они промокли и набухли, и, по­скольку полей у подшлемников не было, глаза заливало каскадами воды. Мы карабкались как могли, мы расплас­тались на склоне, вытянувшись от пальцев ног до кончиков пальцев рук и прижимаясь щекой к скользкой поверхно­сти. В темноте нас хлестали ледяные потоки дождя и убий­ственные потоки грязи и камней, катящихся с вершины.

Мою раненую ногу жгло, словно сквозь нее просунули раскаленную кочергу, которая плавилась в ране. Каждое усилие вызывало такую боль, что я чуть не терял сознание. Диэнек двигался с еще большим трудом. Его старая рана, полученная еще при Ахиллеоне, не давала ему поднять ле­вую руку выше плеча; правая ступня не сгибалась. В до­вершение глазница выбитого глаза снова начала кровото­чить, дождевая вода смешивалась с темной кровью и текла по бороде на кожаный боевой пояс. Диэнек покосился на Самоубийцу, который с простреленными обоими плечами полз, как змея, прижимая руки к бокам и извиваясь всем телом, по покрытому грязью, ненадежному склону.

– Клянусь богами,– пробормотал мой хозяин,– ну и видок у нас!

До первого гребня группа добралась через час. Теперь мы были над туманом, дождь прекратился, и ночь разом стала ясной, ветреной и холодной. В тысяче футов под нами бушевало море, покрытое толщей густого тумана, чьи ват­ные гребни сияли под луной ослепительной белизной. До полнолуния оставалась лишь одна ночь. Вдруг Сферей сделал знак замереть, и все притаились, упав на землю. Разбойник указал рукой куда-то через пропасть.

На противоположном хребте в двух стадиях от нас можно было различить трон Великого Царя, тот самый, с которого он два дня наблюдал за сражением. Слуги разбирали платформу и навес.

– Они собирают вещи. 3ачем?

– Возможно, им хватило. Уходят домой.

Группа быстро скользнула с вершины в затененную расселину, где нас не было видно. Все насквозь промокли. Я выжал повязку на глазу моего хозяина и снова вернул ее на место.

– Похоже, с кровью вытекают и мои мозги,– сказал он. – Не могу придумать другого объяснения, зачем я отправился на это долбаное задание.

Он велел всем выпить еще вина, чтобы согреться и заглушить боль от ран. Самоубийца продолжал вглядываться в противоположный склон, где слуги разбирали театраль­ную ложу своего господина.

– Ксеркс думает, что завтра конец. Бьюсь об заклад: на рассвете мы увидим его в Теснине – на коне, предвкушающего близкий триумф.

Горная седловина была широкой и ровной. Во главе со Сфереем мы целый. час быстро шли звериными тропами, что петляли среди зарослей сумаха и кипрея. Теперь тропа ушла от моря, и оно скрылось из виду. Мы пересекли еще две гряды, потом наткнулись на горный ручей, один из множества впадавших в Асоп. По крайней мере, так предположил наш проводник. Диэнек коснулся моего плеча и показал на вершину на севере:

– Это Оита. Там умер Геракл.

– Думаешь, он поможет нам сегодня ночью?

Мы дошли до лесистого склона, где приходилось, карабкаться рука об руку. Вдруг из зарослей наверху раздался быстрый треск. Что-то невидимое метнулось вперед. Все руки схватились за оружие.

– Люди?

Шум наверху быстро удалялся. – Олени. Спустя миг животные находились всего в сотне футов от нас. Тишина. Только ветер рвал вершины деревьев над нами.

Почему-то эта случайная встреча сильно всех ободрила. Александр устремился в чащу. В оленьем убежище, где бок о бок лежало стадо, земля была сухой и утоптанной. – Пощупайте траву. Она еще теплая. Сферей приготовился помочиться.

– Не надо,– слегка толкнул его Александр.– А то оле­ни никогда не вернутся на это лежбище.

– А тебе-то что?

– Мочись ниже по склону,– приказал Диэнек.

Как ни странно это звучит, эти уютные заросли напом­нили домашний очаг, пристанище. Чувствовался олений запах, особый аромат их шкур. Никто из нас не говорил, но каждый, я готов поспорить, думал об одном: как хорошо было бы прямо сейчас улечься здесь, как олени, и закрыть глаза. Позволить всем страхам покинуть тело. Хотя бы на мгновение забыть обо всех ужасах.

– Здесь хорошая охота,– заметил я.– Мы шли по ка­баньей тропе. Бьюсь об заклад, здесь водятся медведи и даже львы.

Диэнек быстро взглянул на Александра:

– Мы здесь еще поохотимся. Этой осенью. Что ска­жешь?

Изувеченное лицо юноши сложилось в усмешку.

– Возьмем тебя с собой, Петух,– предложил Диэнек. ­Проведем здесь недельку и сделаем так, чтобы она запом­нилась. Никаких лошадей и загонщиков, лишь по две соба­ки на каждого. Поохотимся недельку и вернемся в львиных шкурах, как Геракл. Пригласим и нашего милого друга Полиника.

Петух посмотрел на Диэнека, как на сумасшедшего. Потом на его лице появилась робкая улыбка.