Врата огня - Стивен Прессфилд

– Знаешь, что это? Обещание, что твою смерть почтят, как мы с тобой почтили Бруксия и как мы все трое стара­лись почтить наших родителей.

Из кухни снова показалась домохозяйка. Диомахины дети дожидались внутри; мой мальчик-проводник закон­чил обед и стоял в нетерпении, когда мы отправимся назад. Диомаха встала и протянула мне руки. Свет лампы падал на нее, и в его нежном сиянии ее лицо казалось теперь прекрасным, каким и представлялось в моих исполненных любви глазах все эти короткие годы, что тянулись так долго. Я тоже встал и обнял ее. Диомаха накрыла свои коротко остриженные волосы и накинула на лицо покрывало.

– Давай не будем жалеть друг друга,– проговорила моя двоюродная сестра на прощанье.– Мы там, где нам должно быть, и будем делать то, что должно делать.

Глава двадцать восьмая

3а два часа до рассвета меня растолкал Са­моубийца.

– Смотри, что вползло через горловину. Он показал на бугор позади лагеря аркадцев, где у сторожевых костров допрашивали перебежчиков из персидского войска. Я при­щурился, но не мог разглядеть.

– Смотри, смотри,– повторил он.– Это твой приятель-бунтовщик Петух. Он спраши­вает про тебя.

Мы вместе с Александром отправились туда. Да, это был Петух. Он прошел через пер­сидские ряды с группой других дезертиров. Скириты привязали его, голого, к столбу. Они пытали его, и он попросил на минуту оставить его наедине со мной, прежде чем ему перережут горло.

Вокруг просыпался лагерь. Половина вой­ска уже заняла позиции, вторая еще надева­ла доспехи. С Трахинской дороги доносились звуки вражеских труб, строящих войска для второго дня. Мы нашли Петуха рядом с двумя мидийскими информаторами, которые уже столько рассказали, что им даже дали позавтракать. В отличие от Петуха. С ним скириты так поработали, что он не мог сидеть прямо и сполз по столбу, у которого ему должны были перерезать горло. – Это ты, Ксео? – Он прищурил глаза, заплывшие, как у кулачного бойца.

– Я привел Александра.

Нам удалось влить в горло Петуха несколько капель вина.

– Я сожалею о твоем отце,– были первые слова, обра­щенные пленником к Александру. Петух шесть лет служил оруженосцем у Олимпия и спас ему жизнь при Энофите, когда на того набросилась фиванская конница.– Это был благороднейший человек в городе, благороднее всех, вклю­чая и Леонида.

– Как нам помочь тебе? – спросил Александр. Петух сначала захотел узнать, кто еще остался жив. Я сказал ему про Диэнека, Полиника и некоторых других, а также перечислил тех погибших, кого он знал.

– И ты тоже жив, Ксео? – Лицо Петуха исказилось усмешкой.– Твой приятель Аполлон, должно быть, прибе­рег тебя для чего-то особенного.

У него была ко мне простая просьба – позаботиться, чтобы его жене доставили древнюю монету его родной стра­ны Мессении. Этот потертый обол, сказал нам Петух, он тайно носил с собой всю жизнь. Теперь монета оказалась на моем попечении, и я поклялся отослать ее со следующим же гонцом. Петух благодарно сжал мне руку и, на всякий случай понизив голос, привлек к себе меня и Александра.

– Слушайте внимательно. Я для того и пришел, чтобы сказать это вам.

Петух проговорил свое сообщение очень быстро. Элли­нам, защищающим проход, остался день, не больше. Уже сейчас Великий Царь пообещал богатства целой провинции тому, кто покажет путь по горам в обход Горячих Ворот, чтобы окружить их.

– Боги не создали такой скалы, на которую не могли бы взобраться люди – особенно движимые жаждой золота и славы. Персы найдут обходной путь, чтобы зайти вам в тыл, а даже если не найдут, не сегодня-завтра их флот про­рвет афинское прикрытие на море. Из Спарты никаких подкреплений не подойдет. Эфоры знают, что их тоже окру­жат. И Леонид не вернется, как и все вы, живые или мерт­вые.

– Ты принял побои, только чтобы сообщить нам это? – Послушайте меня. Когда я пошел к персам, то сказал им, что я илот, только что из Спарты. Меня допрашивал личный слуга царя. Я был там, в двух шагах от шатра Ксеркса. Я знаю, где спит Великий Царь и как провести людей прямо к его порогу.

Александр громко расхохотался:

– Ты предлагаешь напасть на него в его шатре?

– Когда умирает голова, умирает и вся змея. Обратите внимание: царский шатер стоит прямо под скалами на равнине у реки, выше всех по течению, так что его кони могут пить незамутненную остальными воду. Из горловины течет горный ручей, и персы считают его непроходимым. Там стоит меньше сотни человек. Полдюжины воинов мо­гут пробраться туда в темноте и, возможно, даже выбрать­ся обратно.

– Да. Мы захлопаем крыльями и улетим.

Теперь уже весь лагерь проснулся. Спартанцы сосредото­чили войска, если можно так сказать о столь незначитель­ных силах, у Стены. Петух сказал нам, что уже предлагал провести воинов в рейд на персидский лагерь в обмен на освобождение его жены и детей в Лакедемоне. 3а это скириты и избили его – они сочли его предложение хитростью, чтобы заманить храбрецов в руки врага на пытки и все самое худшее.

– Они даже не передали мои слова своим старшим! Прошу вас, сообщите кому-нибудь из военачальников. Это может получиться даже без меня. Клянусь всеми богами! Я рассмеялся над этим переродившимся Петухом:

– Похоже, вместе с патриотизмом ты обрел благочестие.

Скириты резко окликнули нас. Им хотелось покончить с Петухом и поскорее облачиться в доспехи. Двое развед­чиков рывком подняли его на ноги и швырнули к столбу, когда позади лагеря раздался шум. Мы все обернулись туда.

За ночь сорок фиванцев сбежали. Полдюжины дезерти­ров убили часовые, но остальные благополучно миновали их. Кроме троих, которых только сейчас обнаружили. Они пытались спрятаться в кучах трупов.

Теперь отряд феспийских часовых приволок эту несча­стную троицу и бросил за Стеной среди готовящегося к сражению войска. В воздухе пахло кровью. Феспиец Ди­фирамб подошел и взял главную роль на себя.

– Каково будет наказание для этих? – крикнул он окружавшей толпе.

В это время, привлеченный шумом, позади Александра появился Диэнек. Я улучил момент, чтобы замолвить слово за Петуха, но мой хозяин не ответил: его внимание захватила развернувшаяся перед ним сцена.

Из толпы воинов раздалось несколько требований смерт­ной казни. На перепуганных беглецов посыпались удары, и это заставило самого Дифирамба с мечом в руке вмешать­ся и отогнать людей.

– Союзники спятили,– с ужасом заметил Александр.­ Опять.

Диэнек продолжал холодно смотреть.

– Второй раз я не стану свидетелем этого.

Раздвигая толпу, он вышел вперед и встал рядом с феспийцем Дифирамбом.

– Эти псы не заслуживают пощады! – Диэнек стоял над связанными пленниками с повязками на глазах.– Они должны принять самую лютую муку, какую только можно представить, чтобы никто другой не соблазнился подражать их трусости.

В толпе раздались одобрительные крики. Диэнек под­нял руку, успокаивая волнение.

– Вы знаете меня. Согласитесь ли вы с тем наказани­ем, которое я предложу?

Сотни голосов закричали «да»

– Без возражений? Без придирок?

Все поклялись принять приговор Диэнека.

С пригорка за стеной за происходящим наблюдали Ле­онид и Всадники, включая Полиника, Алфея и Марона. Все звуки смолкли, шумел только ветер. Диэнек шагнул к стоящим на коленях пленникам и сорвал с их глаз повязки. Мечом он перерезал веревки.

Со всех сторон раздался возмущенный рев. Дезертирство перед лицом врага заслуживало кары смертью. Сколько еще человек сбежит, увидев, что эти предатели уходят живыми? Все войско разбежится!

Дифирамб, единственный среди союзников, как будто бы разгадал тонкий замысел Диэнека. Он встал рядом со спар­танцем и, подняв меч, призвал всех к тишине, чтобы Диэнек мог сказать.

– Я презираю тот приступ самосохранения, что нынче ночью лишил мужества этих трусов,– обратился Диэнек к толпе союзников,– но еще больше я ненавижу ту страсть, которая теперь свела с ума вас, мои товарищи.

Он указал на стоящих на коленях пленников.

– Эти люди, которых вы сегодня назвали трусами, вчера плечом к плечу сражались вместе с вами! И возможно, с еще большей доблестью, чем вы.

– Сомневаюсь! – раздался крик, а за ним на беглецов обрушились волны презрительных выкриков. Требовали крови предателей.

Диэнек подождал, когда шум уляжется.

– У нас в Лакедемоне есть слово для такого состояния духа, что охватило вас сейчас, братья. Мы называем его « одержимостью». Оно обозначает подчинение страху или злобе, которое разрушает дисциплинированное войско и превращает его в толпу.

Он отступил назад и мечом указал на сидящих на земле пленников.

– Да, вчера ночью эти люди сбежали. А что делали вы? Я скажу. Все вы лежали без сна. И каковы были сокро­венные мольбы вашего сердца? Те же самые.– Клинок его ксифоса указал на жалких бедняг, что корчились у его ног.– Как и они, вы тосковали по женам и детям. Как и они, вы горели желанием спасти свою шкуру. Как и они, вы строили планы, как бы вам сбежать и остаться в живых!