Сын - Ю Несбё

– Они все были для тебя. Я просто их хранил. И я пригласил тебя в ресторан. Я за всю жизнь так не боялся.

– Ты казался таким грустным, что я не смогла отказать.

– Этот трюк всегда срабатывает.

– Нет, – засмеялась она. – Ты действительно был грустным. Но я увидела твои печальные глаза. Прожитую жизнь. Знакомство с меланхолией. А против такого молодая женщина устоять не может, понимаешь ли.

– Ты всегда говорила, что тебя привлекли мое здоровое тело и способность слушать.

– Нет, я так не говорила! – Эльсе засмеялась еще громче, и Симон стал хохотать вместе с ней.

Он был рад, что она не может видеть его в этот момент.

– В первый раз ты купил венок, – тихо произнесла она. – И подписал карточку, посмотрел на нее, выбросил и написал другую. А после твоего ухода я вынула первую карточку из мусорного ведра и прочитала. На ней было написано: «Любви всей моей жизни». Именно поэтому у меня проснулся интерес.

– Да? А разве тебе не хотелось заполучить мужчину, который еще не встретил любовь всей своей жизни?

– Я хотела заполучить мужчину, который умеет любить, по-настоящему любить.

Он кивнул. За прошедшие годы они так часто рассказывали друг другу эти истории, что знали наизусть свои реплики, реакции и словно бы настоящее удивление. Однажды они поклялись рассказывать друг другу все, абсолютно все, и после того, как сделали это, как проверили друг друга на переносимость правды, эти истории стали крышей и стенами, поддерживающими их дом.

Она сжала его руку.

– А ты это умел, Симон. Ты умел любить.

– Потому что ты восстановила меня.

– Ты сам восстановился. Это ты бросил играть, а не я.

– Ты была моим лекарством, Эльсе. Без тебя…

Симон сделал вдох и понадеялся, что она не услышит, как он дрожит. Потому что он не мог заходить сегодня на эту территорию. Он не мог снова рассказывать историю своей игромании и долга, в выплату которого ему пришлось втянуть и ее. Он совершил непростительное, он заложил их дом за ее спиной. И проиграл. А она его простила. Не разозлилась, не съехала, оставив его жариться в собственном жиру, не выдвинула ультиматума. Она просто погладила его по щеке и сказала, что прощает. Он плакал, как ребенок, и в тот раз стыд выжег всего его изнутри: выжег жажду ощущать пульс жизни на границе между надеждой и страхом, где все поставлено на карту и может быть выиграно или проиграно, где мысль о катастрофическом решающем поражении почти – почти – настолько же возбуждает, как мысль о выигрыше. Это правда, он тогда остановился. Он больше никогда не играл, даже на пиво, и это его спасло. Спасло их. Как и то, что они рассказывали друг другу абсолютно все. Потому что осознание, что он обладает самодисциплиной и мужеством быть честным с другим человеком, что-то с ним сделало, подняло его как мужчину и как человека, да, и, может быть, подняло больше, чем если бы он был человеком, не подверженным никаким порокам. И возможно, поэтому полицейский в нем перестал считать всех преступников заведомо неисправимыми и, прямо противореча его огромному опыту, стал сторонником предоставления любому человеку еще одного шанса.

– Мы похожи на Чарли Чаплина и цветочницу, – сказала Эльсе. – Если прокрутить задом наперед.

Симон вздрогнул. Слепая цветочница приняла попрошайку за богатого господина. Симон не помнил, каким образом попрошайке удалось вернуть ей зрение, но помнил, что потом тот не решался признаться цветочнице, кто он на самом деле, – боялся, что, узнав правду, она не захочет с ним общаться. Но когда цветочница во всем разобралась, она не перестала его любить.

– Пойду разомнусь немного, – сказал он, вставая.

Других людей в коридоре не было. Симон какое-то время смотрел на табличку на стене с изображением перечеркнутого красной линией мобильного телефона, потом достал мобильный и отыскал в нем номер. Многие считают, что если послать электронное письмо с телефона, пользуясь адресом на «хотмейле», то полиция не сможет отследить номер телефона, с которого было отправлено это письмо. Ошибка. Номер вычислить легко. Казалось, что сердцу не хватает места в груди, что оно уже бьется о ключицы. Делать звонок не было никакой необходимости.

– Да?

Голос. Чужой, но тем не менее до странности знакомый, как эхо из далекого, нет, близкого прошлого. Сын. Симону пришлось пару раз кашлянуть, чтобы связки смогли издать звуки:

– Я должен встретиться с тобой, Сонни.

– Было бы здорово…

Здорово? И все же в его голосе не было иронии.

– …но я не долго пробуду здесь.

Здесь? В Осло, в стране? Или здесь, на земле?

– Что ты будешь делать? – спросил Симон.

– Думаю, ты знаешь.

– Ты найдешь и накажешь тех, кто стоял за всем этим. Тех, за кого ты отсидел. Тех, кто отнял жизнь у твоего отца. А потом ты найдешь крота.

– Времени у меня не много.

– Но я могу помочь тебе.

– Спасибо большое, Симон, но лучшее, что ты можешь сделать для того, чтобы помочь мне, – это поступать так, как ты поступал до сих пор.

– Да? Это как?

– Не останавливай меня.

Возникла пауза. Симон прислушивался к звукам на заднем плане, которые могли рассказать ему, где находится парень. Он слышал тихий ритмичный стук и какие-то выкрики или вопли.

– Думаю, ты хочешь того же, что и я, Симон.

Симон вздрогнул:

– Ты меня помнишь?

– Мне надо идти.

– Мы с твоим отцом…

Но связь уже прервалась.

– Спасибо, что приехал.

– Да не за что, друг мой, – сказал Пелле, глядя на парня в зеркало заднего вида. – Таксометр у таксиста работает всего тридцать процентов рабочего времени, поэтому и мне, и моему банковскому счету было приятно, что ты позвонил. Куда господин желает?

– В Уллерн.

В последний раз, когда Пелле возил парня, тот взял его визитку. Случалось, пассажиры брали его визитку, если оставались довольны поездкой, но они не звонили. Слишком легко вызвать такси по телефону или поймать на улице. И почему парень решил позвонить именно Пелле, заставив его приехать из Гамлебюена в Квадратуру и забрать его от сомнительной гостиницы «Бисмарк», он понятия не имел.

На мальчишке был хороший костюм, и Пелле сначала его не узнал. Что-то в нем изменилось. У него была та же красная спортивная сумка и еще «дипломат». Когда он бросил сумку на заднее сиденье, из нее донесся резкий металлический звук.

– На фотографии ты выглядишь счастливее, – сказал парень. – Это ты с женой?

– А, это, да, – ответил Пелле, заметив, что краснеет.

Раньше никто не комментировал эту фотографию, он ведь прикрепил ее слева, низко от руля, чтобы клиенты ее не видели. И только парень заметил, что они счастливы. Что она счастлива. Он выбирал не лучшую из их совместных фотографий, а ту, на которой она выглядела счастливой.

– Наверное, она готовит на ужин котлеты, – сказал он. – А потом мы прогуляемся по парку Кампенпаркен. Там, наверху, в такие жаркие дни чертовски хороший бриз, знаешь ли.

– Звучит неплохо, – сказал парень. – Встретить женщину, с которой можешь разделить жизнь, – это дар, правда?

– Ага, – ответил Пелле, глядя в зеркало заднего вида. – Ты сказал истинную правду.

Обычно он предоставлял пассажиру право вести беседу. Ему нравилось принимать участие в жизни других то непродолжительное время, что длится поездка на такси. Дети и семья. Работа и ипотека. Украдкой ненадолго взглянуть на большие и маленькие семейные радости и заботы, вместо того чтобы говорить о себе, как любили делать другие таксисты. Но между ним и парнем удивительным образом установились доверительные отношения. Да, ему просто-напросто нравилось разговаривать с этим молодым человеком.

– А как насчет тебя? – спросил Пелле. – Девушку встретил?

Парень с улыбкой покачал головой.

– Как? Никого, из-за кого бы сердечко забилось чаще?

Парень кивнул.

– Да? Хорошо тебе, друг мой. И ей.

Голова парня задвигалась вдоль другой оси.

– Нет? Только не говори, что девчонке ты не нравишься. Ты, конечно, выглядел не слишком шикарно, когда стоял у стены и блевал, но сегодня, в этом костюме и со всем таким…

– Спасибо, – сказал парень. – Но боюсь, мне ее не получить.

– Почему? Ты сказал ей, что любишь?

– Нет. А надо было?

– Все время, несколько раз в день. Думай об этом, как о кислороде, он не перестает быть вкусным. Я люблю тебя, я люблю тебя. Попробуй, и ты поймешь, что я имею в виду.

Какое-то время на заднем сиденье было тихо. Потом послышалось покашливание.

– А как… как можно узнать, что человек тебя любит, Пелле?

– Ты просто знаешь. Сумма всех мелочей, которые трудно определить. Любовь окутывает тебя, как облако пара, понимаешь ли. Ты не видишь капель, но тебе становится тепло. И влажно. И чисто. – Пелле рассмеялся, смущенный и одновременно гордый своими словами.

– И ты по-прежнему купаешься в ее любви, как в облаке, и каждый день говоришь ей, что любишь?