Сын - Ю Несбё

– Она была пленницей, Иверсен. Ее похитили из дома.

Управляющий недвижимостью пожал плечами:

– Я знаю, но я купил ей свободу. Дал ей квартиру, где мы встречались. Существовали только я и она. И вот в один прекрасный день она заявила, что у нее уже несколько месяцев не было менструаций. И что, возможно, она беременна. Я сказал, чтобы она избавилась от ребенка, но она отказалась. Я не знал, что делать. И спросил у Агнете…

– Спросили у своей жены?

– В ее семье к обязанностям относятся серьезно, а она была любящей матерью.

– Семья, являющаяся крупнейшим частным владельцем недвижимости в Осло, с великолепным фасадом и сверкающим чистым именем, посчитала, что азиатский ублюдок, который может претендовать на имущество и родство, неактуален.

– Агнете была старомодной, да. И я обратился к ней, потому что в конечном счете именно она должна была принять решение, как поступить.

– Ведь это на ее состоянии выстроена вся компания, – сказал Симон. – И она приняла решение. Устранить проблему. Всю проблему.

– Об этом мне ничего не известно, – произнес Иверсен.

– Потому что вы не спрашивали. Вы предоставили ей связаться с людьми, которые могли бы сделать работу за вас. А тем, в свою очередь, пришлось купить себе козла отпущения, после того как свидетель рассказал полиции, что видел, как кто-то делает девушке укол в том дворе. Следы надо было замести, и вы заплатили.

Иверсен пожал плечами:

– Я никого не убивал, я просто выполняю свою часть сделки и рассказываю. Вопрос в том, выполните ли вы свою часть.

– Вопрос, – сказал Симон, – в том, как женщина вроде вашей жены вступила в контакт с таким отбросом, как Калле Фаррисен.

– Я понятия не имею, кто такой Калле Фаррисен.

– Нет, – произнес Симон, складывая руки перед собой. – Но вы знаете, кто такой Близнец.

В кабинете на мгновение установилась полная тишина. Казалось, даже движение транспорта за окном прекратилось.

– Простите? – сказал наконец Иверсен.

– Я несколько лет проработал в Экокриме, – произнес Симон. – «Недвижимость Иверсенов» проводила операции с Близнецом. Вы помогали ему отмывать деньги от торговли наркотиками и людьми, а он взамен создавал вам фиктивные убытки в сотни миллионов, что помогало значительно экономить на налогах.

Ивер Иверсен покачал головой:

– Боюсь, я не знаю никакого Близнеца.

– Все, за исключением того, что вы боитесь, ложь, – сказал Симон. – У меня есть доказательства вашего сотрудничества.

– Вот как? – Иверсен соединил кончики пальцев. – Почему же Экокрим не возбудил дело, если располагал доказательствами?

– Потому что полиция не дала мне довести дело до конца, – сказал Симон. – Но я знаю, что Близнец использовал свои кровавые деньги для покупки у вас деловой недвижимости, чтобы через какое-то время продать ее обратно вам по высокой цене. Во всяком случае, на бумаге. Это приносило ему очевидную прибыль, и он мог положить свои наркоденьги на банковский счет, и налоговые органы не беспокоили его вопросами об их происхождении. А вам это наносило очевидные убытки, которые вы могли вычесть из следующих прибылей, при этом не платя долг обществу. Выгодная для обеих сторон ситуация.

– Интересная теория, – сказал Иверсен, всплеснув руками. – Я рассказал вам все, что знаю. Что-нибудь еще?

– Да. Я хочу встретиться с Близнецом.

Иверсен тяжело вздохнул:

– Но я не знаю никакого Близнеца.

Симон медленно кивал головой.

– А знаете что? Мы в Экокриме это так часто слышали. Многие сомневались, что Близнец существует в действительности, и считали его простым мифом.

– Судя по всему, возможно, так оно и есть, Кефас.

Симон поднялся.

– Прекрасно. Вот только мифы не контролируют год за годом рынок наркотиков и секса целого города, Иверсен. Мифы не истребляют беременных женщин по просьбе своих партнеров. – Он наклонился вперед, уперся обеими руками в столешницу и выдохнул так, что Иверсен почувствовал его старческий запах. – Мужчины не боятся мифов до такой степени, что готовы броситься в пропасть. Я знаю, что он существует.

Он выпрямился и пошел к двери, помахивая своим мобильным телефоном.

– Я начну собирать пресс-конференцию, когда зайду в лифт, так что вам стоит по-взрослому поговорить с вашим сыном прямо сейчас.

– Подождите!

Симон остановился у двери, но не обернулся.

– Я… посмотрю, что можно сделать.

Симон достал визитку и положил на стеклянную витрину с кока-кольным небоскребом.

– У вас с ним есть время до шести.

– Прямо в Гостюрьме? – недоверчиво переспросил Симон в лифте. – Лофтхус напал на Франка в его собственном кабинете?

Кари кивнула:

– Пока это все, что мне известно. Что сказал Иверсен?

Симон пожал плечами:

– Ничего. Он, естественно, захотел связаться со своим адвокатом перед тем, как заговорить. Пообщаемся с ними завтра.

Арильд Франк сидел на краю койки и ждал, когда его поведут в операционную. Его одели в больничную голубую рубашку, а на запястье повесили браслет с именем. Первый час боли не было, но сейчас она пришла, и маленький шприц, который в него всадил анестезиолог, не слишком помог. Ему, конечно, пообещали перед операцией большой шприц, который, по их словам, обезболит всю руку. Один хирург, утверждавший, что он «хирург-ручник», заходил к нему и во всех красках расписал, на что сегодня способна микрохирургия, сказал, что его палец уже прибыл в больницу и что срез настолько чистый и красивый, что, когда палец воссоединится со своим законным владельцем, нервные окончания начнут срастаться и он уже через пару месяцев сможет использовать палец «для разных вещей». Он, конечно, шутил ради благой цели, но Франк сейчас был не в настроении для подобного рода чуши, и он прервал хирурга вопросом о том, сколько времени понадобится для пришивания пальца и когда он сможет вернуться на работу. Хирург ответил, что сама операция займет несколько часов, и Франк, к удивлению врача, посмотрел на часы и глухо, но отчетливо выругался.

Дверь открылась, и Франк поднял голову. Он надеялся, что пришел анестезиолог, потому что сейчас у него сильно стучало не только в руке, но и в теле и голове.

Но вошедший не был одет ни в белое, ни в зеленое, это был высокий худой мужчина в сером костюме.

– Понтиус? – сказал Франк.

– Привет, Арильд. Просто хотел посмотреть, как у тебя дела.

Франк зажмурил один глаз, как будто так ему будет проще понять, какое дело привело к нему начальника полиции. Парр уселся на койку рядом с Франком и кивнул на перевязанную руку:

– Болит?

– Переживу. Вы охотитесь?

Начальник полиции пожал плечами:

– Лофтхус словно испарился. Но мы его найдем. Как думаешь, что он хотел?

– Хотел? – фыркнул Франк. – Этого, наверное, никто не знает. Он ведет какой-то запутанный крестовый поход.

– Вот именно, – сказал Парр. – Поэтому вопрос в том, когда и где он нанесет следующий удар. Дал ли он тебе какой-нибудь намек на это?

– Намек? – Франк застонал и согнул руку. – Не знаю, как он мог это сделать.

– Ну вы же, наверное, о чем-то разговаривали?

– Он говорил. У меня был кляп. Он хотел знать, кто был кротом.

– Да, я видел.

– Ты видел?

– На тех листочках в твоем кабинете. На тех, что не были полностью залиты кровью.

– Ты был в моем кабинете?

– Это дело первостепенной важности, Арильд. Парень – серийный убийца. С одной стороны, на нас давит пресса, а теперь еще и горсовет решил вмешаться. С этого момента я буду держать hands on[33].

Франк пожал плечами:

– Ну ладно.

– У меня есть вопрос…

– Меня сейчас будут оперировать, и мне очень больно, Понтиус. С этим можно подождать?

– Нет. Сонни Лофтхуса допрашивали по делу об убийстве Эвы Морсанд, но он не сознался. Ему кто-нибудь говорил, что до того, как его волос был найден на месте преступления, мы подозревали мужа убитой? И что у нас практически были доказательства того, что это сделал Ингве Морсанд?

– Понятия не имею. А что?

– Просто хотел знать. – Парр положил руку на плечо Франка, и тот почувствовал, как боль устремилась вниз, к кисти. – Но ты сейчас думай о своей операции.

– Спасибо, но на самом деле думать-то особо не о чем.

– Да, – сказал Парр, снимая прямоугольные очки. – Особо не о чем. – Он начал протирать очки с отсутствующим выражением лица. – Ты просто лежишь и позволяешь всякой всячине происходить с тобой, правда?

– Да, – ответил Франк.

– Позволяешь им сшить тебя. Восстановить твою целостность.

Франк сглотнул.

– Итак, – Парр снова надел очки, – ты рассказал ему, кто был кротом?

– Что это его собственный отец, ты хочешь сказать? «Аб Лофтхус, он сознался». Если бы я написал это на бумаге, мальчишка отрезал бы мне голову.

– А что ты рассказал ему, Франк?

– Ничего! А что я мог ему рассказать?