Сын - Ю Несбё

– Жестоко, но такова жизнь, – ответила Сиссель.

– А боги смеются, – сказал Симон.

– Наверняка, но пока кто-то должен убирать весь этот свинарник здесь, внизу.

Симон услышал ее удаляющиеся шаги. Потом он переслал звуковой файл с компьютера на мобильный телефон, взял его с собой в туалет, зашел в одну из кабинок и снова проиграл запись.

После второго прослушивания он понял, что означали цифры.

Часть IV

Глава 33

Симон и Кари шли в солнечных лучах по слишком большой, слишком открытой и слишком по-летнему тихой Ратушной площади.

– Мы воспользовались описанием Фиделя Лаэ и нашли взятый напрокат автомобиль, – сказала Кари. – Его вернули, но, к счастью, еще не успели помыть. Криминалисты обнаружили следы грязи, которая соответствует почве с ведущей на псарню дороги. А я-то думала, что грязь – это всего лишь грязь.

– Все представляет собой уникальную смесь минералов, – сказал Симон. – На какое имя взяли машину?

– Сильвестр Трондсен.

– Кто это?

– Тридцать три года, получает пособие, не работает. Адреса в Регистре населения нет. Отсидел два срока за насилие. Наши агенты связывают его с Нестором.

– Хорошо. – Симон остановился перед дверью между двумя магазинами одежды. Дверь была высокой и широкой и свидетельствовала о солидности и серьезности. Он нажал на одну из кнопок с номером офиса на четвертом этаже. – Что-то еще?

– Один из постояльцев «Илы» сказал одному агенту, что новый жилец триста двадцать третьей комнаты и начальница симпатизируют друг другу.

– Марта Лиан?

– Их на днях видели отъезжающими на одной машине от пансиона.

– «Недвижимость Иверсенов», – раздалось из дырочек на медной пластине над номерами офисов.

– Я хочу, чтобы ты подождала в приемной, пока я буду разговаривать с Иверсеном, – сказал Симон, когда они вошли в лифт.

– Зачем?

– Потому что я собираюсь немного нарушить правила и мне бы не хотелось втягивать в это тебя.

– Но…

– Прости, но это, видишь ли, такой приказ.

Кари закатила глаза, но ничего не сказала.

– Ивер, – произнес молодой человек, встретивший их в приемной. Он крепко пожал руку сначала Симону, а потом Кари. – Мой отец вас ждет.

Что-то в лице молодого человека говорило Симону, что тот привык улыбаться и смеяться, что он не часто испытывал те боль и горе, которые читались в выражении его глаз под красиво взбитой челкой. Наверное, именно поэтому он казался таким потерянным и сбитым с толку.

– Сюда.

Видимо, отец рассказал ему о визите полиции и он, как и отец, предполагал, что речь пойдет о расследовании убийства его матери.

Окна кабинета выходили на Западный вокзал и фьорд. Рядом с дверью стояла стеклянная витрина с искусно сделанной моделью небоскреба в форме бутылки кока-колы.

Отец казался состарившейся копией сына: та же солидная челка, гладкая здоровая кожа, приглушенный солнечный взгляд. Высокий, прямой, с волевым подбородком и прямым взглядом, дружелюбным, но все же бросающим по-мальчишески игривый вызов. В этих мужчинах присутствовала самоуверенность и солидность жителей западной части Осло, как будто их всех отливали по одной форме: участники Сопротивления, арктические герои, экипаж Кон-Тики, начальники полиции.

Ивер-старший предложил Симону присесть и сам опустился за письменный стол, расположенный под старой черно-белой фотографией жилого дома. Фотография, без сомнения, была сделана в конце XIX века, вот только Симон в спешке не мог определить, где именно.

Симон подождал, пока сын выйдет из кабинета, и перешел прямо к делу:

– Двенадцать лет назад эта девушка была найдена мертвой во дворе одного из домов в Квадратуре в Осло. Так она выглядела, когда ее обнаружили.

Симон положил фотографию на стол Иверсена и стал внимательно наблюдать за выражением лица управляющего недвижимостью, пока тот разглядывал снимок. Никакой особой реакции.

– В совершении убийства сознался человек по имени Сонни Лофтхус, – сказал Симон.

– Вот как? – По-прежнему никакой реакции.

– Девушка была беременна.

Реакция. Ноздри расширились, зрачки увеличились.

Симон выждал пару секунд, а потом выстрелил второй ступенью ракеты:

– Это ведь вы пользуетесь красной зубной щеткой, Иверсен?

– Как… откуда…

Симон улыбнулся и опустил глаза на свои руки:

– У меня тоже есть младшая, она ждет в приемной. И ее мозг работает немного быстрее моего. Она первая сделала простой логичный вывод, что если ДНК только с двух из трех зубных щеток семьи Иверсен показывает родство с этим зародышем, то сын семьи не может быть отцом ребенка. В этом случае родственные связи с ребенком имелись бы у всех троих. Значит, отцом является единственный другой член семьи мужского пола. Вы.

Здоровый цвет кожи Ивера Иверсена поблек и исчез.

– Вы будете испытывать то же самое, когда доживете до моих лет, – сказал Симон, утешая его. – Они обгоняют нас по скорости мысли, эти молодые.

– Но…

– Вот такая особенность есть у ДНК. Результаты анализа не оставляют места для «но»…

Иверсен открыл рот и совершенно машинально раздвинул губы в полуулыбку, как происходит во время тяжелых разговоров, когда человек произносит шутку, чтобы разрядить обстановку, разоружить собеседника. Да, вот так, сделать предмет разговора менее опасным. Но он ничего не сказал. Нечего было.

– Теперь, когда у этого медленного поезда… – невысокий пожилой полицейский, сидевший перед ним, постучал указательным пальцем по лбу, – появилось немного времени, он продвинулся немного вперед. И первое, что он подумал: естественно, у женатого мужчины вроде вас имелся самый очевидный в мире мотив для того, чтобы избавиться от беременной и потенциально опасной женщины. Или как?

Иверсен не ответил, но почувствовал, что за него это сделало его адамово яблоко.

– В тот раз в газетах опубликовали фотографию этой женщины, и полиция спросила, не может ли кто-нибудь ее опознать. Ее любовник и отец ребенка сидел тихо, как мышка, и даже не сделал анонимного звонка в полицию, а это слишком подозрительно. Или как?

– Я не знал… – начал Иверсен, но не продолжил. Пожалел, что начал. И пожалел, что так отчетливо продемонстрировал свое сожаление.

– Вы не знали, что она беременна? – спросил полицейский.

– Нет! – ответил Иверсен, складывая руки на груди. – Я хочу сказать, я ничего не знал… ничего не знаю об этом. А сейчас я хотел бы позвонить своему адвокату.

– Вы непременно знаете что-то об этом. Но вообще-то, я верю, когда вы говорите, что не знаете всего. Я думаю, все знала ваша жена Агнете. А вы как думаете?

Кефас. Комиссар, так он сказал? Ивер Иверсен схватил стационарный телефон:

– Я думаю, что у вас нет никаких доказательств и что эта встреча окончена, господин Кефас.

– В первой части вы правы, а вот во второй ошибаетесь. Эта встреча не окончена, потому что вы хотите знать, какие мосты сожжете, сделав этот звонок, Иверсен. У полиции нет никаких доказательств против вашей жены, но они наверняка есть у человека, застрелившего ее.

– И откуда же, интересно?

– Потому что он был козлом отпущения и духовником преступников этого города на протяжении двенадцати лет. Он знает все. – Кефас наклонился вперед и отстучал по письменному столу каждый слог. – Он знает, что Калле Фаррисен убил девушку и что это случилось по заказу Агнете Иверсен. Он знает, потому что сам отсидел за это убийство. Тот факт, что он не тронул вас, является единственной причиной, по которой я считаю вас невиновным. Но только поднимите трубку этого телефона, и мы все сделаем по инструкции. То есть арестуем вас по подозрению в соучастии в преступлении, расскажем прессе то, что нам уже известно о вас и той девушке, объясним вашим деловым партнерам, что какое-то время вы будете вне досягаемости, расскажем вашему сыну, что… да, а что мы расскажем вашему сыну?

«Расскажем вашему сыну». Симон ждал, позволяя информации осесть. Это было важно для дальнейшего. Чтобы информация закрепилась. Надо дать Иверсену время для осознания объема ущерба и последствий. Чтобы он был готов к альтернативным вариантам, которые две минуты назад были бы совершенно неактуальными. Как пришлось сделать самому Симону. И это привело его сюда, к тому, что он сейчас делал.

Рука Иверсена упала, и раздался нетвердый сиплый голос:

– Что вы хотите?

Симон выпрямился.

– Вы мне все сейчас расскажете. Если я вам поверю, то, скорее всего, ничего не произойдет, потому что Агнете уже понесла свое наказание.

– Свое наказание!.. – Глаза ее супруга вспыхнули, но, встретив прохладный взгляд Симона, потухли. – Ладно. У нас с Агнете, у нас… брака почти не было. Было не так, как надо. У одного партнера имелись девочки. Азиатки. Так я познакомился с Май. В ней… было что-то, что-то, в чем я нуждался. Не молодость, не невинность и все такое, а… одиночество, в котором я узнавал себя.