Огонь любви, огонь разлуки - Анастасия Туманова

– Ах, гадкий мальчишка, опять он влюблен!.. Но, София, его можно понять, вы так прекрасны! Получайте же удовольствие от вашей молодости!

Разговоры с самим Марко давали еще меньше результатов: он только улыбался, показывая великолепные зубы, и нахально притворялся, что не понимает Софьиного итальянского. Марфа, которой юноша не нравился, сердито бурчала:

– Навязался, кобель итальянский, на нашу голову, как будто дома этого добра не хватало! Софья Николаевна, вы себя блюдите! От такого хорошего не жди, одни «аморьки» в голове, а толку – с гулькин нос! И не женится, в случае чего, нипочем! Вот Федор Пантелеич приедет, башку ему отвернет, не разобрамшись, как куренку, а отвечать кому?!

– Марфа, господь с тобой, успокойся! – ужасалась Софья, в красках представляя себе нарисованную Марфой перспективу. – Я ничего ему не позволю!

Каждое утро Софья теперь приходила к синьоре Росси, в ее небольшой домик с черепичной крышей и буйно цветущими глициниями на окнах. Ставни домика всегда были открыты, и из окон неслись фортепьянная музыка и пение: с утра до вечера синьора Росси занималась с учениками. Софье она отдала самые ранние утренние часы – после того как выяснилось, что обе они – жаворонки. Теперь каждое утро Софья поднималась на рассвете, наспех съедала приготовленный Марфой завтрак, одевалась и бежала по еще пустым, влажным от росы тротуарам в дом синьоры Росси. Иногда молодая женщина останавливалась посреди дороги, запрокидывала голову, смотрела в пронзительно-синее неаполитанское небо, вдыхала соленый свежий воздух, чувствовала на лице теплые лучи поднимающегося солнца, слышала восхищенный комплимент проходящего мимо чумазого мальчишки-газетчика и чувствовала, что счастлива. Еще никогда она не ощущала такой свободы, еще ни разу ей не приходилось так долго не думать о деньгах и о том, что она будет есть завтра, – и впервые в жизни Софья делала то, что ей нравилось до дрожи в груди. Бесконечные и довольно нудные голосовые упражнения, мелизмы, фиоритуры не утомляли ее ни на миг, тренировки дыхания, диафрагмы, гортани, которыми без устали занималась с ней синьора Росси, казались забавными и ничуть не сложными, любая песня или романс давались Софье без всякого труда. И, видя восторженные глаза синьоры Росси из-за рояля, Софья понимала, что и учительница крайне довольна результатами.

– София, скажите… – спросила однажды задумчиво синьора Росси после того, как Софья без труда исполнила сложнейшую арию Джильды, с которой накануне до слез билась Джемма Скорпиацца. – Вы не думали о том, чтобы остаться в Неаполе? Я предложила бы вам ангажемент на весь следующий сезон!

– Но… – растерялась Софья. – Синьора Росси, я, право, польщена, но это невозможно! Вы же знаете, я несвободна…

– Ах, вы об этом вашем чудовище? – поморщилась синьора Росси. – Но, bambina mia, вы ведь не влюблены в него?

– Нет, но…

– А все остальное – че-пу-ха! Мадонна сантиссима, я смогу вам платить такие деньги, что вам не понадобится никакое содержание! Более того, после дебюта у вас появятся поклонники из лучших семей Неаполя! Титулованные особы! Поверьте, я знаю что говорю! Вам не придется в чем-то себе отказывать! Ну же, ну, София, соглашайтесь! Нельзя ведь, в самом деле, терпеть возле себя такого варвара с его дикими выходками – и при вашей-то красоте, при вашем таланте!!! При вашей молодости, наконец! А в России вы просто пропадете! Как это говорится… закопаете в песок свой талант!

– В России тоже есть опера… – робко возразила Софья.

Ответом был довольно пренебрежительный смех:

– Девочка моя, о чем вы? В России? Опера?! Ну да, ну да, этот ваш Чайкоффски… Глинка… Я не слышала, но, говорят, просто ужасно. Средние и нижние регистры, тяжелые ноты, о бельканто нет даже речи… А «Князь Игорь» написан алхимиком, да еще и не окончен! Пф!

Софья, уязвленная подобным отзывом о ее любимом Чайковском, довольно резко напомнила, что именно арии Татьяны из оперы «Евгений Онегин» месяц назад аплодировали парижане под окнами ее гостиницы. Но синьору Росси это не смутило.

– В России невозможно сделать оперную карьеру, дитя мое! Поверьте мне, я давным-давно верчусь в этом мире и Россию знаю не понаслышке! Вам надо остаться здесь и петь у меня, только тогда вы состоитесь как певица!

– Благодарю вас, синьора Росси… Я обязательно подумаю… – пролепетала Софья, сбитая с толку столь бурным напором.

По тени недовольства, скользнувшей по лицу итальянки, она поняла, что синьора Росси раздосадована таким туманным ответом, но дать слово остаться Софья не могла. Она понимала, что Мартемьянов на это не согласится никогда, не стоит и просить.

Сразу после урока с синьорой Росси Софья отправлялась в театр на репетицию. Разумеется, она не принимала участия в спектаклях: для ведущих партий у нее еще не хватало умения, а петь в хоре ученице категорически запретила синьора Росси, боясь «переломления» голоса. Но Софье нравилось следить за ходом репетиции, слушать дуэты, речитативы и арии, смеяться в кулак, наблюдая темпераментные споры солистов, проходящие на таких накаленных тонах, что если бы Софья не понимала по-итальянски, то решила бы, что на сцене вот-вот случится убийство. Все это было ей знакомо еще по театру в Ярославле, но здесь, среди молодых, красивых, не думающих о деньгах артистов, выглядело гораздо легкомысленнее и веселее. Впрочем, закулисные интриги имели место и тут. Софья убедилась в этом, когда несколько раз заметила на себе неприязненный взгляд красавицы Джеммы Скорпиацца, примадонны театра. Молодая женщина осторожно спросила у Марко, что могли бы означать такие взгляды. Марко громко расхохотался и объявил, что Джемма не без оснований опасается того, что Софья получит ангажемент в театре и сместит ее с первых партий.

– Я – Джемму?! – поразилась Софья, искренне восхищавшаяся великолепным колоратурным сопрано итальянки, красотой ее кантилены, серебристым, воздушным верхним регистром и бесконечным дыханием. – Марко, ради бога, скажите как-нибудь синьорине Скорпиацца… Я сделала бы это сама, но боюсь быть неверно понятой… Я еще плохо говорю по-итальянски… Скажите, что я никогда не останусь в Неаполе, что я связана обязательствами перед своим… впрочем, неважно… Я не смогу принять ангажемента, я же не профессиональная певица, и… и… и я скоро возвращаюсь в Россию!

– Но почему, синьорина София? – огорченно спросил Марко, заглядывая ей в лицо своими громадными глазами с длинными, как у девушки, ресницами. – Вам не нравится у нас? Я знаю, что синьора Росси уже предлагала вам…

– Да! Но я не могу! Прошу вас, Марко, объясните это Джемме!

Он долго вздыхал и уверял, что сердце его разбито навсегда, но с Джеммой, видимо, тем не менее поговорил, потому что та стала чаще улыбаться Софье и даже однажды экспромтом спела с ней сцену Аиды и Амнерис, слушать которую сбежалась под окна театра половина Неаполя: оперу здесь любили все, от аристократов до рыбных торговцев.