Огонь любви, огонь разлуки - Анастасия Туманова

На второй день Софьиного пребывания в Неаполе синьора Росси привела ее в театр своего мужа. Это было белое здание с колоннами в стиле позднего классицизма, чьи окна выходили прямо на синий Неаполитанский залив, с ажурной чугунной оградой, так же, как и все вокруг, густо оплетенной виноградом. Они пришли утром, когда в театре, по представлениям Софьи, не должно бы никого оказаться, но, едва войдя, она услышала прекрасный тенор, воодушевленно исполняющий куплеты герцога Мантуанского из «Риголетто». Куплеты перебивались женским смехом, музыкой рояля, громким мужским речитативом и завываниями настраиваемой скрипки. Софья изумленно посмотрела на синьору Росси.

– Com e bambini, diamine[23]! – пожаловалась та. – Совершенно нельзя оставлять одних! Эй, Марко, Тонья, Джемма, синьор Фьероне! Io sono arrivato![24]

Куплеты герцога смолкли, женский смех тоже прекратился. На мраморной лестнице, ведущей из гардеробной наверх, к зрительному залу, послышался приближающийся топот, и на ступеньках показалось несколько молодых людей и девушек. Они радостно закричали, приветствуя свою преподавательницу, но, увидев рядом с ней Софью, умолкли.

– Знакомьтесь, это новая студентка, София, она русская! – гордо представила Софью синьора Росси, и итальянцы восторженно зашумели.

Первым по ступенькам спустился молодой человек невероятной красоты, с такими огромными черными глазами, каких Софья не видала и у цыган. Забыв обо всех правилах приличия, она в упор разглядывала юношу. Тот, застыв на ступенях лестницы, так же пристально смотрел на нее.

– Дети, дети! – засмеялась синьора Росси. – Amore, sеntimenti – все потом, сначала познакомьтесь! София – это Марко Гондолини, наш тенор, о-о-очень талантливый, но крайне легкомысленный… Марко, не спорь, кому, как не мне, это знать! Это София, ОЧЕНЬ ПОРЯДОЧНАЯ СИНЬОРИНА, русская графиня, так что не вздумай!..

– Синьора Росси!!! – в два голоса возмущенно завопили Марко и Софья.

Остальные участники труппы, облепившие лестницу и наблюдавшие за церемонией представления, расхохотались.

– О-о-о, я знаю, что говорю! – заверила синьора Росси, но ее черные, похожие на вишни глаза смеялись. – А теперь марш-марш работать! Марко, скверно, скверно, я все слышала! Где верхнее си-бемоль, с которым мы так мучились до отъезда? Где пианиссимо? Где дыхание?! Опять пил в кабаках всю неделю, бессовестный мальчишка, я тебя уволю! Через две недели – спектакль, и что я покажу неаполитанцам? Осипшего герцога?! Меня закидают помидорами, синьор Росси со мной разведется, театр продадут с молотка, а вы все пойдете петь по дворам под шарманку, e basta!!![25]

Марко, ничуть не испуганный этим гневным пророчеством, скорчил веселую рожицу, галантно предложил Софье руку и повел ее в верхние помещения театра, где шла утренняя репетиция.

Несмотря на свой кошмарный итальянский и некоторую скованность, она быстро перезнакомилась со всей труппой – очень жизнерадостной и болтливой. Через полчаса у Софьи уже болела голова от беспрерывной, трескучей, едва понятной ей речи, смеха и вопросов, на которые надо было как-то отвечать. Синьора Росси не мешала молодежи знакомиться, она лишь отвела в сторону исполнительницу первых партий, великолепную брюнетку, колоратурное сопрано Джемму Скорпиацца, и вполголоса начала что-то обсуждать с ней. Через две недели актриса должна была исполнять партию Джильды в «Риголетто».

Театр супругов Росси существовал всего лишь третий год, но уже успел сделаться достопримечательностью города. Не такой официальный и помпезный, как старейший в Италии оперный театр Сан-Карло, почти любительский театр «Семь цветов Неаполя» привлекал зрителей молодостью и красотой актеров, исполнением всех новинок, появляющихся в Европе, несомненным талантом ведущих исполнителей и яркой свежестью постановок: академических канонов супруги Росси не признавали. Год назад во время постановки «Аиды» Джемма Скорпиацца заметила, что у пленной эфиопской царевны Аиды не могло быть богатых туалетов, принятых в классических постановках и ставящих Аиду на один уровень с ее соперницей, египетской принцессой Амнерис. Синьора Росси согласилась с этим, и в ее спектакле Джемма вышла на сцену в простом черном хитоне, великолепно подчеркивавшем точеную фигуру певицы, – чего, собственно, та и добивалась. Зал, пораженный необычным нарядом актрисы, сначала озадаченно притих, потом отреагировал несколькими неуверенными свистками, а после – разразился бурными аплодисментами и воплями «Браво!», и Джемму после представления поклонники выносили из театра на руках. Не зависящий от меценатов, существующий исключительно на собственные средства, театр «Неаполитанских цветов» мог позволить себе все, что угодно, – лишь бы приходили зрители. А они приходили охотно. Кумирами неаполитанской публики были Джемма Скорпиацца и Марко Гондолини, оба очень молодые, лишь недавно оставившие стены консерватории. Джемме даже предлагали ангажемент в Ла Скала, но она отказалась, предпочтя ведущие партии в маленьком театре Росси коротеньким выходам в знаменитом миланском театре. Марко же и вовсе ни за что не покинул бы родной Неаполь, пригласи его хоть Ла Скала, хоть «Гранд-опера». У него был прекрасный тенор di forza[26] редкой теплой окраски, который Софья с удовольствием слушала всю репетицию, но синьора Росси потихоньку сказала ей, что Марко – ее постоянная головная боль.

– Не поверите, cara mia, – это просто черт какой-то! Как же сказать по-русски… сейчас вспомню, momento… А – бальбес! Каждый день – новая девчонка! Каждый день – поклонницы, цветы, вино, кабаре, бог знает что еще… это же вредно для голоса! Он сын моей покойной сестры, я обещала Карле, что устрою его будущее, – но, помилуйте, как же с ним можно что-то устраивать?! Вот сейчас опять жду премьеры и дрожу! Он может прямо накануне впутаться в какую-нибудь поножовщину, уличную драку, прийти в театр с разбитым лицом… и, черт возьми, спеть лучше всех! Если б не его божественный голос, он бы просто стал жиголо, mamma mia!

Что такое «жиголо», Софья не знала, но, изо дня в день наблюдая за ведущим тенором, начала догадываться, что имела в виду синьора Росси. С первого же дня Марко начал неприкрыто ухаживать за Софьей. Потоки изысканных комплиментов, сделанных мягким, интимно пониженным голосом, сменялись охапками цветов, за ними следовали конфеты, за конфетами – опять комплименты, предложения прогуляться вечером на берег залива, осмотреть Везувий, посетить, наконец, ночные рестораны, которыми славится Неаполь и хозяева которых все как один – лучшие друзья Марко… Неискушенная в вопросах кокетства Софья не знала, что и делать. Марко нравился ей, как нравились все эти очень молодые, очень веселые, очень талантливые люди, вдруг окружившие ее, но подавать юноше надежду Софье не хотелось. Она попробовала было осторожно пожаловаться синьоре Росси, но та только рассмеялась: