Высший вкус жизни. Выход из материальной игры - Александр Усанин

Тогда я оказался между двух огней: с одной стороны, долг, с другой – дядья по матери, учителя, двоюродные братья-литовцы… Не зная, кто прав, я для себя решил, что буду стрелять поверх голов, и лучше убьют пусть меня, чем я убью кого-то из невиновных и близких. В этот момент я еще не знал, что скоро моим духовным учителем станет бывший американский морской пехотинец, который двадцатью годами раньше осознанно пошел под трибунал за отказ убивать людей во Вьетнаме, после чего встретил просветленного ученика Бхактисиддханты Сарасвати, – сына Бхактивиноды Тхакура… (Повороты судьбы порой весьма ироничны!)

Я до сих пор не знаю, как это получилось, но в моих руках вдруг оказалась «Бхагавад-Гита» – древнейшая философская книга. Однажды я купил ее в метро на Арбате – тогда я подумал, что не изучал еще только древнеиндийскую философию, и вспомнил, что чем дальше в глубь веков – тем более чистыми и здоровыми были взгляды философов. А этой книге было пять тысяч лет…

С первых страниц я перенесся в события давно ушедших времен, когда противоположные армии готовились к одной из самых больших битв в древнейшей истории, и воин Арджуна не знал, что ему делать: его долг был сражаться, вести войска в бой, но его противниками в этой битве были… его двоюродные братья, учителя и даже дядья – причем именно по матери – так же, как и в моем случае!!! Я не верил своим глазам: описанное в точности совпадало с тем, что вот-вот должно было случиться и в моей жизни!!! Арджуна находился в таком же отчаянном положении, как и я, и все задаваемые им вопросы о смысле битвы и жизни вообще были и моими вопросами! В это было трудно поверить, но пять тысяч лет назад другой человек оказался точно в такой же ситуации, как и я, и тогда двоюродный брат – Кришна, его колесничий, вступил с ним в беседу.

Доводы Кришны были философски стройны и убедительны, но мой ум протестовал: «Почему именно я?» Арджуна спросил о том же – и Кришна ответил ему, и я принял Его ответ. Порой у меня возникали сомнения, но стоило перевернуть страницу, как сказанное Кришной рассеивало их. Довольно скоро у меня возникло ощущение, что я – в режиме реального времени! – веду диалог с каким-то неведомым разумом. Я переворачивал страницу и находил там идеальный ответ на свой вопрос, и это повторялось снова и снова. Я боялся открыть книгу посредине – у меня было мистическое ощущение, что все следующие страницы пустые и что прямо сейчас, в этот самый момент, мой невидимый собеседник пишет очередной ответ на вопрос, который еще только начинает возникать в моем уме…

Мистический диалог продолжался. Я пытался задавать каверзные вопросы, приводил различные контраргументы, но кристально чистая логика Кришны разбивала их все в пух и прах. Я был потрясен – впервые в жизни я увидел всесовершенную логику, дающую совсем другой, абсолютно ясный взгляд на мир. Мой материалистический ум был шокирован – кто, с какой целью дает эти знания, делающие меня не подверженным каким-либо манипуляциям этого мира, выводящие на другой, недосягаемый уровень, на котором ни жизнь, ни смерть не имеют значения!? Прочтя две главы, я вошел в измененное состояние сознания. Находясь в состоянии бессмертия, как бы вне тела, я, словно инопланетянин в скафандре, ходил между спящими на двухъярусных кроватях солдатами, которых через несколько часов должны были поднять по тревоге и погрузить в самолет…

Я словно смотрел кино, понимая, что все это только игра, игра в человеческую жизнь – и было так удивительно, что никто не понимает сути этой игры, в которой главное – не ситуация, в которой ты оказался, а твои мотивы и действия в ней…

Я до сих пор помню это свое состояние, спящих солдат, свои мысли о них, темный коридор, пост дневального в дежурном ночном освещении, рыбок в аквариуме – на все это я смотрел из совершенно другой реальности. Я открыл для себя стройную, завершенную, невероятно красивую и совершенную философию, каждой гранью которой можно было любоваться, словно бриллиантом. Я наконец обрел то, что искал с детства – Смысл Жизни!..

В эту ночь приказ о переброске нас в Литву был отменен.

Подобные ситуации с более или менее уникальным «стечением обстоятельств» создаются для пробуждения тех, кто готов и желает проснуться, кто ищет «выход»…

Выход из материальной игры

У каждой интерактивной компьютерной программы есть клавиша «выход». Но иногда найти этот выход непросто. Однажды мой шестилетний племянник запустил на компьютере одну игру, а мне нужно было проверить почту – и я не знал, как это сделать. Игра была очень простой: человек бегал по улицам города, и нужно было просто его направлять. Я никогда в жизни не играл в компьютерные игры и поэтому не знал, как выйти. Правая клавиша «мышки» не помогала, левая тоже. Ctrl, Shift, Esc – тоже. Я попробовал водить курсором по экрану, нажимал все клавиши подряд – безрезультатно. Человек на экране все бежал и бежал, врезаясь лбом в стены, заборы, потом разворачивался и снова бежал. В недоумении я продолжал нажимать на все кнопки, не зная, как остановить этот бег, пока вдруг случайно не появилась табличка с надписью «ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ ПОКИНУТЬ ИГРУ?» В страхе, что она вдруг исчезнет, я сразу же нажал «Да, я хочу выйти из игры». Этот момент чем-то напомнил мне нашу жизнь.

Выход из материального мира – это дверь, которая открывается с другой стороны. Сами мы не способны ни увидеть ее, ни даже заподозрить, что она существует. Более того: как и Нео из «Матрицы», мы не осознаем, что находимся в игре – матрице материального мира.

Та памятная ночь в армии стала поворотным моментом в моей жизни – тогда я решил, что если останусь жив, то посвящу всю свою жизнь изучению этой необычнейшей книги, сделаю все, что в моих силах, чтобы понять, кто разрушает общество, сталкивает людей друг с другом, и постараюсь изменить ситуацию к лучшему.

За одну ночь из комсомольского активиста я превратился в религиозного проповедника, что стало неприятным сюрпризом для руководства части. С тем же энтузиазмом, с которым я до этого разъяснял солдатам политику партии, я стал рассказывать обо всем, что читал в этой книге. Как я узнал позже, офицер десантных войск Рами Блект в это же время стал делать то же самое в Каунасской десантной дивизии, с которой мы должны были встретиться в Вильнюсе – и по закону судьбы мы с ним вскоре познакомились.

Никакие угрозы командования на меня не действовали, все, что они могли предпринять, – это уволить меня в запас самым последним, что они и сделали.

Отдохнув после армии месяц, я неожиданно быстро устроился на хорошо оплачиваемую работу по специальности, которую получил перед армией – в систему охлаждения реактора на Игналинской АЭС. Как это получилось, не знаю, потому что конкурс на мое место был 150 человек. Мы гордились: наш реактор был в Книге рекордов Гиннесса как самый мощный атомный реактор планеты – полтора миллиарда киловатт в час, в то время как другие РБМК[44] давали максимум миллиард. После недавней аварии на Чернобыльской АЭС все боялись, что то же самое случится в Литве, поэтому система защиты у нас была самой мощной из всех существующих на реакторах этого типа, и платили нам тоже немало: в десять раз больше, чем в среднем в Литве.

Я любил свою работу на ИАЭС – четкие правила, строгий порядок, стандарты. Чтобы пройти на реактор, мы догола раздевались, проходили через санпропускник и одевались во все чисто белое. Это мне очень нравилось: полная чистота, все стерильно. Там же, но на другом блоке работали мои родители, позже – мой средний брат. Внешне все было чисто, стерильно, но перед допуском в «грязную» зону входили дозиметристы, которые объявляли, сколько нам можно было там работать. Иногда максимальную «дозу» мы получали за десять минут. После работы всю нашу одежду забирали дезактиваторщики, а мы тщательно мылись с помощью дезактивационных шампуней и порошков. На выходе дозиметристы нас замеряли и иногда отправляли домываться еще. После чего мы выходили в «чистую» зону и одевались в своей раздевалке.

Там же на станции я встретился со своим школьным другом Генкой Лесных. Если честно, увидев его на другой стороне стеклянного коридора, я в глубине души захотел избежать этой встречи. Он был грозой школы, одним из главных хулиганов города, состоял на учете в милиции, – и хотя мы с ним и были, как Ленский с Онегиным, различны как лед и пламень, мы тем не менее очень близко дружили. Веселое было время – мы воровали яблоки в колхозном саду, прячась и убегая от сторожей, выкапывали порох, оставшийся после войны возле железной дороги, чтобы потом делать из него взрывпакеты и фейерверки. Но детство кончилось, и сейчас я меньше всего хотел слышать его обычные грязные выражения, вспоминать о былом. Встреча была осторожной. Оказалось, он тоже недавно вернулся из армии. Не зная о чем говорить, я спросил, почему он сейчас не в столовой. Он ответил, что голодает. И, в свою очередь, спросил, почему не в столовой я. Я ответил, что тоже голодаю. Дальше разговор пошел проще.