Съемочная площадка - Джун Зингер

— Правда? А мне казалось, что я был мил, покладист, жизнерадостен и произвел на всех очень приятное впечатление. Как ты думаешь, я всем понравился? А что ты скажешь о Гае Саварезе? Не думаю, чтобы он был от меня без ума.

— А почему, собственно, он должен быть от тебя без ума? Для него ты никто. Провинциал, турист из Акрона, штат Огайо.

— Ах, вот оно что! Сказать по правде, я тоже от него далеко не в восторге!

— И я тоже. — Честно говоря, меня не интересовало, чем Гай не понравился Тодду. Мне было любопытно, что в нем привлекло Кэсси. Мне не терпелось ее увидеть. Почему-то я за нее сильно беспокоилась. — Они все довольно своеобразные люди, тебе не кажется? Думаю, Хайни Мюллер был среди нас самым здравомыслящим человеком. В нем есть что-то очень притягательное…

— Вот это да! — изумился Тодд, открывая дверь. — Ты видишь то, что вижу я?

Я посмотрела туда, куда смотрел Тодд: на кофейном столике, возле корзины с цветами, стояла огромная ваза с великолепными фруктами.

— Как я могла ее не заметить?

— Видела ли ты когда-нибудь что-либо подобное? Взгляни на этот виноград. — Он отщипнул одну ягодку и положил ее в рот. — Очень вкусно! Попробуй.

Я тоже положила в рот ягодку.

— Не знаю… по-моему, он немного горький.

Мне казалось, что Тодд уже уснул, но неожиданно он повернулся ко мне и спросил, что я думаю по поводу вазы с фруктами — было ли это обычным элементом гостиничного сервиса или визит Сюзанны поднял наш рейтинг настолько, что администрация решила оказать нам знак внимания?

— Нет, — ответила я. — Причина в тебе. Они узнали, что ты коронованная особа, путешествующая инкогнито, — король[2]. Король Огайо.

— Ха! А ты думаешь, что это не так? — поинтересовался он.

Вообще-то мне было наплевать, почему они вздумали прислать нам фрукты. Я думала о Кэсси.

Кэсси сидела возле окна спальни и вглядывалась в ночь. Когда «феррари» Гая с ревом въедет в ворота, она прыгнет в постель и притворится, что спит. Ей не терпелось узнать, как прошел вечер, как дела у Баффи и Тодда, но она ни за что не станет у него об этом спрашивать. Должно быть, Баффи обижена на нее. Может, к утру она будет выглядеть не так ужасно и тогда…

Кэсси осторожно потрогала лицо. Щека все еще болела. Она отправилась в ванную, зажгла свет и, глядя в зеркало, стала изучать нанесенный ее внешности ущерб. Зеркало было беспристрастно: лицо дуры — вот что она увидела. Ей захотелось разбить его! И зеркало, и лицо. Но лицо и без того уже немало пострадало.

В ту ночь она ожидала его дома для положенного один раз в месяц совокупления. Горел тусклый свет. Он вошел в комнату, посмотрел ей прямо в глаза. На его лице, как и обычно в последнее время, застыло злобное выражение. Свирепым взором он окинул ее с головы до ног. Она затаила дыхание, и в какое-то мгновение ей показалось, что она может задохнуться.

Он медленно подошел, остановившись в одном дюйме от нее. Медленно, не прикасаясь к ней руками, он стал тереться о нее низом живота. Затем так же медленно, равнодушно, скинул пиджак, расстегнул сорочку с монограммой и потянулся к молнии на брюках. Когда он запустил руки ей под халат, у нее во рту пересохло. Затем он толкнул ее к стене, она поскользнулась и пока падала, его рука проехалась по ее скуле… Наутро она не смогла выйти на работу, а вечером была вынуждена отказаться от встречи с Баффи и Тоддом. Ее подбитый глаз горел и из ярко-красного превращался в фиолетово-коричневый.

Сколько дней жизни потратила она на зализывание ран? Сколько еще пройдет месяцев, сколько лет, прежде чем она нанесет ответный удар? Прежде чем кончится ее терпение? Прежде чем она бросит его? Стоило ли столько выносить, чтобы доказать матери свою правоту? Или чтобы самой стать матерью? Да и какого отца предложит она будущему ребенку? Это жестокое чудовище? Разве стремление утереть нос матери и родить ребенка возобладало в ней над разумом и гордостью? Это стремление разрушило ее. Но все же она не находила в себе сил противостоять ему.

Вспомнив о Кэсси, я совсем потеряла сон. Тодд тоже не спал. Повернувшись ко мне, он сказал:

— Какие красивые апельсины. Большие, как грейпфруты. Тебе не хочется попробовать?

Я улыбнулась в темноте:

— Я лучше подожду до утра.

Тогда он забрался на меня и навалился всем телом так, что я не могла вздохнуть. От смеха я едва могла говорить. Наконец я взмолилась о пощаде:

— Ну хорошо, съем твой дурацкий апельсин.

— Вот так-то лучше, — заключил Тодд, но подавать мне апельсин не стал. Вместо этого он уткнулся носом в мою шею и произнес: — Завтра с утра я опять иду смотреть торговые центры. Почему бы тебе не проведать Кэсси?

Он тоже думал о Кэсси. Я поняла, почему Хайни Мюллер выбрал Тодда своим шафером. Хайни Мюллер действительно очень умный человек.

32

На следующее утро Кэсси решила опять не выходить на работу. Она делала вид, что спит, пока Гай не ушел из дома. Тогда она встала и прямо в халате поплелась на кухню. На столе лежала записка, оставленная Гаем, в которой говорилось, что вечером Клео и Лео устраивают вечеринку в честь Баффи и Тодди. И ни слова больше. Ни о синяке на ее лице, ни о ее присутствии на упомянутом приеме.

Может, стоит попробовать? Нет, она обязательно пойдет на прием. Хорошенько запудрит синяк и наденет большие темные очки. В конце концов, никого здесь не удивишь темными очками вечером. Многие их носят. Голливуд есть Голливуд.

Вот только готова ли она к встрече с Баффи? Сможет ли выдержать ее проницательный взгляд? Баффи не просто смотрела прямо в лицо своими зелеными глазами она добиралась до самого сердца. Она обладала шестым чувством, даром ясновидения.

Поставив на огонь кофе — единственное, что принимал ее желудок — она занялась стиркой: отделила белые вещи от цветных, положила их в машину, дождалась, пока она заполнится водой, и засыпала порошок. Пока белье стиралось, у нее было время выпить кофе и пропылесосить полупустую гостиную.

Но только она достала из шкафа пылесос, как раздался звонок в дверь. Она вздрогнула. В эту дверь никто никогда не звонил. Вероятно, это был сборщик пожертвований. Или почтальон принес заказное письмо. Она решила не открывать, а дождаться, пока незваный гость уйдет.

Раздался еще один звонок. Придется ответить, чтобы побыстрее избавиться от посетителя. Прижав руку к синяку, она подошла к двери. Но, открыв ее, чуть не лишилась дара речи. Баффи!

Забыв о синяке, она опустила руку и широко распахнула дверь.