«Если», 2012 № 08 - Журнал «Если»

Экспансия вполне может стать нашей лебединой песней. Началом нашего заката.

А может быть, и нет. Кто знает?

Я пишу это потому, что такое может произойти. Письмо, запечатанное в бутылку времени.

Идея принадлежала Кай: когда я скажу все, что хотел сказать, я помещу это послание в капсулу и запущу ее в космос, в межзвездное пространство, подальше от всех солнц и планет, чтобы она без риска уничтожения плыла из века в век… Вероятность ее потери велика, но все-таки ее могут подобрать представители какой-нибудь из рас, которые придут нам на смену в бесконечном чередовании разумной жизни.

Например, ты и твои сородичи.

Так что мое послание предназначено тебе, сыну другой разумной расы, унаследовавшей от нас космос. Чтобы ты нашел его спустя миллионы лет, когда нас уже не станет, когда нас поглотят безмерная Вселенная и неостановимая сила Жизни, чтобы ты открыл его — и задумался.

Чтобы ты был осторожен в своей гордыне завоевателя и хозяина Вселенной.

Пусть это предупреждение окажется полезным для тебя.

Вот теперь я почти закончил. Но прежде чем окончательно завершить свое послание, хочу еще шепнуть тебе кое-что на ушко. Потому что любой опыт будет бесполезен, если им не с кем поделиться.

Вещи редко бывают такими, какими выглядят. Это всем известно. Но Кай-Вон-Тильм оказалась именно такой, как я ее себе представлял, и даже еще лучше… Ариам так и не понял, какую женщину он потерял, уступив ее мне.

Конечно, Кай на него нисколько не сердится. По крайней мере она так утверждает, и я предпочитаю ей верить. Она нежная, заботливая и любящая… И она благодарна мне (а уж благодарить-то она умеет!) за то, что я поддержал ее, когда она осталась совсем одна.

Кстати, она заявляет, что те две безумные ночи, которые провела со Счастливчиком, абсолютно ничего не значили. Она клянется, что таких ночей было всего две. И будто она пошла с ним тогда лишь потому, что устала ждать, когда я признаюсь ей в любви… как тебе это, а?

Да, Жизнь и Вселенная никогда не перестанут преподносить нам сюрпризы.

И женщины тоже…

Можно сказать, что это — их Проклятая Склонность.

И может, подобное тоже проявление эволюционного застоя, но мне это по душе.

Настолько, что порой даже знание, что мы приговорены к исчезновению, честно говоря, уже особенно не тревожит.

Перевел с испанского Владимир ИЛЬИН

© Yoss. El Sindrome de Shangri-La XIV. 2009–2011. Печатается с разрешения автора.

Ян Кризи

Дороже золота

За три дня до соревнований, дождавшись, когда Делрой закончит разминку после тренировочного забега, тренер вызвал его к себе для разговора. Делрой сразу же понял, что речь пойдет о чем-то важном. Работа Мичито, которой способствовала искусственно улучшенная эмпатия, означала исключительную чувствительность к настроениям подопечного, чтобы помочь ему добиться наилучшего результата. Временами эта сонастроенность делалась взаимной, и сейчас Делрой различал на лице Мичито редкое для того волнение.

— Прогноз на день забега наконец-то определился, — сообщил Мичито. — Температура идеальная. Влажность идеальная. Скорость ветра чуть-чуть меньше допустимого предела. Направление ветра…

— Идеальное? — перебил Делрой.

— Всю дорогу в спину! — Мичито расплылся в восторженной улыбке. — Это последнее, чего нам не хватало. Ты в отличной форме, погода будет лучше некуда, мы на две тысячи метров выше уровня моря, — Мичито повел рукой вокруг, словно собирая воедино множество других факторов, способных повлиять на результат, — и все это сводится к одному!

— Я выиграю забег? — Делрой не понимал ликования Мичито: погода ведь будет одинаковой для всех участников.

— Да, но это неважно. Победа — ничто; у тебя есть шанс установить рекорд!

Мичито остановился, дожидаясь, пока сказанное дойдет до атлета. Высшие спортивные достижения были темой, которую спортсмены и их тренеры обычно не обсуждали, ведь рекорды держались так долго, что побить их было практически невозможно. Время забега на сто метров для мужчин оставалось в значении 8,341 секунды на протяжении последних семидесяти лет.

Делроя пронизал поток радости, мышцы напряглись, словно бы уже готовясь к выстрелу стартового пистолета.

— Правда? Мировой рекорд?

— Да, единственный и неповторимый! Бесценный, дороже золота!

Возбуждение выплескивалось из Мичито, заражая Делроя, чья ответная реакция, в свою очередь, передавалась тренеру, так что между ними образовался некий замкнутый контур. Это действовало почти как наркотик. И правда, Делрой никогда не испытывал ничего настолько близкого к опиуму, как этот головокружительный поток. Настоящих наркотиков ему за всю жизнь пробовать не доводилось ни разу — на этот счет правила были очень строги, равно как и в отношении множества других вещей.

Мичито внезапно возвратился к своей обычной серьезности.

— Шанс есть, я сказал. Настоящий шанс. Но только если все пойдет гладко, как перышко ангела. Нам нужно абсолютное совершенство! Не должно быть никаких отклонений, ничего отвлекающего.

Что-то в этом роде он говорил всегда накануне серьезного забега, и все же на этот раз все его поведение указывало на нечто большее, чем просто строгий режим.

— Я думаю, — продолжал Мичито, — будет лучше, если ты этой ночью не возвратишься на виллу, а останешься здесь, на тренировочной площадке. Здесь надежнее контроль, гораздо меньше риска…

— Да что со мной случится?

— Я хочу, чтобы ты был подальше от людей, и здесь это легче устроить. Поживешь затворником, не встречаясь ни с кем, кроме своей команды тренеров. Неприятно, понимаю, но это ведь всего на три дня.

Делрой поморщился, однако спорить не стал. Мичито виднее, Помимо обычных настроек здоровья и внешней привлекательности, главным искусственным улучшением Мичито была сверхъестественная эмпатия, позволявшая предугадывать реакцию Делроя и таким образом определять оптимальные условия для достижения успеха. Если он чувствовал, что затворничество необходимо — значит, необходимо. Это всего лишь еще одна строчка в программе, которой Делрой следовал всю свою жизнь.

Программа имела две фазы, привычные для Делроя, как две его ноги. Порой, когда он отрабатывал на дорожке шаговые схемы, программа с каждым шагом стучала у него в мозгу: левая, правая, левая, правая — забег, тренировка, забег, тренировка…

— Это больше, чем любая медаль, — продолжал Мичито. — Олимпийские игры — как луна, которая постоянно висит в небе и прибывает раз в четыре года, а рекорд — это комета, она всего лишь раз вспыхивает на небосклоне и исчезает навсегда. Это, может быть, единственный случай за твою карьеру, когда совместились все нужные условия; такой шанс вряд ли когда-нибудь выпадет! Но если мы смогли предсказать эту возможность, то сумеют и другие. Теперь, когда погода определилась, все уже знают, что ты попытаешься побить рекорд. Журналисты будут роиться вокруг тебя, как пчелы. Ведь это величайшее спортивное событие за целое десятилетие, и к тому же речь не только о спорте…