Безответная любовь - Рюноскэ Акутагава

назад и стал переводить взгляд с одного на другого. Вокруг стола сидело шесть человек, людей уже немолодых, живших когда-то вместе в университетском общежитии. Место встречи – второй этаж китайского ресторана «Тототэй» в Хибия, время – дождливый июньский вечер. Разумеется, Фудзии изрек это, когда наши лица уже раскраснелись от выпитого.

– Когда Вада похвастался мне, я с особой остротой почувствовал, как много изменилось с тех времен, – весело продолжал свой рассказ Фудзии. – Ведь это же наш Вада с медицинского факультета, который участвовал в соревнованиях по дзюдо, был зачинщиком битья посуды в столовой, чтобы заставить повара лучше готовить, поклонником Ливингстона, даже в самые морозные дни ходивший в летнем кимоно, в общем, был в наших глазах героем, правда? И вот теперь он обзаводится гейшей. Зовут ее Оэн, она с Янагибаси.

– Ты теперь другие заведения посещаешь? – неожиданно вмешался в разговор управляющий отделением банка Иинума.

– Другие заведения? Почему?

– Ты, должно быть, взял с собой Ваду и тот встретился с гейшей, верно?

– С чего ты взял? Разве я брал с собой Ваду? – с победоносным видом поднял брови Фудзии. – Это случилось в прошлом месяце, какой же это был день? Понедельник или вторник. Мы давно не виделись с Вадой и вдруг встречаемся, он предлагает пойти в Асакусу. В общем, Асакуса мне не особенно по душе, но туда предлагает пойти мой старый приятель, и я послушно соглашаюсь. Был полдень, и мы отправились в шестой квартал.

– Куда же вы пошли, в кинематограф? – опередил я на этот раз остальных.

– В кинематограф еще бы ничего, нет, мы пошли покататься на карусели. Да к тому же еще сели верхом на деревянных лошадок. Вспоминая сейчас о происшедшем, я понимаю, что это было дурацкое предприятие. Но карусель предложил не я. Этого захотел Вада, и я решил немного покататься с ним за компанию. Но он не получил от этого никакого удовольствия. При несварении желудка, как, например, у Ногути, на карусели лучше не кататься.

– Вы же не дети. Зачем нужно было садиться на этих деревянных лошадок?

Профессор университета Ногути, с наслаждением жуя приготовленное по-китайски иссиня-черное яйцо Сунхуа, презрительно рассмеялся. Однако Фудзии, время от времени снисходительно поглядывая на Ваду, самозабвенно продолжал свой рассказ:

– Вада сидел на белой лошадке, я – на красной, и вот когда мы начали крутиться вокруг оркестра, я подумал: чем, интересно, кончится вся эта затея? Зад подскакивает, голова кружится, весь в напряжении, чтобы не свалиться. Но, несмотря на все это, среди стоящих за перилами карусели зрителей я вдруг замечаю женщину, по виду гейшу. Мертвенно-бледная, глаза затуманены слезами, удивительно грустное лицо…

– Коль скоро ты все это разглядел, значит чувствовал себя прекрасно. Очень сомневаюсь, что так уж у тебя кружилась голова, – снова выразил сомнение Иинума.

– Разве я не сказал: «несмотря на все это»? Так вот, передо мной стоит изящная женщина, точно сошедшая с иллюстрации из романа о жизни квартала публичных домов, причесанная, конечно, в стиле «бабочка», на ней прекрасное шелковое кимоно в бледно-голубую полоску и шелковое оби с красивым рисунком. Что делает здесь эта женщина? – думаю я. И вдруг она скользнула взглядом по моему лицу и приветливо улыбнулась. Ух ты! – я даже удивиться этому не успел. Сидя на деревянной лошадке, я уже промчался мимо женщины. Кто же она? – подумал я, но тут перед моей красной лошадкой появился оркестр…

Мы дружно рассмеялись.

– Второй раз повторяется то же самое. Женщина снова приветливо улыбается. Но вижу я ее лишь мгновение. Перед моими глазами проносятся одни и те же картины, лошадки скачут, коляски подпрыгивают, труба трубит, барабан бьет. На что это похоже? – подумал я. Эта карусель символизирует нашу жизнь. Мы все в настоящей жизни мчимся на таких же деревянных лошадках, случайно встречаясь иногда с тем, что именуется счастьем, но, так и не ухватив его, сразу же проносимся мимо. Если же все-таки хотим попытаться ухватить его, нужно не раздумывая соскочить с деревянной лошадки…

– Ты хочешь сказать, что соскакивать не стал? – с издевкой спросил главный инженер электрической компании Кимура.

– Оставь свои шуточки. Философия есть философия, жизнь есть жизнь… Ну так вот, пока я думаю обо всем этом, мы несемся по кругу в третий раз, и представьте себе, что происходит. Я вдруг обнаруживаю – и это поражает меня, – женщина улыбалась, как это ни печально, не мне. А зачинщику битья посуды, поклоннику Ливингстона, etc, etc…[47] – в общем, Ваде Рёхэй.

– Так или иначе, это твое счастье, что ты не последовал своей философии и не соскочил с лошадки, – сказал молчавший до сих пор Ногути.

Однако Фудзии по-прежнему был поглощен своим рассказом.

– Оказавшись перед женщиной, Вада тоже радостно поклонился ей. Поклонился так низко, что подались вперед колени, сжимавшие бока белой лошадки, и стал болтаться галстук.

– Ври больше, – нарушил молчание Вада. Он уже давно, криво ухмыляясь, потягивал водку.

– Что, разве я когда-нибудь вру?.. Но это бы еще ничего. Когда карусель наконец остановилась и мы сошли с нее, Вада, точно забыв о моем существовании, разговаривал только с этой женщиной, не было этого? А та без конца повторяла: сенсей, сенсей. Я же оказался третьим лишним.

– В самом деле, забавная история, – обернулся Иинума к сидевшему рядом с ним Ваде, тыча серебряной вилкой в лежавшее на блюде акулье филе, – послушай, может быть, в таком случае все расходы за сегодняшнюю нашу встречу ты возьмешь на себя?

– Глупости все это. Та женщина – содержанка одного моего приятеля, вот и все, – резко бросил Вада, опираясь локтями о стол. Его лицо было более загорелым, чем у остальных. И он не был похож на горожанина. К тому же его коротко стриженная голова выглядела как огромный булыжник. Еще в давние времена во время школьных спортивных соревнований он, повредив левый локоть, все же смог уложить пятерых противников. Этот его давний героический облик в чем-то сохранился, хотя сейчас он был одет по моде – в черном пиджаке и полосатых брюках.

– Иинума, уж не твоя ли это содержанка? – с пьяной улыбкой спросил Фудзии, посмотрев на него исподлобья.

– Возможно, – холодно парировал Иинума и снова повернулся к Ваде. – Кто же этот твой приятель?

– Вакацуки, он коммерсант. Никто из вас не знает его? Окончил Кэйё или еще какой-то университет, сейчас имеет свой банк. Он примерно нашего возраста. Белокожий, глаза красивые, короткие усы – в общем, элегантный красавец-мужчина.

– Вакацуки Минэтаро, стихи подписывает Сэйгэй, да? – вмешался я в разговор.

Дней пять назад с этим коммерсантом Вакацуки я