Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом - Карр Джон Диксон

И это — пробный камень. Когда Челленджер угрожает судебным преследованием телефонной компании за то, что его телефон звонит в то время, когда он хочет, чтоб его не тревожили, он так же хорош, как и в тот миг, когда с важным видом расхаживает среди женщин-обезьян. Челленджер и его друзья все несут с энергией своего создателя. Они восхищали бы нас, даже если бы только отправились на однодневную экскурсию в Маргит. Конечно, в Маргите что-нибудь произошло бы. Об этом позаботился бы Челленджер. Но само признание нами этого факта, наша ухмылка в ожидании и воображении этого показывают, что он из плоти и крови: нестареющий, как Микобер и Тони Веллер.

В канун Рождества в «Уиндлшеме» в последний раз в Сассексе можно было увидеть обычай многовековой давности. Участники рождественской пантомимы с драконом, в серебряных доспехах исполнили в бильярдной пьесу чудес. От ламп в розовых абажурах падал свет на пляшущих и гримасничавших участников представления. Джин и ее муж поднимали на руки маленьких детей, чтобы им было лучше видно. Тем временем он занялся фиктивными фотографиями, которые он обещал Гринхоу Смиту.

«Что вы думаете об этом?» — с гордостью спрашивал он.

С огромной черной бородой, с приклеенными бровями и в парике, он смотрелся на фотографии, как профессор Челленджер. Была еще одна фотография, где он изображен сидящим среди друзей, олицетворявших Рокстона, Саммерли и Малоуна. Но портрет крупного плана, на котором он был увенчан шелковой шляпой, должен был представлять Челленджера в качестве иллюстрации в «Странде».

«Характерен хмурый взгляд», — написал он Гринхоу Смиту 9 февраля 1912 года. «Сердитый взгляд Конанов» — так называет это сэр Вальтер Скотт в конце одного из своих романов.

Гринхоу Смит был встревожен. Он сказал, что такая маскировка, хотя она и достаточно ужасна, может быть раскрыта, и журнал попадет в беду за обман. «Ну хорошо, — согласился Конан Дойл три дня спустя. — Ни слова о фотографии проф. Ч. Я начинаю осознавать мою собственную дерзость. В конце концов, это не я. Я всего лишь блок, на котором построена воображаемая фигура. Но не отдавайте ее».

В то же время он был так доволен своей маскировкой под Челленджера, что решил ее на ком-нибудь испытать. Милях в тридцати, в поместье брата Вилли сэра Хорнанга, в Вест-Гринстед-Парке, жили Хорнанги с сыном Оскаром. Очевидным шагом, подумал он, было бы попробовать ее на Вилли.

Это привело к неприятностям. Объявив, что он является герром доктором Некто, этот косматый призрак во весь свой рост появился в дверном проходе. Он сказал, что он — друг герра доктора Конан Дойла, и не согласится ли герр Хорнанг принять его?

К счастью или к сожалению, Хорнанг был близорук. Более того, он привык к тому, что другом его зятя мог быть кто угодно — от бродяги до премьер-министра. Он его шумно приветствовал. И посетителю, громко выговаривавшему длинные предложения по-немецки, на протяжении нескольких минут удавалось играть свою роль. А потом Хорнанг рассердился. Указав гостю на дверь, он поклялся, что никогда этого не простит. Герр доктор в его шелковой шляпе с трясущимися от смеха плечами с позором удалился.

Это была одна сторона его жизни. А теперь, с приближением 1912 года, давайте взглянем на другую ее сторону.

Сплошная лихорадка, состоявшая из работы, полемики и активности. Ассоциация за реформы в Конго одержала победу при преемнике короля Леопольда, молодом и резко от него отличавшемся короле Альберте. Конан Дойл уже изменил свои взгляды и высказался в поддержку гомруля для Ирландии. «В 1905 году я говорил, — писал он, — что гомруль может прийти только со временем и что это будет безопасно лишь с изменением экономических условий и прежде всего после того, как местные представительские институты пройдут надлежащее испытание. Мне кажется, что сейчас эти условия в достаточной мере выполнены».

В 1912 году он присоединился к Союзу за реформы бракоразводного процесса, который выступал против церкви и палаты общин за некоторое изменение примитивных английских законов о разводе. В том же году он оказал гостеприимство Совету Британской медицинской ассоциации, которая проводила свою ежегодную конференцию в «Уиндлшеме». По предложению лорда Нортклиффа, который сказал, что он — единственный лидирующий представитель спорта, который сможет это сделать, он взял на себя бремя объединения двух несогласных друг с другом фракций и сбора средств для того, чтобы лучше подготовить британских спортсменов к Олимпийским играм 1916 года. То была сложная дипломатия, вызывавшая раздражение. Это продолжалось целый год, и от этого с отвращением отказался бы кто-нибудь менее упорный. Но самое главное, он опять начал разрешать тайну убийства и добился освобождения невиновного человека. И в этом мы ясно видим то, что Роберт Льюис Стивенсон однажды назвал «белым знаком отличия Конан Дойла».

Вот какими были обстоятельства дела об убийстве, взятые как будто из грез в духе Де Куинси. Все произошло за три с лишним года до этого.

Представьте себе тихую боковую улочку в Глазго; декабрь, семь часов вечера; в тумане дождя мерцает свет газовых фонарей. На некотором удалении справа от вас, когда вы поворачиваете с улицы Куинс-Кресент, расположен дом номер 15 по Куинс-Террас.

Мисс Мэрион Джилкрайст, восьмидесятитрехлетняя зажиточная пожилая леди, до 1908 года жила там уже давно. Все, кто приходил к мисс Джилкрайст, сначала открывали уличную дверь и проходили лестничный пролет к двери ее квартиры, которую она запирала на два замка. Не упакованными в коробки мисс Джилкрайст хранила в незанятой спальне на виду или спрятанными среди одежды в гардеробе драгоценности на сумму в три тысячи фунтов. Она договорилась с господином Артуром Эдамсом, который жил в том же доме в квартире внизу и столовая которого находилась под ее столовой, что она будет стучать ему в потолок, если что-то вызовет ее беспокойство или понадобится его помощь.

«Она никогда не боялась, что кто-нибудь причинит боль ей лично, — показал бывший слуга. — Но она испытывала большой страх оттого, что в квартиру может кто-то проникнуть».

Вечером 21 декабря 1908 года пожилая леди находилась у себя в квартире с одной прислугой, девушкой двадцати одного года по имени Хелен Лэмби.

Теперь смотрите, что произошло.

Большие напольные часы в холле квартиры бьют семь. Хелен Лэмби вышла, чтобы выполнить небольшое поручение. На двери квартиры — два запатентованных замка (запатентованный замок был предшественником пружинного замка; его можно было открыть изнутри). Хелен Лэмби запирает за собой дверь и берет оба ключа. Пожилая леди остается одна в столовой, душной комнате, увешанной картинами в позолоченных рамах. Надев очки, мисс Джилкрайст сидит за столом спиной к камину и читает. Еще одна газовая горелка в синем абажуре горит в холле. За какие-то десять минут происходит убийство.

По соседству, в своей столовой, которая находилась как раз под столовой мисс Джилкрайст, сидел господин Артур Эдамс с сестрами Лаурой и Ровеной. Они услышали глухой удар в потолок, а потом три отчетливых стука. Лаура Эдамс обратила на это внимание брата.

«Она предложила вам подняться и посмотреть, что происходит?» — спрашивали его позднее.

«Она тут же послала меня наверх».

Господин Эдамс, который был музыкантом, выскочил в такой спешке, что забыл очки. На улице было холодно, продолжал идти дождь. Входная дверь дома была приоткрыта. Он пробежал по лестничному пролету к двери квартиры мисс Джилкрайст и три раза сильно потянул за веревку звонка. Никакого ответа, тихо, как в гробу.

Но сквозь длинную стеклянную панель на обеих сторонах двери господин Эдамс мог видеть синий газовый фонарь, который горел в холле. Через несколько мгновений он услышал, как ему показалось, из кухни какие-то неясные шумы и подумал, что дома была девушка-служанка. «Показалось, — говорил он, — что кто-то нарубает щепки — такие несильные удары».

Стук и стук! Несомненно, это Хелен Лэмби рубила дрова для кухонной печки и не позаботилась ответить на звонок в дверь. Господин Эдамс опять спустился вниз.