Ночные ведьмы - Раиса Аронова

12 и 13 августа

В ожидании, когда Сашок окончательно выздоровеет, мы два дня отдыхали. Купались в море, стирали, готовили машину для большого броска в Белоруссию.

Удивительно, даже здесь, в Скадовске, встретили человека, который каким-то образом был связан с боевой работой нашего полка. Хозяин дома, Алексей Ефимович Дадулов, снабжал нас, оказывается, бомбами, когда мы воевали в Крыму в составе 8-й воздушной армии.

— Такие ненасытные были, все давай им и давай, — вспоминает он. — Не успеешь привезти машину, как ваши девчушки, вооруженцы, мигом, словно муравьи, все растащат. А инженер по вооружению — как же ее фамилия-то?..

— Стрелкова Надежда Александровна.

— Да, да. Она та-ак на нас покрикивала! Только я слышишь, бывало; «Мало, еще! Шевелитесь быстрей!» А вот летчиц ваших почти не приходилось видеть на аэродроме. Говорили, что они не вылезали из самолетов всю ночь.

Это верно. Особенно в ночи-максимум, когда штаб дивизии требовал сделать как можно больше боевых вылетов. Все летали тогда «по возможностям и по способностям». Начальник штаба полка Ирина Ракобольская или ее заместитель Аня Еленина подходили к только что севшему самолету, принимали доклад у экипажа прямо из кабины, записывали. В это время вооруженцы подвешивали бомбы, техники заправляли самолет горючим. Через 4—5 минут экипаж уже опять взлетал. В такие ночи нам привозили на старт второй ужин. Но мало кто притрагивался к нему. Некогда, да и не хотелось есть. «Быстрей, быстрей!» — торопила внутренняя напряженность. Помню, как-то еще на Тамани в одну из таких ночей-максимум у меня с самолетом произошла какая-то заминка. Выпали свободные минуты, и нам со штурманом предложили пойти доужинать. Подошли мы к столику, где сидела повариха из БАО с кастрюлями. Глядим — она плачет.

— Что случилось? Вас обидели?

— Конечно, — сквозь слезы отвечает она. — Я напекла таких хороших оладьев, а никто не хочет есть. Кому ни предложу, все отмахиваются.

— Не огорчайтесь, в завтрак съедим.

— Тогда они не такие уж вкусные будут…

14 августа

В десять утра покинули Скадовск.

Сейчас выедем на трассу и опять начнем отсчитывать километры боевого пути полка. Красная нить на карте проходит через Мелитополь, Харьков, Курск, Орел и завязывается узелком в Сеще. В этом узелке памяти — почти целый месяц фронтовой жизни. Но ни сегодня, ни завтра развязать узелок не удасться — до Сещи около полутора тысяч километров.

Нас теперь в машине пятеро. Прибавился Сашок и маленький черный котенок, приблудный какой-то. При посадке сын протащил его в машину контрабандой, в коробке. Узнали об этом уже в пути. Пришлось согласиться — не выгонять же пассажира в поле. Но пока доехали до шоссе, котенка сильно укачало, он лежал на сиденье бездыханным трупом. Порешили оставить его на кухне придорожного ресторанчика, до Белоруссии он не дотянет с таким вестибулярным аппаратом.

День очень жаркий. Окна машины открыты, ветер отчаянно треплет волосы, водитель жмет педаль газа, и мы несемся на скорости сто десять километров.

— Как на самолете! — доволен Сашок.

— Папа воображает, наверное, что у него в руках штурвал ИЛа, — предполагаю я.

— Вы же летели тогда в Белоруссию тоже с такой скоростью, — оправдывается Леша.

Да, летели… Как мы говорили тогда — «на вторую войну». Я внимательно рассматривала проплывающую под самолетом землю. Даже пышная майская зелень не смогла прикрыть ее изуродованное войной лицо. Развалины, пепелища, воронки, траншеи… Но заметно было, что тут уже начали приводить землю в порядок, как терпеливая хозяйка прибирает в доме после налета непрошеных буйных гостей. Зеленели огороды, распахивались поля, кое-где блестели свежесрубленные бревенчатые стены хат. Здесь жизнь пускала первые послевоенные ростки.

А там, в Белоруссии, пока еще сидели непрошеные гости. Страна-хозяйка готовила хорошую новую метлу для них.

Мотор неожиданно закашлял, скорость упала, и мы остановились среди голой степи. Кончился бензин.

Хорошо, что есть запас в канистре. Леша вышел из кабины, полез в багажник. В это время мимо нас проезжала полуторка с визжащими пассажирами — полный кузов свиней. И надо же было так случиться, что в момент, когда грузовик поравнялся с нами, одна здоровенная хавронья, проломив загородку, вывалилась из кузова и, задев слегка ногой Леше за ухо, перелетела через нашу машину и шмякнулась в распаханную землю у дороги. Все это произошло настолько быстро, что мы не успели испугаться. Потерю быстро заметили, пострадавшего пассажира водворили на место. Совершенно нелепый случай чуть не закончился для нас трагически. Нам надолго хватило разговоров вокруг этой темы. Рассказывали о разных происшествиях, которые только случайно не оканчивались несчастьем. Примеры, понятно, брались в основном из фронтовых лет — мы опять уже настроились на военную волну.

— Каких только ситуаций не бывает в жизни. Вот у меня однажды… припомнился мне один эпизод.

Мы стояли в Слупе, в Восточной Пруссии. Там впервые стали летать с деревянного настила конструкции нашего командира полка Бершанской. С грунта-то нельзя было, грязь непролазная. Взлетаем мы однажды с Полиной. Ночью, с бомбами, конечно. Едва оторвались от «паркета», как мотор вдруг стал захлебываться. Будто у него сердечный приступ. А высота всего метров тридцать. «Падаем. Впереди овраг. Неизбежная катастрофа», — проносится в голове. В такой момент и летчика может инфаркт хватить. Но натренированный на всяких неожиданностях мозг не позволяет сидеть обреченно. Он моментально начинает посылать повелительные сигналы. Сектор газа! Рука проверяет — отдан полностью вперед. Зажигание! В порядке. Высотный корректор! На месте, не стронут. Что же еще? Поработай пока пусковым шприцем, впрысни хоть несколько капель горючего! Бензокран? Да не может быть, он всегда открыт, а по нечаянности его трудно перекрыть. Рука все-таки тянется. Закрыт?!. Да, почти закрыт. Быстро опускаю рычажок вниз. Мотор сразу облегченно вздыхает. Самолет, словно передумав кончать жизнь самоубийством, устремляется вверх… «Что было?» — спрашивает штурман. До этого она напряженно молчала, — в такие моменты летчику нельзя мешать. Я хотела было ответить, но не получилось, во рту пересохло.

— У тебя и сейчас, кажется, перехватило, — замечает Руфа.

— Да… Взлетать с бомбами на перекрытом бензокране… Кто-то из вас в рубашке родился, — полагает Леша.

— За время войны столько всякого случалось, что не хватило бы для всех рубашек, — справедливо отмечает моя подруга.