История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II - Коллектив авторов

Суждение мыслителя:

«Развитие народного образования, всецело использованное как орудие государственной пропаганды, служит… укреплению тоталитарного господства государственной власти над умами подданных… большевизм первый осуществил мрачное пророчество русского писателя Александра Герцена о грядущем «Чингисхане с телеграфами»». – С.Л. Франк. Советский империализм // Непрочитанное… М., 2001. С. 321–322.

Широкое празднования пятидесятилетия И.В. Сталина (21 декабря 1929 г.) открыло дорогу беспримерному советскому подхалимажу 1930–1940 гг., равного которому не было за всю историю России ни до, ни после. Система подхалимажа распространялась и на других начальствующих до тех пор, пока их не постигала репрессия их же власти. Все переименовывалось или именовалось заново – города, улицы, театры, пароходы, заводы, колхозы, горные вершины (в 1933 г. была покорена высшая точка СССР – пик Сталина на Памире, 7495 м; имя Ленина носила вершина пониже – 7134 метра, покоренная в 1934 г., имя Маркса – вершина еще ниже – 6726 м.

В 1931 г. ЦК принимает решение о школе, которое отменяет педагогические эксперименты 1920-х гг., вводит строгую дисциплину. Дело ученика – не заниматься с учителем, а слушать его, и не учиться думать, а просто зазубривать определенный набор фактов и выражений, чтобы повторить их на экзамене.

В том же 1931 г. Сталин в письме в редакцию журнала «Пролетарская революция» «О некоторых вопросах истории большевизма» объявляет, что поиском документов могут заниматься только «безнадежные бюрократы»; в истории же важны не источники, а правильная установка. С этих пор диктат Сталина в области идеологии становится непререкаемым.

В 1930-е гг. взаимоотношения совестливых и мыслящих людей, каковых в России было немало, и власти усложнились еще больше, усиливались репрессии, постепенно перешедшие в террор, еще более усиливался цензурный гнет. Речь уже не шла о возможности выразить свой протест и возмущение против несправедливости, но даже и просто остаться в стороне от свершавшихся трагических событий оказывалось все чаще невозможно. Большевицкая власть требовала активного соучастия в ее деяниях: не поднявший руку на общем собрании с требованием расстрела «врагов народа» завтра, а то и сегодня вечером мог бы занять его место в камере пыток. Эта сторона жизни наших соотечественников 30–40-х гг. ждет своего описания и осмысления. В такой общественно-политической ситуации тем ценнее не такие редкие случаи обращения к власти некоторых деятелей науки и культуры в защиту репрессированных. Немногочисленные случаи отказов от подписи с требованием репрессий в ситуации того времени могут рассматриваться как исповедничество и вольная жертва.

В 1930 г. вышла книга философа А.Ф. Лосева «Диалектика мифа» – последнее проявление свободной мысли в России, Лосев совершил беспримерный акт: сделал в книгу вставки, до того исключенные предварительной цензурой. 18 апреля 1930 г. Лосев был арестован, в следственном деле он значится как один из вождей «контрреволюционной монархической организации «Истинно-православная Церковь»». На XVI съезде ВКП(б) Л. Каганович назвал его «философом-мракобесом», «реакционером и черносотенцем». 12 декабря 1931 г. в газетах «Правда» и «Известия» печатается статья Горького «О борьбе с природой», где он называет энциклопедически образованного Лосева «малограмотным профессором», «опоздавшим умереть». К счастью, Лосев, пройдя через лагеря, выжил и пережил Горького больше чем на 50 лет, оставив многочисленные и многократно переиздававшиеся труды, объемом своим сопоставимые с не переиздающимся наследием Горького.

Нравственная деградация Горького – одного из вождей русской интеллигенции – очевидна: никакой писатель или мыслитель не стал бы так отзываться об арестованном оппоненте в дореволюционной России. Эта статья Горького, как и другие образцы его публицистики, давали сигнал, что попутчики большевиков отбрасывают те нравственные устои, которыми держалась Россия до революции независимо от образования и сословия: лежачего не бьют.

Большевицкая власть, играя не только на страхе, но и на алчности и тщеславии, безошибочно использовала систему и кнута, и пряника. В 1930 г. были учреждены ордена Ленина и Красной Звезды, было утверждено «Положение об обеспечении специальными пенсиями лиц, имеющих исключительные заслуги».

Относительное множество идейных и художественных течений, существовавших в конце 1920-х гг., замещалось монолитом единого всепобеждающего учения, причем и следование установке партии и власти не гарантировало от репрессий, поскольку менялась конъюнктура, колебалась сама линия партии и не все, даже те, кто желали, успевали колебаться вместе с ней.

В апреле 1932 г. решением ЦК прекращается деятельность всех литературно-художественных объединений, в том числе партийно-комсомольских. Создается единый Союз советских писателей, который на своем съезде в 1934 г. славословит Сталина, клянется в верности партии и провозглашает единый литературный стиль – социалистический реализм.

Для понимания культурной и общественной политической ситуации середины 30-х и последующих годов неоценимую роль играет стенографический отчет Первого всесоюзного съезда советских писателей, проходившего в августе 1934 г. На съезде присутствовало 377 делегатов с решающим голосом и 220 с совещательным. Среди них подавляющее большинство – члены ВКП(б) или ВЛКСМ. Среди небольшого числа беспартийных – поэты Н. Асеев и И. Бабель, один из старейших русских писателей В. Вересаев, М. Горький, В. Катаев, Л. Леонов, С. Маршак, Б. Пастернак, Б. Пильняк, М. Пришвин, С. Сергеев-Ценский, Ю. Тынянов, К. Федин, К. Чуковский – то есть как раз те, кто с большим или меньшим правом и мог считаться писателем в полном смысле этого слова.

Через несколько лет такие делегаты съезда, как Исаак Бабель, Артем Веселый, Борис Корнилов и ряд других станут жертвами репрессий. А крупнейшие русские писатели и поэты – Булгаков, Ахматова, Мандельштам и вовсе не оказались в числе делегатов съезда. На съезде присутствовали сорок иностранных писателей из разных стран, в том числе испанец Рафаэль Альберти и француз Луи Арагон. Согласно мандатным данным, 42,6 % происходило из крестьян, 27,3 % – из рабочих, 12,9 % – из «трудовой интеллигенции», 2,4 % – из дворян, а 1,7 % – из «служителей культа». На съезде были представлены 52 национальности, среди которых на первом месте русские (201), далее евреи (112), грузины (28) и украинцы (25).

Документ

На Съезде писателей иностранным гостям подпольно раздавалась листовка, составленная не позднее 20 августа 1934 г. (полный текст): «Мы, группа писателей, включающая в себя представителей всех существующих в России общественно-политических течений, вплоть до коммунистов, считаем долгом своей совести обратиться с этим письмом к Вам, зарубежным писателям. Хотя численно наша группа и незначительна, но мы твердо уверены, что наши мысли и надежды разделяет, оставаясь наедине с самим собой, каждый честный (насколько вообще можно быть честным в наших условиях) русский гражданин. Это дает нам право и, больше того, обязывает нас говорить не только от своего имени, но и от имени большинства писателей Советского Союза. Все, что услышите и чему вы будете свидетелями на Всесоюзном писательском съезде, будет отражением того, что вы увидите, что вам покажут и что вам расскажут в нашей стране! Это будет отражением величайшей лжи, которую вам выдают за правду. Не исключается возможность, что многие из нас, принявших участие в составлении этого письма или полностью его одобрившие, будут на съезде или в частной беседе с вами говорить совершенно иначе. Для того, чтобы уяснить это, вы должны, как это [ни] трудно для вас, живущих в совершенно других условиях, что страна вот уже 17 лет находится в состоянии, абсолютно исключающем какую-либо возможность свободного высказывания. Мы, русские писатели, напоминаем собой проституток публичного дома с той лишь разницей, что они торгуют своим телом, а мы душой; как для них нет выхода из публичного дома, кроме голодной смерти, так и для нас… Больше того, за наше поведение отвечают наши семьи и близкие нам люди. Мы даже дома часто избегаем говорить так, как думаем, ибо в СССР существует круговая система доноса. От нас отбирают обязательства доносить друг на друга, и мы доносим на своих друзей, родных, знакомых… Правда, в искренность наших доносов уже перестали верить, так же как не верят нам и тогда, когда мы выступаем публично и превозносим «блестящие достижения» власти. Но власть требует от нас этой лжи, ибо она необходима, как своеобразный «экспортный товар» для вашего потребления на Западе. Поняли ли вы, наконец, хотя бы природу, например, так называемых процессов вредителей с полным признанием подсудимыми преступлений ими совершённых? Ведь это тоже было «экспортное наше производство» для вашего потребления.